Когда труба Мессии прогрохочет
И люд честной судить меня захочет,
То, может вспомнит кто, что я - поэт,
Да извлечёт из тьмы тот снимок старый,
Где я в обнимку с проституткой Ларой
И нам обеим - по семнадцать лет.
А может, вспомнят пастилу, орехи,
Где детские стихи и все огрехи,
Последнюю пятёрку в дневнике,
Русалочьи мечты, Кусково в мае,
Но нет, никто - я это понимаю -
Не вспомнит нож, зажатый в кулаке.
А может, вспомнят, как звалась "чужая",
Как выла, как ждала, не провожая
И не встречая, как рвала цветы
(Гвоздики и особенно ромашки),
Повадку и мальчишечьи замашки,
И как была с бессмертием на "ты"!
Наверно, нет конца воспоминаньям,
Желаньям, причитаньям, узнаваньям,
Почти что бесконечному концу.
Но об одном прошу: не вспоминайте
Об одиночестве моём, о белом платье,
Которое мне было - не к лицу.