Ловцы ветра
Ивану Мичурину и редакторам генома
ЛОВЦЫ ВЕТРА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Там, где-то далеко,
За темными лесами,
Зелеными лугами,
За реками-полями,
Маячит Лысая гора,
Которую колдунья родила
Совместно с лешим.
И вместе родители
Отдали дочь свою
В аренду
Зловреднейшему колдуну,
Чье имя – Лео.
Сюда в руках и на плечах
Он притащил свои деревья
В цвету
И, посадив их в землю,
Укоренил гарем.
Цветы любили Лео –
Как рабы,
Которых по-своему
Он лелеял.
На самом деле,
Колдун творил здесь
Страшное и непонятное
С цветами,
Их резал он, преображая,
Так что они затем
Сами себя не узнавали.
Одних он разлучал с родами,
Другим давал детей невиданных,
Бастардов диких,
Над ними все смеялись,
Рабы, конечно, трепетали,
Когда он скальпель заносил
Над головами
И заклинанья шепотом произносил.
А в этих заклинаньях он просил
Своих рабынь
Во всем согласными быть с ним
И выполнять его желания,
Пусть даже самые ужасные.
Он искушал, он умолял,
Он рай цветочный обещал
Взамен на послушанье скальпелю,
И это обещанье выполнял!
Колдун, словно портной,
Кроил, кромсал и зашивал
И получал
Такое что-то странное…
Другой уже народ
Водил цветочный хоровод
На лысой темени горы,
Им нищая земля тут проросла
И слава далеко о ней пошла!
2
Но слишком пытки велики
В сетях обманутой любви!
Почти засохшей яблони цветы
Перед кончиной
Размышляли о потерях
И, обвиняя человеческое слово,
Говорили:
«Да как же в мире на земле
Придумали слова
Для казни,
Для убийства сердца,
Прекрасные
И столь же беспощадные,
Словно стрела,
Обмазанная ядом,
Словно клыки вампира,
Словно рога
Самого жестокого из бесов?
Яд, кровь и мертвые глаза
Несет одна лишь фраза:
- Люблю тебя!
За ней без промаха разит другая:
- Хочу тебя,
-Я по тебе скучаю.
А далее – еще страшнее:
-Хочу обнять тебя,
- Хочу поцеловать,
- Я за тебя волнуюсь.
- Вернись ко мне
- Ты мне нужна.
Все эти жуткие слова
Обращены в словарь,
Рекомендованный
К любовным испражнениям
Души
На сотнях языков!
Бери, пиши, дыши,
Потом, насытившись,
Не плачь!
Не говори в слезах:
-Как ты красив,
Нет лучшего тебя,
Ты важен для меня!
Все, что мне надо –
Это ты…
И вот летит в ответ:
- С тобой не скучно,
Умеешь рассмешить меня,
Заставить улыбнуться,
Мы пара идеальная,
Я жизнь не мыслю без тебя,
Ты в мыслях у меня всегда
И сводишь ты меня с ума!
Потом опять, опять слова,
Откуда-то издалека
Приносит ветер
Или шум дождя,
Да нет же, это
Ворожба:
-Сердце стучит ради тебя,
Ты лучше всех
И верю я в тебя,
Мне нужен голос твой
И мне легко с тобой.
Как жду я встречи
И знаю: только смерти
Возможно разлучить с тобой меня…
Всегда пойму, прощу
Я позабочусь о тебе,
Не требуя цены взамен,
Ты моя жизнь…
В ночи, в кромешной темноте
И в тишине,
С любого расстояния
На кнопки чувства нажимают те,
Чьи чемоданы в номерах
Безгласно ждут рассвета,
Устав от этой безголосой болтовни –
Того и этой…
Всему виною – словари,
Творенье сводни
О любви!»
3
…Даже в плену у самых сладких грез
К столбу приковано терпение,
Поставлено на колени
И ждет…
Пока оно само пройдет,
Пока свобода вдруг придет
И радостно откроет двери,
И страшный сон уйдет!
Сад Лео
Был очень популярен,
Это верно,
Но не всем
По сердцу были цветочные преображенья.
Философы, а с ними и политики, конечно,
Увидев колдуна изделия,
Переполнялись возмущением.
Они считали так:
В стране, где скальпель Лео
Орудовал и так и сяк
И делал наперекосяк,
Были иные убеждения.
Голландец Кампензе,
Друг папы Римского,
Еще при Иоанне Третьем
Оставил записи свои,
А это, между прочим, документы!
«Насилие, публичное распутство
В стране весьма редки,
А обмануть друг друга –
Считается ужасным преступлением
И гнусным.
Пороки против естества
Там совершенно неизвестны,
И богохульства нет!»
Философы, конечно, возмущались:
«Что делает с цветами Лео?
Он заставляет их терпеть
Одну из самых страшных пыток,
Которую нельзя преодолеть,
И эта пытка – наслаждение!
Здесь втайне
Испытания
Ведет колдун,
Изобретает он еду –
Одну!
Для всех, без исключенья, наций!
Чтобы глобальный аппетит
Его цветочки возбуждали
И чтобы люди разницы
Между собой не знали!
А, значит, и достоинства,
Описанные Кампензе,
За просто так отдали
На произвол судьбе…»
4
Никто не видел слез,
Которые катились по щекам
У Лео,
Когда он размышлял
В своем саду
Над бременем
Невиданных желаний,
Покрытых тайной.
Он видел старость
И увядание
Во всем,
Чего не мог увидеть каждый,
Поскольку каждому и не дано.
Не утирая слез,
Шептал садовник:
«Я вижу, как истлела жизнь,
Она теперь –
В смертельных ранах,
Мне предстоит ее лечить
Одним лишь способом –
Обманом.
А я-то
Жить хочу на светлой стороне
И в чистоте,
Не нарушая чуждого пространства,
Другую веру не хулить,
Свою любить -
Вот высшая в чем правда!
Да много ли нам надо?
Ну хорошо,
Когда работа есть,
И хорошо,
Когда и крыша есть,
И хорошо,
Когда здоровье есть,
И хорошо,
Когда свобода есть,
И хорошо,
Когда никто
Не может это съесть…»
Предсмертная сухая яблонька
Тот грустный шепот Лео
Услыхала
И тут же своему злодею,
(Как она считала),
Отвечала:
«Блуждаете вы в сумерках
Больного разума,
Мужчины!
Безумье ваше имя,
Обман
И извращенья,
Как самый длинный
Путь
К отсутствию спасенья.
Культ лжи
Уже беспрецедентен,
Стал целью жизни,
И станет скоро
Он главным именем законов
Существования людей!»
На что ей Лео с грустью замечает:
«Но разве ложь –
Не правда?
Просто открытая,
И даже под присягой,
В любом суде.
Но как же разноцветна ложь!
Она - и ради удовольствия,
И ради денег,
И во спасение –
Лелеющий самообман.
Увы, но блюдо все-таки
Не для еды:
Согласен,
Красивое снаружи,
У нас внутри
Ложь действует как рвотный порошок
И вызывает шок,
А правда разве лучше?
Пусть тошнотворную,
Я выбираю ложь!
Мне тяжелее пытка правдой,
Которая прилипнет к телу и к душе,
Словно пиявка,
Вопьется в кровь и в мозг,
Заставит жить с ней
День и ночь
И отмываться до костей.
Беря ж в подруги ложь,
В сообщницы, в наперсницы
Ее ты выбираешь,
Спасительницей верною считаешь
И опускаешь
На заколдованных качелях
Себя на дно…
Иллюзии, как сладкое вино,
Без остановки поглощаешь,
Живешь в небытие
И разум отдаешь безумию,
Но главное – уже ты не страдаешь
И важного не понимаешь:
Что кризис самоидентичности пришел,
И ты не задаешь вопрос: кто ты
И сколько стоишь,
Зачем, куда идешь и с кем?»
Цветы на яблоньке сухой
Не унимались,
И философски к правде поднимались
Все выше,
Они уж на последнем издыхании
Шептали:
«Если ты не палач,
То, значит,
Свидетель,
Но на чьей ты стороне?
Как свидетель,
Ты спасаешь одного,
Но губишь другого,
А, значит,
Ты все равно палач.
И это неизбежно.
Время казни назначаешь ты,
Хотя кажется, что судья,
Твои адвокаты – подельники
И прокуроры - бездельники
Берут осужденного за руки
В оковах
И ведут его к виселице.
Это твоя работа,
Прирожденного палача
На врученной по наследству должности,
Которой одарили тебя
Заплечных дел мастера
В десятом колене.
И это – награда за рождение
От пра-пра палача,
Может быть, даже гения,
Ведь погубить
Нужен особый талант!»
5
И садовник цветам отвечает:
«А никто из вас правды не знает!
В синей ночи
На волнах качаюсь,
Забываю я вас, забываю.
Кто сказал, что прощание – смерть?
Есть на свете чудесный секрет:
Расставание -
Все-таки радость!
Забывайте и вы,
Но при этом не огорчайтесь:
Оглядываться в прошлое,
Прекрасные мои, -
На похороны приходить свои,
Где ни один не даст руки,
Поскольку или ушел,
Или забыл…
Заглядывать вперед – не менее печально:
Там можно встретиться
С попутчиком совсем нежданным
И нежеланным – смертью.
Значит – опять прибыть
На погребение свое до срока.
Но тут, сейчас, как быть?
Или не быть?..
Сегодня ночью
Едва меня вы не подвергли казни,
Которая не состоялась
Лишь потому,
Что кто-то задержался
На великий праздник ночи,
Стрелки часов
Делили циферблат напополам,
Не двигаясь,
Им бриллианты не давали ходу-
Граненые алмазы –
Насмешники всего, над чем
Себя считают
Властными
Добытчики блистательной породы.
Под их переливание и смех
Жертва взмахнула крыльями
В застывшие двенадцать ночи
И упорхнула в дверь,
В себе она несла ужасную иглу,
Которой грудь ее успели вы проткнуть,
Готовясь приколоть к щиту,
Где, извиваясь,
Она бы испустила сладкий дух –
Среди подруг,
Которые рядами мертвых бабочек
Задолго до нее дремали
На щитах.
Днем ими гости любовались,
Она была бы с краю…
Но край остался пуст!
С иглой в груди,
Прошита точно насмерть,
Она одна под звездами металась,
Потом в шкафу застряла,
Униженно от страха приседая
Пред бледной молью.
Под утро, после четырех,
Когда безумцы просыпаются,
Как волки воя в страхе от кошмаров,
В шкаф постучали.
Люди в сером в комнате стояли,
Сливаясь с ранним серым утром,
Они открыли шкаф,
Раздвинув моль, сказали:
Вы арестованы,
Проследуйте за нами!
За крылья взяли,
Повели к машине,
Игла тащилась тоже,
Качая кровь в груди,
Вообразив себя насосом
В сердце,
Не замечая,
Что выливает
Кровь на землю
Из арестованного тела.
Цветы – ведь это были вы!
Свидетели, и прокуроры,
Еще и палачи…»
Услышав правду,
Цветы почти увяли,
В смятении они шептали:
«Мы были там,
Пытались мы спастись
И с заявлением пришли,
Безумный Лео не простит
И мы пропали!»
6
Философы, как и казненные цветы,
И ветер, считали,
Что Лео – мужчина сумрака -
Из сумрака берет свое ученье.
И ветер всюду прокричал,
Что сумеречный мальчуган
Над миром скоро встанет
И будет править…
Колдун в серебряный чудесный век
Изобретает,
Как и любой прославивший его поэт,
Новейшую еду,
И новый человек,
Когда ее поест,
То станет верить только колдуну,
Соединившись с миром…
Он будет статным и красивым,
С прекрасной кожей,
Густыми волосами,
Красивыми холеными руками
И длинными-предлинными ногами,
Которые отдали
Еще Людовику Длинноногому
Предусмотрительные папа с мамой
В благословенной Англии:
И в сумеречные времена
Селекцией правители там увлекались!
7
В том заколдованном саду,
На радость Лео,
Еще цветочек аленький произрастал
И постепенно крови набирал
Он в вены,
А по ночам шептал,
Взывая по ошибке к небу:
«Мне скучно, бес!
Ты передал мне скуку
В сумке,
Которую принес из склепа,
Где глиняные статуи смеются
Веселее,
Чем я сегодня.
В сумке были руки,
Неловкие,
Как маленький котенок,
Слепой еще…
Как все наскучило!
Ты ничего мне больше не придумал,
А это значит,
Ты ушел задумчиво
И мимо склепа».
Конечно, буйный ветер
Пути к цветочку подбирал,
Однако же супруга Лео
Никак ему туда пробраться не давала,
А громко так кричала:
« Ветер, ветер, перестань
Соблазнять мою герань,
И от щек моих отстань -
Поцелуи не для них
Лет уж этак пятьдесят!
Слышишь, Лео костылем стучит -
Как настигнет, станет нас двоих учить
Честно жить!»
Но ветер же не отступал,
Цветку на расстоянии он в уши дул
И горячо шептал:
«Наверное, мечтаешь о карьере
На театральной сцене
И думаешь, что родилась,
Чтобы срывать аплодисменты?
Скажу тебе:
Какой же дурой надо быть
И дурой слыть,
Чтобы носить
На лбу клеймо:
«Я верю каждому злодейству!»
И хвастаться еще
Таким клеймом со сцены,
Отрыгивая в песне
Готовность быть и слыть
И даже в синяках ходить
От шеи до коленей.
Да и не просто верить,
А исполнять,
Хотя бы и на дальнем расстоянии,
Любые прихоти
Любвеобильного хозяина…
Здесь главное –
Встать в ряд,
Подруг матерно обругать,
Себя подать,
Живот поджать,
Волосики примять,
Губенки выпятить
И ждать, когда
Начнут пинать
За сценой - в палате №6,
На входе обозначенной как sex.
Здесь
Свои лихие правила,
Которые смертельно нарушать.
Но зрители уже устали
Смотреть,
Они интересуются:
А почему
Товарищ Сухов
Припоздали?
По слухам,
Он лечится в каком-то санатории пока,
От злющих баб морально пострадав,
А без него куда-то покатилось
Все, и все не так
И не туда!
Увы,
Сегодня все на голову больны
Всемирной жаждою любви,
Но… как рабы
Под плеткою Калигулы».
Цветок послушал бы,
Возможно, наставления,
Но верно сторожила глухоту его
Супруга Лео
И повторять не уставала:
«Я умоляю вас,
Не бодрствуйте ночью!
Ночью все должны спать.
Прогоните серых волков,
Злых клоунов,
Не слушайте черных котов,
Не впускайте старый игрушечный трамвай в дом,
Он увезет вас в старое депо,
Где пол и потолок залиты не игрушечной кровью,
Откуда нет возврата в милый дом!
Я умоляю вас,
Не бодрствуйте ночью,
Крепко закройте глаза
И спите, спите…
Иначе вы умрете от ожидания чуда и любви!
Не верьте в миражи,
Бродя день и ночь в своем саду
В забытьи
Под гипнозом коварного ветра,
Не слушайте его песен и не смотрите на него -
Он лжет, чтобы забрать ваши тело и душу
И отнести их в старое депо,
Где находится ад!»
А потом обращалась мысленно к мужу,
Его преданная жена и подруга:
«Мой милый,
Я все возьму на себя
От тебя –
Болезни и горе,
Удары судьбы,
Я все возьму на себя,
Как кормящая сука
На улице
Соберу в шерсть всех блох
И буду безвольно чесаться,
Пока не подохну,
Любя!
Я все приму от тебя…»
И цветок засыпал под эти слова.
8
Он спал и не знал:
Сюда, на Лысую гору,
В полночную пору
Июльской ночью
Крались охотники за молодостью,
Они слетались изо всех концов,
Чтобы секретными дорогами пройти
К цветку на папоротнике,
Который стал цвести,
Как сообщали информаторы,
В саду у Лео.
«А раньше сказки нам рассказывали, -
Шептались меж собой они,
Позвякивая за рубахами секаторами
(Конечно, пальцы берегли –
А вдруг отравлен папоротник?) –
Теперь фантастика – в реальности,
И Лео произвел цветок для счастья!»
Не ведали они,
Что аленький цветок –
Само исчадье сатаны,
Течет в нем кровь свиньи,
Которой удобрял побеги Лео!
Бездетный папоротник
Обманут колдуном,
Который дал ему поистине
Непапоротниковское наслаждение -
Он кровью поросячьей напоен
До опьяненья -
Вот так на свет и произвел
Невиданное до того растение –
Чудесный аленький цветок
Для вечной жизни:
Любой, кто им бы овладел,
Смог заменить израненное сердце!
До времени подобная замена
Была плодом запретным,
Оставаясь в пасти у змея.
Лео не получил еще решение
Сверху –
Быть или не быть цветку.
От Гостя ждал он повеления.
А до того терпел любые унижения
И от священника гонения,
Который, издеваясь над цветком,
Прозвал его над садом Лео
Обыкновенным красным фонарем!
9
Волшебник Лео
В задумчивости брел по саду,
Ожидая
Визита дорогих гостей –
Из Рая и из ада,
Которые бы принесли ему решения
В подписанных бумагах
При печатях
О судьбах местных яблонь.
«Быть иль не быть
Глобальной красоте
И наслажденью населению
Фруктовой сладостью?
Вот в чем вопрос,
Да не попутали бы с сладострастием!
Хотя у наслаждения всегда один конец-
Венец
Душевной и телесной радости!»
Так думал садовод,
Рассматривая саженцы
И отмечая,
Какие были за окном мучения сирени:
«Зима была сегодня без метели,
Без снега и мороза,
Без поземок -
Сирень в тепле сомлела,
И в ноябре наряд весенний,
Не раскрывая глаз, надела…
Коварный глобализм,
Не дав застынуть рекам,
Подполз к ней незаметно,
По почкам надавал доверчивой сирени,
И та едва не расцвела!
Но только приоделась
И захотела
Отойти от сна,
Как вдруг пришла она –
Застрявшая в Архангельске зима,
Совсем от пьяных танцев окосела,
Явилась в грязных лоскутах к сирени
И, как свекровь из кабака,
Невестке в глаз дала,
Чтобы напрасно не мечтала
Под сенью глобализма,
Которым мир давно обманут,
О бесконечной сладости любовного дурмана!
Вечна история Кабанихи и Катерины,
Когда кругом – глобальная гроза…
Как хорошо, что все-таки весна пришла!»
Лео вздохнул и улыбнулся:
« Но ты, народ, порадуйся
За древнюю Элладу:
Спокойствие пришло
На оба наши дома –
В Элладе все спокойно!
И небо
Без пепла
Безоблачное,
Голубое
Спустилось на оба
Наши дома!
Священники и дипломаты
Нашли консенсус:
Отъехали с ума
И из дворцов,
Красивые актеры (конечно,
Все – шпионы,
Поскольку лишь шпионы-
Лучшие актеры)
И гениальные поэты,
Подняв со дна корабль,
Отплыли к берегам
Седого Альбиона.
Там старая хозяйка
Гадает уж не на бобах,
Не на кофейных
Африканских зернах,
А на серебряных струях
Воды озерной на Байкале,
Предполагая
Тут очертить себе участок
(Уж это вам не море на Гаваях!)
Старушка,
Вы теперь довольны?
Да, это и не газ
В баллончиках скупать…
Ах, если б императоры
Могли прожить
И до ста лет, и боле,
Не заводя коня в Сенат,
Не думая о синих пиджаках,
О серых в крапинку,
А иногда – зеленых,
О красных башмачках
На босу ногу,
А также – о шарфах,
Больших и маленьких,
Чтоб пали на глаза
Так ласково,
Как в Istanbulьских сериалах!
Тогда все в мире
Были бы довольны
Веками!»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Еще росла там яблонька одна,
Она влюбилась в колдуна,
Когда он нес ее сюда
Из сада, где вольно каждую весну цвела
Ее родня.
Эту рабыню из гарема
Колдун давно приметил,
Когда-то он дитем ее пометил,
Чтобы с собою унести.
На новом месте
Лео стал с яблонькой
Беседы тихие вести,
Как только опускался вечер
И теплый ветер прилетал
С приветом, с вестью о любви
От дальнего прекрасного цветка,
Который цвел на яблоне
Внизу горы.
Но Лео ветру запрещал
Его малышку обольщать,
Он ветер прогонял
И яблоньку ту сам прельщал
Волнующими сладкими словами.
Ей Лео обещал
Невиданно красивое лицо,
Прекрасных сладеньких детей
И… мировую славу!
Для этого ей было надо
Забыть свой род
И полюбить чужой народ
Для сладостных утех любви,
Которых на ее роду еще не знали…
Но яблонька, любя,
Лишь плакала и сомневалась,
Однако от ветра
Любовные приветы
Пока не принимала,
А так себе шептала:
«Моя сестра
(В избыточном значенье
Половины -
Как человечества мгновенье)
Предпочитает
Серебро и жемчуга,
А я предпочитаю ночь
Без звезд
В открытых окнах,
Когда готовы облака
Принять меня
В полет
Под бархатным крылом
Кого-то
С прикрытым маскою лицом
И с острыми когтями
Вместо пальцев…
И шум вселенского дождя,
И вой метели
Вчера
Гнались за нами –
Не успели,
Мы улетели
В тишину
Без счета жизни
На секунды,
Туда, где годы отстают
На длинные тысячелетья,
Туда, где ни один
Не смеет против быть
И диктовать законы
Бытия,
Где можно просто быть
Или не быть,
Уснуть
Или не спать,
А наблюдать
За тем, как движется судьба
К своей звезде
Успеха и величья
Вся в черном…»
2
Вот что еще влюбленная
Шептала для себя,
Но обращалась к Лео,
Не разглашая их ночной секрет:
«Кричали шепотом,
А получилось громко,
Услышала вся ночь,
Глаза закрыли звезды –
Нам утра нет
И света нет,
Ведь солнце
На западе для нас восходит…
Сегодня – тишина,
Уставший леший спит,
Задворками не бродит,
И ведьма печь не сторожит,
На мое темное окно не смотрит.
Устали все
От крика-шепота в ночи,
Что будет завтра?
Вот выспимся –
Другая ночь покажет!
Жаль, что и она
Не оботрет мое лицо от слез,
Не соберет
Соленую росу из глаз,
И не осушит
Пот смертный на щеках,
Она – сообщница.
Просить ее о помощи,
О ласке
Душе измученной –
Труд лишний и напрасный.
Ночь – тайная сподвижница тому,
Кто двери мукам открывает
И выпускает
На волю эту тьму!
Ночь преступления страстей
Скрывает…
Зачем же ночь бывает?
Может, спросить луну?
Может, она ответы знает?
Иначе зачем тогда
В тьму светом проникает…
Вчера, с тобой простившись,
Посмеявшись вволю
Над тем, как убеждал меня
Принять другую сущность,
Отречься не только от лица –
Но род предать,
Сегодня утром поняла –
Прости, я, кажется,
Не отпущу тебя!
Хотя сама так этого ждала,
Мечтала о свободе,
А сегодня у тебя
Свободу отняла,
Наручниками приковав,
Глаза, конечно, завязав,
Чтобы ты крепко спал,
Пока я разберусь,
Зачем мне нужен
Плен твой.
Сегодня ночью,
Когда впервые крепко я спала –
Свободной -
Вдруг с ужасом и болью поняла,
Что без тебя
Я не пройду
По коридорам времени туда,
Куда зовет меня судьба,
Ты – карта
И разгадка
Извилин этих странных
Старых
Лабиринтов,
Куда я без тебя?
Одна я не осилю полночного пути,
Ты – моя лампа,
Ты – луна в ночи.
Веди меня, пожалуйста,
Веди!
Теперь ты можешь просыпаться,
Чтобы узнать, прости,
Опять в оковах ты!
Ну потерпи…
Пока я не могу с тобой
Расстаться,
Хотя и твердо обещала!
Но этой ночью
Я обещание взяла обратно».
3
На тот момент
Колдун под яблонькой сидел
И слушал слезные признанья,
Пришла пора ему торжествовать,
И он шептал, коварно улыбаясь:
«Ты все-таки сдалась
На мою милость,
А сколько было силы
Устоять,
Не сдаться в плен соблазна!
Но уступила,
И все – из-за любви нашей несчастной…
Цветы – как фавны,
Наполовину дети солнца,
Наполовину дети подземелья,
Их корни – лики Люцифера,
Второе же лицо
Сравнимо с солнцем!
Короткая их жизнь
Проходит в поисках любви,
Для верного продленья рода
Они должны
Себе подобного найти,
Соединиться с ним в экстазе,
Не подпускать чужих.
Поэзия любви цветов,
В отличие от их небесной красоты,
Нам, людям,
Непонятна!
Они так странно любят…
То, что для них – закон и бог,
Для нас – запретный плод:
К примеру, ле труа,
(Что значит, на троих любовь пришла,
Как говорят французы),
У нас запрещена,
А у цветов - и птица, и пчела,
И даже ветер
Обязаны быть третьими
На многих из соцветий,
Словно врачи на операции.
Но если быть совсем уж честными,
То люди тоже ловят ветер,
Когда грудь распирает от любви,
И просят к звездам, унести,
Подальше от земли -
Влюбленные всегда хотят парить,
Как птицы или ангелы,
Но все же странно
Спускаться в мир цветов,
Словно в другие страны
Или миры,
Они – не то что мы,
Совсем не мы,
И все-таки похожи чувствами
И трепетом желаний
Красоты
И удовольствий,
Которые предшествуют
Любовным их деяниям.
Когда их органы трепещут,
Принимая от ветра или от пчелы
Ценнейший дар любви –
Пыльцу любовника,
Который внял любовному призыву
На другом краю поляны,
В лесу,
На берегу,
На длинном расстоянии
От своего объекта страсти,
Но оба они пьяны,
Качаемые ветром
И замирая
В объятиях пчелы,
Они им принесли
Привет любви
Для верного зачатья.
Непостижима эта тайна –
Любить невидимое
И неосязаемое!
Увы, и люди это
Иногда употребляют,
Таких мне жалко!
Свои законы у цветов,
Своя религия и бог,
А человеку негоже
Уподобляться розам
И мимозам
И всем, кто в землю
Врос навечно корнем,
Хотя цветком и связан с солнцем.
Здесь красота – обман,
Зовущий в подземелье к демонам,
А, впрочем, нам
Цветочное лукавство
Часто служит в тех же целях,
Если лицо похоже на цветок»!
4
Подумав, Лео продолжает:
«Вы говорите, красота спасает?
Я это подтверждаю:
Она от скуки выручает,
Когда я наблюдаю,
Как мир от искушения рыдает,
Перед красавцем он колена преклоняет,
Когда мир смотрит на него
И мир не понимает,
Что он - король
И он им управляет!
И это очень, очень страшно
Должно быть вам,
Если бы вы знали,
Что неземная красота скрывает!
Власть делает прекрасное лицо ужасным,
И пальцы пианиста становятся кинжалами,
Которые готовы убивать без жалости
Любое из красивейших созданий.
А плети-руки хотят сжимать
И прижимать уродов невозможных
К груди,
В которой сердце затаилось
В дальнем углу
Без маленькой надежды
На учащенное биение
От доброты, любви
И милосердия,
Его теперь заводят только злоба
И радость боли
Даже самых ближних.
Но сколько б неземная красота
Не истязала, не плевала в души
И не убивала,
Мир принимает
Ад от красоты,
Прощая
И треклятые созданья,
Которым лица рисовал сам дьявол!
Тем временем ценнейший груз
Украден -
В который раз грабители
Любовь украли на большой дороге,
Сняв со спины моей
Ценнейший груз,
Не предъявив таможенных условий!
В который раз, наивный,
Я попадаю в грабительские будни,
Не замечая откровенных плутней
Со стороны того, кто находился за спиной,
А стал безжалостным сообщником
Этой компании –
Дурной
И невоспитанной.
Под маской я обнаружил
Того, кто был мне грузом.
Теперь они орудовали вместе
И угрожали мне расправой
За непослушание.
А я по глупости груз свой еще держал,
Когда бандиты ранили меня…
Я будто умер.
Но выжил, когда нашел замену,
Взвалив ее себе опять на плечи,
И понес…
Грабители нас ждали, как всегда.
Они сказали, что убьют нас вместе,
Тогда свое богатство сам отдал,
Хотя и был, конечно же, неправ.
В любви о милосердии не рассуждают,
Влюбленные его не знают,
Тут, как один, все против Соломона,
Его судейства страсть не понимает,
Она горда своим всесильем
И дерзкий вызов миру,
Словно дуэльную перчатку,
В лицо бросает.
Грабители перчатку поднимают,
С улыбочкой ограбленному возвращают,
Добычу же из рук не выпускают
И убегают
С ней на пир любви.
Хитри и не хитри –
Один стою в пыли
Я на большой дороге,
В пристанище любви.
Зови на помощь, не зови,
Тащи тяжелый груз опять и не тащи,
Все будет бесполезно –
Грабители придут всенепременно
И снова украдут мой драгоценный груз любви!»
5
Расслышав шепот колдуна,
Влюбленная в него взроптала:
«А сам ты разве не обманщик?
Всех нас зовешь по именам,
По очереди носишь ночь нам в дар,
Одну лишь ночь –
А чем еще помочь
Ты можешь бедолагам,
Безропотно, берущим твой подарок?
И мы еще и благодарны…
Как ночь украсть
Из чьих-то трепетных ладоней –
Тут нужно мастерство особое:
Уметь солгать,
С три короба наобещать,
Потом, схватив луну, бежать
Туда, где снова надо изощренно лгать!
Патологических лгунов не осуждаю я,
У них всегда особая игра,
Во благо часто врут,
Не отводя глаза,
Все потому, что про любовь,
Как обухом по голове - нельзя!
Но всякий должен знать,
Что красота, красивые слова,
За пазухой – луна,
Украденная ночь в кармане чья-то –
Это беда, это твоя судьба
Разбитая на злые части…
Сегодня я открыла,
Что кроется за страстью
И историей любви
В лице опасной
Для нее соперницы –
Отпетой хулиганки -
Ревности.
Оказывается,
Что под ней скрывается
Простое нежелание
Любить…
И это называется
Отчаяньем
От пытки быть вдвоем,
Когда, на самом деле,
На баррикадах надо быть,
Обоим –
По обе стороны -
И бить любовь,
И бить,
И бить,
И бить!
До крови…
Но бьешь лишь ты –
Вот наказание придумал –
Это круто:
Ни есть, ни пить,
Ни шагу по земле ступить –
Всевидящее око рядом!
Ужасно…
Сними,
Прошу, я осознала,
Не стану
Больше глупости творить,
Но ты не слышишь.
Неужто времени тебе так мало
На наказанье?
Или пучина
Мстительности
Поглотила
Тебя так сильно,
Что ты и сам уже наказан
Своим желаньем … наказанья,
Не в силах
От него ты оторваться?
Нет, у тебя другая!»
6
Тут Лео встал
И ласково сказал,
Касаясь дерева:
«Все это – лишь слова,
А дело – в новизне,
Открою я тебе
Такие дали
В любовных ощущениях,
Что навсегда
Забудешь о печали,
Так ты согласна,
Наконец, отдаться мне?
И тут колдун,
Ответа яблони не дожидаясь,
Занес над ней свой скальпель…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Сад вздрогнул,
Содрогнув и Лысую гору,
Когда раздался крик
Цветка,
Пронзивший подземелье
И полетевший к солнцу.
Этот вопль,
Как вой
Стаи волков,
Оплакивающих старую волчицу,
Оплакал семена любви,
Которые колдун отсек
И сделал евнухом цветок,
Отбросив все, что резал, в пыль!
Потом он развязал свой узелок
И пальцы опустил
В пыльцу, что дал ему другой цветок,
Иного рода и иного же предназначения.
Колдун поглаживал то, что оставил –
Рыльце,
И чудо – вой утих,
А похороны превратились в праздник
Невиданной любви!
«Ну вот, я все же искусил тебя,
Мое прекрасное дитя, -
Сказал старик, -
Ведь я – искусный проводник,
Хотя, конечно же, обманщик,
Но как в любви иначе?
Теперь, красавица,
Ты примешь чужака,
Который прорастет в тебя,
Пока ты будешь наслаждаться
Любовным счастьем,
Потом мы будем ждать плода –
Красивого и сладкого.
Такого же, которого в Раю
От Змия девушка одна ждала…»
2
Ветер услышал крик цветка,
К которому летел с любовью,
Но опоздал!
Теперь в саду любовный ветер трепетал,
Он вызывал скандал:
«Вы слышите, как жены
Дьявола взволнованы!
Как будто волны в море
На ветрах качаются:
Их мучают томительные ожидания
Освобождения для счастья.
Как будто дьявол им дает развод,
Как будто что-то где-то
Снова отрастет,
Что он безжалостно отрезал,
А ведь уж скоро будут дети!
Бастарды беззаконные,
Ублюдки и без роду, и без племени…
Но всем запрещено
Об этом говорить,
Тем более – смеяться!
А я-то знаю:
Священник Иоанн бывал у этих жен,
И Лео в гневе он сказал,
Что дом публичный тот создал!»
А Лео
Ветру и цветам ответил:
«Вы там потише,
Я все слышу,
Что о себе вы мните?
Хозяин на минуту отошел,
И шум по саду уж пошел!
Что вы услышали?
Не прав был поп,
Который приписал нам всем порок
Из самых тяжких –
Мерзейшее прелюбодейство!
Хотя и служит Богу,
А не ведает того,
Кто
Мне повелевает делать
То,
Что вызывает гнев церковников.
Поскольку тайна велика,
Но гость грядет,
Который все увидит и поймет
И сам оценит, как я выполнил
Его задание.
Сегодня здесь, на празднике
Непослушания,
Мы будем говорить…»
Но ветер все шумит,
Не унимается, язвит:
«В присутствии разбойников
И одного предателя?
Как это странно!»
3
Он носится среди деревьев
И шумит:
«Там странный человек,
Избитый до смерти,
Взбирается на гору
С тяжелым для него крестом,
С дырой под ребрами,
Оставленной копьем,
Из глаз его сочится кровь
И пальцы посинели от натуги,
Он хочет дважды умереть
Или он хочет завладеть
Волшебным яблоком
И улететь живым
Подальше от земли?
А те, которые идут за ним-
Кто же они?
И эти двое несут свои кресты
Разбойнички ночные
И ссоры о добре и зле
Их вечности удел.
След в след за ними,
Считая беспрерывно деньги,
Звеня монетами
За пазухой,
Крадется гость ночной
И тащит на себе осину.
Смотрите,
Он хочет посадить сорняк средь вас,
Мотыгу
Запускает в землю,
Веревкой опоясавшись,
Копает…
Как встретит их хозяин
Лео,
Что скажет?
Такой скандальный у него характер.
Что лучше б с ним
И не встречаться
Совсем гостям!»
А яблоньки в ответ вздыхают:
«Но как от бала отказаться?
И мы бы не пошли,
Но Лео приказал
С гостями нам
Со всем почтением встречаться!»
4
Одна из них решает объявить признание,
Рассказывает тайну:
«Всю ночь сегодня досаждал мне ветер!
Приснился он во сне –
По-моему, такого не бывает –
Не женщина, мужчина или дети,
А ветер!
Сильный, он бил в лицо,
Гонял кругом предметы,
Подслушивал, о чем свистели мне соседи
(И это не к добру, поверьте –
Когда во сне соседи
Перетирают бредни –
Это к сплетням!)
Он был меж нами третий,
Этот ветер,
Штормил, пугал,
В лицо сухой слюной плевал,
А я терпела.
Наутро в сонник посмотрела,
Который мне ответил,
Что «сонный» ветер
Разрушит все мои надежды,
А если,
Тем более,
Толкал он в спину,
То не бывать карьере!
Может, еще, помрут соседи,
Сказал,
Или любовник разорвет все сети
И убежит к другой
Но главные приметы-то -
Не эти.
Мне сонник указал,
Что вести
Народу поведает какой-то генерал,
Взбежав на пьедестал…
Ну что за наваждение-
Ходить ко мне ветрам
Да по ночам!
Вот жди теперь,
Что скажет этот генерал?»
5
А в это время,
На землю положив осину,
Мотыгой камни ворошит мужчина
И, много раз вздыхая,
Вслух рассуждает:
«Как время быстро пролетает –
Еще вчера
Стояли три креста
На пустыре,
Приняв в смертельные объятия
Проповедника оклеветанного
И двух разбойников –
Благоразумного Дисмаса,
А с ним Безумного Гестаса,
Сегодня же, не понимаю как,
Мы оказались на балу,
Мы прибыли, я не пойму, к кому,
Но я хотя бы здесь
Свою осину посажу
И выполню задачу, наконец,
Уйду…
Зачем же я узнал,
Что от любви
До ненависти всего лишь шаг –
Так говорят,
Да так оно и есть
На пути,
Где на узкой тропинке
Имеют увесистый шанс
Быть впереди
Предательство, злоба, измена -
Их власть
Над любовью безмерна,
Фигуре ее всегда они ставят
В игре шах и мат,
Потому что любовь –
Удел сумасшедших,
Слепо-глухих и доверчивых,
Как природа сама.
Любовь чурается гнева,
А приметой
Ее является боль,
Что без меры
Ей предлагает измена,
Предательство, злоба
Еще добавляют
И край заливают
По самое сердце,
Откуда кровавая боль вытекает
И льется по свету,
Судьбу проклиная
И всех уверяя –
Любви больше нет!
Зачем я все это узнал,
Страдая напрасно,
Коль шею мне режет веревка
С тяжелой мошною звенящих монет?
И сбросить ее сил земных не хватает
Мне, нет!»
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Гостеприимный Лео
Тем временем столы в саду накрыл
И пригласил
К обеду путников –
Благоразумного Дисмаса
И с ним Безумного Гестаса.
Вздыхая
Тяжко от усталости
И ран,
Пристраивая
Рядом у стола
Два кипарисовых креста,
Разбойники взялись за трапезу.
Рукою вытирая губы,
Дисмас сказал Гестасу:
«Ты замечаешь -
Мы рассыпаемся на части,
Мы превращаемся в песок.
Где в этом мусоре останков
Найти мечты о счастье,
Где признаки судьбы
И непокорности,
И ядовитые цветы
Неправедной удачи?
Здесь лишь следы
Беды
И неудач,
Обманутой любви,
Ошибок страшных…
Мы в черный превращаемся песок,
В который дробится черный камень -
След пересохших слез,
Пролитых черным горем.
И все…»
Гестас, недобро усмехаясь,
Замечает,
Без благодарности к хозяину,
И прямо говорит ему
О том, что понимает
Тайну,
Которую тот прячет:
«Признайтесь:
Вас отвращение терзает,
Но любопытство все сильней,
То, что внутри, вас согревает,
А что снаружи – хоть убей!
И, разрываемый на части
Угрюмой злобой и тоской,
За пазуху вы камень гладкий,
Обточенный морской волной,
Кладете каждый день украдкой
И ждете ночи…
Кого же первого убьете,
Кого уже совсем не жалко:
Того, кто в вас,
Или того, кто все еще плывет?
Быть может, в первый раз
Вам выбрать предстоит
Кого-то из двоих,
Вот это вам не пережить!
Цветам, должно быть,
Очень жалко вас?»
Дисмас с улыбкой добавляет,
На стол с едой кивая:
«А также фруктам, овощам –
Вот этим,
Которые пред нами умирают».
Гестас тотчас же вопрошает:
«Что ели вы на завтрак,
На обед, на ужин?
Перекусили
Кое-как с утра,
В обед с партнерами кутили
Подальше от любопытных глаз,
На ужин вдруг пришла она…
Прекрасная,
В изысканном гарнире,
Прожарена, истомлена,
Как вы просили
Повара с утра, -
На гриле…
И что же получилось?
По вашему заказу –
Ей руки-ноги отделили,
Печенку, селезенку
Расчленили
И вместе с сердцем
Подают отдельно
На серебряном подносе,
Где мастер-гравировшик
Привычно поместил слова
За час до пира,
Которые еда
Произносила
Вам вечером вчера.
Она так убедительно
И так красиво –
От сердца - говорила
Слова любви,
От страсти трепетала…
Вы на язык попробовали
Высоту накала
И поняли – пора.
За дверью ждали повара…
Теперь же для тебя-
Укоры совести,
Пасмурное небо,
Пасмурная жизнь,
Ты у нее не был,
Сколько ни божись,
Ну а с кем обедаешь –
Это твоя жизнь,
Хочешь – очень крепко
За нее держись!
Видно, новый повар,
Без конца готовит,
Хочется все больше
Там и есть, и пить,
Там еда клянется
Вечностью любви,
Там десерт без боя
Гостю отдается,
Пробуй, не спеши!
Опустив глаза,
Вместо звезд считаешь
В пасмурной столовой
Вишенки в компоте,
Звездочки поэтому
Больше не горят
В поварском приходе.
Вкусная похлебка,
Волчий аппетит,
Здесь тебе, мой милый,
До скончанья века
Привалило быть!»
2
Задумчиво им Лео отвечает
И мякиш хлебушка катает
По столу, а путников не упрекает:
«Сегодня ночью
Стая духов
Покинула меня,
Взметнувшись в небо.
Одной кампанией
Взлетели –
Что за срочность?
Дух скорби,
Дух добра,
Дух зла,
Порочного очарованья,
Дух ночи,
Дух утра,
Соблазна и печали,
Дух отрицания
И дух пустого
Созерцанья,-
Стояли в очередь
У моего одра,
Чтобы, дождавшись ночи,
Защекотать,
До одури играть
Моим воображением,
А тут – взлетели
И улетели.
Но на прощанье
Прошипели,
Что улетели
Для помывки
В истанбульских банях,
Поскольку сразу
Все жениться захотели
На строгих девушках-
Которые добьются-таки
Их изображения
И выведут на свет
Самого красивого -
И обольстителя,
И искусителя!
И не подумали:
А что поднимется,
Когда они объявят кастинг
Духов
В Стамбуле
Или, еще хуже, в Тель – Авиве?
Там скажут:
Как несправедливо
К нам применять
Подобное двусмыслие!
И духи, прилетевшие
На метлах,
Обидятся на тех,
Что прибыли на самолетах!»
3
Тут непокорный ветер обнаружил
Свое присутствие
На трапезе,
Воскликнул: « Все духи
убыли в Стамбул,
Чтобы помыться и побриться,
Они вернутся
К празднику,
А остальные
Будут заняты делами:
Разбойники еще поспорят о приличиях,
Предатель яму для осины выкопает
И будет здесь, в твоем саду,
На ветках злого сорняка
Раскачиваться вместе с птицами?
Все это выглядит двусмысленно!»
Но Лео возражает:
«Ты, как всегда,
Преувеличиваешь!
Да нет,
Предатель не будет здесь висеть,
Ему плестись еще далеко,
Царапая ладони
И колени
О мертвые пригорки
Под самым небом,
Пока не скатится под землю,
Отягощенный грузом денег,
Который принужден носить
На шее,
Как амулет священный!
А яму пусть копает,
Туда я посажу
Такое дерево,
Чудесные плоды которого
Сердца людей обрадуют
Особой сладостью
Невиданного наслажденья!»
«И даже сердце твоего хулителя – попа?»-
Бушует ветер.
«Его – особенно!
Лукавство с головой утонет
В наслаждении…
Вы, путники, трапезничайте без меня,
А я
Пойду на встречу с главным Гостем,
Который, знайте вы,
Судьба и жизнь моя!
Скажите слугам –
В операционной я!»
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1
Две яблоньки в саду у Лео –
Как две судьбы,
Что разбегаются направо и налево:
Чей путь усыпан розами,
Чей – пеплом?
Об этом шепотом кричат
Цветы, влюбленные в хозяина,
Пригревшего их человека.
Одна на все готова ради чувства,
Которое огнем горит в груди,
Готовой окунуться
В ад страстей,
Принять любое горе на постой к себе
Из рук любимого,
Другая плачет, засыхая
И упрекая весь свет
В своем несчастье
На прощанье:
« Когда не понимают,
Напрасно обижают,
Когда не понимают,
Вынимают,
Словно перчатки
Из карманов,
Вашу душу
И бросают в лужу,
Когда не понимают,
Улетают
И дружбу с высоты кидают,
Будто камень,
Когда не понимают,
Распинают,
Глумясь,
Бессрочно
Проклинают…
И нет пути назад,
Когда не понимают!»
И усыхая, словно засыпая,
Она дает последние
Признательные показания
О хозяине:
«Как зверь лесной,
Всю ночь по черной чаще
Гонялся он за мной.
И, вымотав вконец,
К утру догнал,
И был как нож рассвет,
Он резал тело без ножа,
Из муравьиной кучи
Дрянная Лиля Брик
Вдруг выползла на миг
Перед восходом солнца
И уползла, все также – не дыша,
С открытыми глазами
И ничего не видя.
Природа ранним утром хороша,
Она –
Сообщница,
И, хохоча,
Как хохотала Лиля
Над замурованным в печи поэтом,
Не открывает на преступления глаза.
Рассветный нож
Туман разрезал
Пополам,
Ел сам
И птицам раздавал,
Они от счастья пели
Про шутки первого апреля
И обещали нанести яиц
Для змея.
Кусок тумана
Залез мне в глотку,
Я не кричала, я молчала,
Потом смеялась
И качалась, как лодка
Без весла.
Потом осталась дымка миража,
Она все унесла…»
Одна лишь мысль
Эту несчастную терзает -
О расставании,
Которое давно ей мило:
« Мы в ссоре?
Нет!
Это – конец –
Начало жизни не по лжи,
Минуя поле к горизонту,
Через посев скандалов
И упреков,
Где на краю сверкает синь
Без затхлой зелени болотной.
Правление кикиморы
Любовного несчастья
Пусть здесь и остается.
Я убегаю,
Пряча
Расставанье - счастье
У сердца, в маленьком кармашке,
Я благодарна за побег
Кромешной тьме,
На скрытой вашей хитростью тропе,
Среди теней
Предательства, обмана
И вечного ненастья
Неискренности чувств,
И запертых дверей
В мир солнца.
Нет больше ссор:
И я, и вы – свободны!»
2
Вдруг эта яблонька –
По мере усыханья –
Слышит тихий голос,
Странный и печальный,
Но проникающий горячим зноем
Вглубь
Каких-то новых чувств:
«Я так вас понимаю,
Хотя вы деревце,
Но – чудное создание!
Умеете любить и ненавидеть…
Как вы, недавно я мечтал уйти,
Но обязательства меня держали,
Любовь мою плетями измеряли,
Копьем к смиренью призывали.
Невидимый смотрел…
Искушал он меня и звал на Голгофу,
Говоря, что это есть сад просветленных душ,
И пошел я за ним,
Когда оковал он меня цепями
И надел шутовской колпак
Мне на голову вместо венца
Или шапочки с помпоном из заячьего хвоста,
Но позволил же взять с собою крест,
О котором просил,
Не измерив всей тяжести ноши моей.
И стали руки и ноги чужими мне,
А голова покрылась струпьями,
А живот повис до болящих колен и стал врагом моим,
И кровь текла из глаз моих вместо слез,
Не давая увидеть насмешки и злобу тех, кто смотрел
Вместе с ним, кому он разрешил
И у кого в этот миг была радость.
Об острые мертвые камни разодрал я ноги свои,
И руки мои устали нести непосильную ношу,
И Бог был не на моей стороне,
И тогда я встал на колени перед врагом моим и молил
Врага моего отпустить мое тело и душу мою,
Но враг высокомерно отверг мою мольбу,
Потому что Бог был с ним, а не со мной.
Бог любит всех,
Даже падших,
А я был просто глуп, оттого и наивен,
И не знал, что это тяжелый грех
Быть невинным
И вызывать у врагов своих смех,
За это я нес свой крест, тащил его по глине.
Сначала пошел дождь, потом снег,
А я все шел и шел
И не пришел никуда,
И боль меня жгла до того предела,
Когда кровь, наконец, застыла в моих жилах.
А враг мой тут же исчез, оставил меня.
Это был я!
Сегодня же мечта моя-
Совсем не чувствовать.
Но для чего тогда Господь
Нам дал любовь?
Чтобы, узнав ее,
Мы ежедневно
Создателя молили
Забрать ее обратно?
Или
Сами
Тем, что имеем под рукой,
Любовь любой
Дубинкой убивали?
Или ножом ее от сердца
Отдирали?
Из пистолета чтобы
В ногу ей стреляли?
А, может, просто убегали,
К груди прижав ладошки
На любовном старте,
Стесняясь
И неловко прикрываясь
От пожирающей нас страсти,
Когда еще не любишь,
Но мечтаешь…
Бог, подарив
Всем нам любовь,
Войну
Против себя же
Развязал,
И люди в бой против него пошли
С молитвой о любви!
Да как же так?
Всевышний, объясни…»
Так аленький цветочек говорил!
3
В это время
Лео
Стоял у куста,
Горящего красным,
И слушал эти слова
И видел он три прекрасных лица
Среди своих расцветающих яблонь,
Но одна была уже суха,
Как камень.
«Несчастная, она не знала,
Что, прорастая
Корнями
В эту землю,
Обречена повиноваться,
А если нет – придется подчиняться
Смерти!» -
Так Лео тихо говорил
Трем лицам,
Которые склонились
И смотрели сверху
На белые прекрасные цветы
Такой же первозданной красоты
Природы.
Они молчали,
Но за них цветочек красный говорил:
«Я расцветаю каждый день,
В полночный час,
Скрываясь даже от звериных глаз,
Вот и сейчас,
Я, кажется, расцвел,
Чтобы вам, Лео, истину сказать
И тут же умереть!»
«Так в чем же истина, цветок?»-
Склонился ниже Лео,
Чтобы услышать тайну тайн Вселенной.
4
«Да истина простая –
Это смерть!»
«Ради чего? В чем смысл
Всеобщей гибели?»
Цветок вздохнул и уронил слезу:
«Все – ради красоты Земли!»
«И это – главная причина?
И нет другой?
Тогда зачем процесс развития,
Бег к совершенству,
Разумность бытия во всем,
В конце концов, зачем религии
И философия любви и Бога?
Ведь можно бесконечно умирать
И молча…»
Цветок, чьи лепестки
Уже покрылись смертным потом,
Теряя слезы,
Шептал:
«Хотя Земле мы все нужны
Лишь ради украшения ее лица
В сопревшем виде –
Как гумус, жирный дочерна,
Полезнейшая маска из созревшей смерти
Для круглых щек и подбородка,
Но Создатель очень любит сцену:
Смерть, пожирающая все,
А также гумус и театр –
Его религия и смысл любого
Ожидания.
В этом театре на Земле
Мы все – актеры,
С неповоротливых слонов
До крошечной букашки,
Неведомой живому глазу,
Театр невиданной красы цветов
И высохшей в стогу травинки.
Этот земной театр –
Со времени зачатья и до смерти
Всего живого –
И есть великий смысл,
Тот философский камень,
Который ищут все
Великоумные шуты
За занавесом
Им неведомой игры.
И среди них искатель,
Лео, это ты!
Ты – как создатель
Искусительной еды
Для масс наивных потребителей,
Которые, вкушая с удовольствием
Деликатесы
С тобою искалеченных деревьев,
С особою веселостью
Готовят себя к смерти!
Всего лишь, Лео!
А ты подумал,
Соблазняя фрукты,
Что поменяешь
Философию людского бытия?
Поборник удовольствий,
Ты лишь подбросил людям радости
В дороге, которая ведет их к смерти.
Какая разница, кому есть сладкий фрукт?
Достойному или разбойнику,
Коль результат один –
Неукротимый алчный гумус,
Питательный крем Земли?
Цветок сказал и крепко запер лепестки,
Он больше не блистал…
А Лео плакал.
И утирая слезы, умершему лепестку сказал:
«Теперь я понял смысл любви господней
Ко всему живому,
И почему всегда он призывает
Без разбору
Любить любого ближнего
И щеку подставлять
Врагу –
Существование всего живого
Предрешено,
Запрещено
Нам выбирать того или иного
Для жизни или убийства,
Наше существование подчинено
Создателю,
Который любит всех
В своем театре.
Играйте, господа, играйте…
Вот мой ответ
Цветам и людям, и плодам!
Все наше – это суета сует!
…Но что скажу гостям?
А то, что лишь движеньем губ
Нам не переписать
Историю такого мира!»
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
1
«Мне больно!» -
Эти слова
Шептала сухая яблонька,
Которую день изо дня
Испытывал на прочность
Волшебник Лео
Скальпелем.
Он не заметил,
Как к дереву
Пришли безумный
Гестас
И Дисмас благоразумный.
Они усталыми боками
Приникли к стволу замученной старушки,
Заботясь, чтобы лодыжки сломанные отдыхали,
Внимали
Ее ужасным, жалобным стенаньям:
«У человека есть мечта:
Его любовь, его воспоминания
И боль –
Вся жизнь
И все его существование.
В нем смыто дочиста давно уж то,
Что может возбуждать
Отчаянное
Любопытство
Странствующих
В темноте событий.
Там места нет ни для кого,
Ни для чего.
Там нет на камне камня.
Поэтому так хорошо
Хозяину,
Который этой пустотою
Обладает
Как честный собственник
Своей недвижимости,
С печатями и штампами
На деловой бумаге.
А вы не знали
И пришли взглянуть
С толпой таких же обреченных
На экскурсию
С плохим экскурсоводом,
Который слегка был пьян
И покурил бракованной травы,
В то время,
Как обладатель и хранитель пустоты
Просил вас не шуметь
И дать ему уснуть
В обнимку с болью!
Боль голая была,
Экскурсовод – бесстыден».
2
Тут ветер вставил слово:
«Боль рядится в одежды
Из бутиков,
Ей голой выходить в народ
Нельзя –
Тогда он не поверит в счастье
Получить кнута
Или удар кинжалом в сердце.
Боль голая ужасна,
Хотя, конечно, есть любители
Смотреть на раны
И ковыряться
В гное и крови.
Но, господа,
Чтобы вам было ясно –
За болью очередь стоит
По миру,
И это очень дорогой товар,
Я уверяю вас!»
Но тут супруга колдуна
Рассказы ветра прервала:
«Попридержи язык!
Он слишком длинный у тебя,
Хотя ты и могуч,
И знаешь все и вся,
Мотаясь тут и там,
Но, умоляю, постыдись,
Дай отдохнуть гостям!»
А ветер только посмеялся,
Он и не думал униматься
Да гости ветру улыбались,
Поэтому он стал еще стараться
Речами ублажить застолье:
«А почему гоняются за болью?
Скажу вам прямо:
Народ не верит более
Стереотипам правильной любви,
Находит слишком он глубоким чувство,
Чтобы носить в себе
Все честные желания,
Которые и проявляют сущность,
Явившуюся из Вселенной,
Она дана нам из других миров,
Пример нам всем – любовь цветов,
Запретная для человека.
В саду у Лео
Вселенная
Благоухает!
И это станет достоянием любого века!
Кто, вот, к примеру, знает –
Как получить дыхание,
Любовный или смертельный вздох,
Последний
От неизвестного?
И им дышать…
Вы скажете, что это невозможно!
А Лео знает – как отнять,
Скажу вам более,
Он знает, как продать
Дыхание,
За сколько!
Да не смущайтесь так:
Достаточно ему театр любой позвать,
Ему отдать,
Актеры заберут и станут продавать со сцены
И дивиденды получать.
А вы о чем подумали?»
3
«Смотри-ка, Гестас,
Что здесь мы видим!» -
Сказал Дисмас.-
Тут страсти, словно на кресте,
Непокоренные деревья,
Как грешники,
Скрипят в аду у Лео!
«Так, может, я уже пришел
На обозначенное место?»-
Воскликнул Гестас.
«Наивный брат мой по кресту!-
Сказал Дисмас.-
Не там ты ищешь ад…
Он, кажется – вверху!
Но, посмотри, к нему,
К его лучам смертельным,
Как тянутся ростки
(Всего их три,
Едва родившихся, цветка)
Как бы прилепленные к мертвой ветке,
А поутру, росой умывшись,
Молитву шлют ему
О вечной жизни…»
Тут яблонька чуть слышно прохрипела:
«Уж лучше бы сорвал их Лео!
Мое же порожденье
Мне муки продлевает –
В цветы последние волшебник и играет…»
Гестас, с усмешкой глядя на цветы,
Цветам отвечает:
«Случилось, случилось,
Злодейка судьба накатила…
Так что ж, что страдаем?
Мы все попадаем на Землю –
Не в рай,
Никто нам не дал и не даст
Выбирать:
Бронь на место под солнцем
Кому-то дано выделять, утверждать,
Подтверждать,
Разрешенье на вход и на выход давать,
А нам – с благодарностью это принять.
Путевки расписаны все до одной,
Дорога землянам –
Домой,
А дальше – веками мечты лишь о рае,
Все слезы – о нем,
Какой он – не знаем,
Но все же мечтаем,
Что, может быть, в рай попадем.
И ради дороги обратно,
Которая будто бы кончится раем,
Страдаем и терпим,
В терпенье страдаем,
И ропот сердечный
В борьбе побеждаем,
Протест угнетаем,
Терпение подвигом
Мы называем…
Чудные, счастливые болью земляне!
Когда-то поедом
Меня съедала страсть,
Сегодня дожирает
Старость,
Как это все похоже –
И в словах,
В которых отзвук страха,
А также и во времени:
Тогда - сейчас,
Какая разница для поколений?
Сегодня на бегу влюбляясь,
А завтра на ветру
Сухой былинкою качаясь,
Какая разница, откуда ветер?
Боль одинакова всегда,
И именно она рождает страх –
Страх времени
Со дня рождения,
Который душу выпивает
До дна
У каждого из нас!»
Тут и Гестас спросил,
Обращаясь к пришедшему Лео,
Водою умывая руки
От сладкой пищи:
«Садовник, да неужели
Вы так любите людей,
Что ради них готовы
Враждовать с природой?
Вы дар свой отдаете
Тем, кто сытно ест,
Но хочет есть еще сытнее,
В скоромном удовольствии
Такие топят разум
И обнажают душу,
Всегда готовые к обмену
На любой изысканный десерт.
Но вам же ненавистнее
Мальчишки,
Обчистившие райский сад
И растоптавшие ваш труд –
Изделье колдуна!
Где здесь любовь?
Она здесь не видна!»
Усевшись поудобне после обеда,
Он продолжал,
Задумчиво оглядывая небо:
«Я наблюдал работу пастуха…
Хромой пастух пасет свои стада
И выбирает жертву на обед,
Сначала сытно накормив
И поиграв на дудке вволю
Козе, быку, корове.
В суме он прячет два рога,
На них свои особые мелодии играет,
Когда идет гроза -
И так он жертву выбирает
Среди скота,
А если волк на песнь рогов придет,
И волка подберет,
Ножом по горлу полоснет,
А лань – так лань
В костер пойдет,
Проткнутая насквозь.
Пастух – искусный повар,
Ему неведом голод,
Он крепко дружит сам с собой,
Его всегда желудок полон,
Отменной пищей –
Ведь из скота берет кого получше,
Чтобы убить,
Кого похуже -
Чтобы оставить жить, таких любить!
С плохими только дружит,
Чтобы хорошим сытым быть,
Как видел я,
Он убивает лучших
В угоду худшим.
А какова твоя, колдун, задача,
В смертельной схватке
С садом?»
На что ответил, улыбаясь, Лео:
«Не вам ли знать, что я –
Всего лишь исполнитель,
Когда мне говорит мой повелитель,
Я просто делаю,
Не обсуждая замыслов того, кто выше…
И не сочувствую преступникам-мальчишкам,
Разграбившим мой сад,
Творенье дивное
По высшему заказу!
Здесь чувствам места нет,
А есть приказ!»
4
Тут ветер зашумел, вмешался,
Он к яблоньке прорвался,
Запутался в сухих ветвях
И будто издевался:
«Мадам, хотите стать смоковницей?
Вы снова будете, как школьница,
И скоро станете рожать
Красивых черных инжирят.
Хоть вы и усыхаете -
Но корень зелен,
А волшебник Лео
Враз обновит,
Сейчас у вас такой печальный вид!
Ну, соглашайтесь!»
И яблонька с печалью отвечала:
«Женатым надо быть –
Так говорят религии
Всех рас,
Всех континентов,
Замужней надо быть –
Бесспорно это
В любом лесу,
Где есть деревня
В три дома на ветру.
Никто не спорит,
Но что в глазах так беспокоит,
Прищуренных
В усмешке Незнакомки
И, разумеется, Джоконды?
Вас в заблуждение ввели
Смешинки,
Ведь это, господа – слезинки!»
Гестас с усмешкой продолжал:
«Да Лео сам уж совратил
Свои цветы,
Которых думать научил,
Как мыслят люди.
Конечно, нет ни глаз, ни головы
У яблоневого сада,
Но думают они
«Нутром» - аминокислотой,
Вполне возможно, эффективней,
Чем мыслят люди головой!
И вот увидите, что будут скоренько рожать
Сухие яблоньки чернявых инжирят…
Здесь, на горе с бесплодной почвой,
Колдун возводит свой Эдем,
А дело-то, друзья – Господнее,
Творцу угоден сей гарем,
В котором аленький цветок
Сияет красным фонарем
Больших людских надежд
На новые сердца и души!»
Сад Лео – это плен!
Из плена можно отпустить
Живого человека,
А можно -
Мертвого уже.
С живым, возможно,
Вы встретитесь,
Сразив мечи, ножи,
И победите.
А мертвый пойдет за вами
Всюду
Вечером и утром,
Он не оставит вас в ночи,
В объятия вас заключит свои,
Жестоко удавив.
Оставьте смерти смерть,
А жизнь – живым.
И отпустите всех!
И проживете долго
И счастливо,
Согласен ты со мною, Лео?»
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
1
Вздохнув, садовник отвечает:
«Творцу угодна смерть,
Скажу вам по секрету,
Вот философия
Всей нашей жизни на земле.
Вы делите людей
На лучших, худших,
На постников , обжор и равнодушных.
Вы рассуждаете о том, кому
Возможно дольше и счастливо жить,
Кому же лучше побыстрее уходить,
Критерием тут – добродетель
И выполнение законов,
Но почему тогда так верно изреченье:
«Ничто не вечно под луной»?
«Так спросим у того, кто красотою покоряет
Сердца
И точно знает цену того,
Что называем жизнью!» -
Всем Гестас предлагает.
Но почему же Лео на вопрос не отвечает
И не ведет гостей туда,
Откуда только что пришел,
Туда, где заалела красота
Волшебного цветка?
2
За Лео ветер отвечает:
«Он умер.
Гроб –
Смерти колыбель,
Теперь его постель,
В которую забрался он
Без спроса.
Зачем?
Он будет спать тысячелетья
В ней,
Такое непослушное дитя
И жертва жалкая
Чужого злобного безумного порока!
Он доказал,
Что жизнь ценна лишь ради смерти,
Поэтому прожил всего лишь день
И, словно крылышки, он лепестки
Сложил
И опустил их в гумус.
Да, аленький цветок –
Мгновенная награда для земли.
Но мучает меня вопрос:
А если бы он знал,
Что красота его –
Для одного лишь вздоха восхищенья,
А назначенье –
Сгнить в темноте
Среди червей,
Он, может быть, и отказался
Открыться миру
В облачении прекрасном,
Ведь у его подножия,
Теперь уже засохшего,
Снуют малютки-муравьи,
Кузнечики, жуки
И мухи живут себе,
Не мысля о разлуке
С жизнью
Всего за сутки?
Их много,
Но так они малы,
Что гумус может ждать их долго-долго…»
«Вот почему Создатель любит всех,-
Дисмас за ветром продолжает,-
Все мы не просто так под землю
Попадаем,
У каждого свое и время,
И предназначенье.
Дарован одному лишь день,
Другому – век с ношей
Под ногами сильных кувыркаться.
Но упрекать друг друга,
Насмехаться
Над неудачами и горем,
Никто не может,
Поскольку
Создатель любит каждого
Как жертву слабую –
Но лишь его безмерной воли!»
3
Тут Лео рассмеялся
И, указав на стол,
Где красовались яства,
Сказал:
Теперь я вам открою тайну:
Вот это все – и сладко, и обман!
Вот это яблоко – миндаль,
А виноград – рябина,
Что сладко здесь – то было кисло,
Что сочно – было вязко.
Я по приказу и подсказке
Другую жизнь, как будто в сказке,
Дал фруктам,
Теперь у них другие паспорта
И непонятная национальность,
Способны все они произрастать
В любой стране,
Везде и всем они родня!
А надо было лишь найти проводника
Соблазна и оргазма
Простого неприметного цветка.
В моем саду мне истина
Откуда-то пришла
И я нашел проводника!
Теперь мы об руку с ним
Режем и лишаем
Цветы
Всего того, что знали,
Что любили и чему молились…»
Тут ветер прошептал,
Загадку объясняя:
«У них теперь проблема –
Самоидентичность!»
«Да, - Лео ветер поддержал,-
Они теперь себя не знают,
Но счастливы вдвойне!
И этот факт никто из них
Не отрицает».
4
«Чего не скажете вы обо мне!-
Вступает снова ветер
И сметает все со стола.-
Лишили вы меня любви,
Которую всегда искали
Первозданные цветы,
Теперь я одинок,
Подумать только –
Заменил мои лобзания
С цветами
Скальпель Лео!
Мне крылья обрывает скорбь,
Я зашью себе рот,
Я заткну уши
И зашью веки ,
Я обрею голову
И посыплю лицо
Белой пудрой –
Все это очень идет
К черным одеждам.
Я надену черные одежды
И выйду к людям в толпу
И люди будут смотреть
На меня,
Будут слушать шорох
Моей одежды
Будут трогать себя за волосы
И громко говорить обо мне.
Но что это будет значить для меня?
Ничего!
Я ничего не увижу,
Не услышу
И не улыбнусь.
Но кто-то, может быть,
Возьмет меня за руку
И выведет из толпы.
Хотя и это мне будет все равно
В этот день,
Когда небо в черном…
Вот что сделал ты, Лео!»
5
«Не хочешь,
Но, однако, вспомнишь,-
Вздыхая, Гестас ветру отвечал,-
Плохое поведение цветам
Передается половым путем,
Как у людей.
Я видел, как колдун пытал
Старуху-яблоню,
Используя оставшихся в живых
На ней два-три цветка,
Ее кромсал и зашивал,
К ней молодой росток он привлекал
Дабы добыть потомство.
А я скажу вам так –
Пытать старуху –
Это неудобно,
Нет доблести в тяжелых истязаньях,
Создатель, если и дает задание,
То действует жестоко,
Но мы его приказы,
Конечно, обсуждать не можем!
Увы, старушкам остаются слезы!»