Её встревожил то ли писк,
то ль шорох...
Подкралась к свёртку очень осторожно,
Толкнула носом - Это же ребёнок!
Обычный человеческий
детёныш!
И сразу болью отозвалась
лапа,
И загорел огнём обрывок
уха,
И в памяти опять апрель закапал,
И рык утробный народился
глухо.
Она схватила свёрток
грубовато...
И, вроде, снова загремели
ружья,
И, кажется, погибшие
волчата,
Вдруг, как живые, встали
рядом дружно.
А писк из свёртка болью доносился,
И задрожало сердце у
волчицы...
Как здесь детёныш этот
очутился?
Как больно сострадание
струится...
Перехватила свёрток и
пошла
Туда, где ненавистные
жилища.
Наверное, там мать с ума
сошла,
Ребёнка в ужасе и горе
ищет.
Но тихо было всё.
Селенье спало,
Лишь кое-где мелькали
тускло окна.
Под лай осатанелых псов,
устало,
Она пришла к калиточке поблёклой.
И положивши свёрток,
зарычала,
Внимание к ребёнку
привлекая.
И отбежав подальше,
наблюдала,
Как псы на привязях
исходят лаем.
Зажглось окно и двое
вышли в дверь...
Волчице сразу как-то полегчало...
Склонился человек и
свёрток взял,
Поправив осторожно
одеяло...
...Волчица в лес намётом уходила.
И ей казалось - ружья
вновь стреляют,
Как той весной, где стаю окружали,
И вновь её волчата
погибают...