Матвей, годы

   
         Ходил по саду, ворошил опавшие листья палкой, прищурившись поглядывал на, уже неяркое, осеннее солнце, вдыхая свежий, но еще не холодный, воздух, радовался бабьему лету-  наконец-то...А то все дожди...Подошел к дому, присел на скамейку. А вот у стенки дома совсем тепло, ветра нет, пригрелся. Сложил ладони опершись на палку, голову уронил на руки, замер в полудреме...Шум машин на деревенской дороге, остановились вроде. "Отец!". " Кому это?"- подумал- "Вроде соседи уехали сегодня...". "Отец! Живой? Иль спишь?". Глаза открыл, осмотрелся- "Эт я, оказывается, отец! Дожил..." У дома, напротив палисадника, две легковушки, компания в них. Водитель одной из машин, парень молодой: "Батя, как деревня ваша называется?"- "Вирино"- "А до речки правильно едем?"- "Да"- и с иронией на секунду позже : " Сынок!". Парень мельком глянул на яблоню, что растет в палисаднике тяжело склонив ветви под грузом яблок спелых. "Ты яблочек-то нарви, компанию угости, девчонки смотрю у вас, в радость им будет"-" Ну, батя, спасибо!". Уехали.  Потер ладонью щетину, выходной- чего уж бриться как обычно, нужно в бане щетину распарить, а там уж - хоть на свадьбу. Глянул на солнце прикинув, что уже часа четыре пополудни, баня уж точно выстоялась, с раннего утра топлена. Встал резко и охнул, до конца не разогнувшись- боль в пояснице. ...Опять щетину потрогал, постоял согнутый. Усмехнулся: "Скоро не отец, дед- услышу!". Разогнулся, еще подышал свежестью и - в дом. Дома, собирая вещи в баню, остановился вдруг, медленно осмотрел стены увешанные картинами, каждая картина по- своему дорога...А красиво-то как! "Эх!"-подумал- "Не дал Бог таланта- картины писать. А жаль...Хотя попробовал как-то, вроде не так уж и страшно…". Глянул в красный угол. Дева Мария с ребенком на руках смотрела не задавая вопросов и ни на что не отвечая, только какая-то горькая печаль в ее взгляде...С другой иконы пронзительный взгляд Спасителя...У Матвея дрожь пробежала по спине: " Господи ИИсусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного!". Помолчал, и: "Спаси и сохрани, помилуй семью мою! Спасибо тебе за все, что ты делаешь для моей семьи и меня...". Глянул на первую икону,- чуть заметная улыбка и все та же печаль. Перекрестился широко трижды…  В бане помахал веником, наслаждаясь, но недолго- прошла молодость безоглядная. Распарив лицо, брился тщательно, будто на праздник- доказывал себе, что молодой еще. На выходе ледяной водой из ведра- вот и молодость вернулась! В доме еще одно полотенце достал и вытерся насухо. И только тогда налил бокал пива и не отрываясь- до дна! Ух! Посидел чуток и соблазнившись запахом распаренной гречки густо сдобренной тушенкой снял чугунок с шестка печи. Долго держал, согревая в ладонях, широкий бокал с коньяком, тихо наслаждался удивительным ароматом и, голодный, посмеивался над собой- коньяк кашей с тушенкой закусить- слабо?! Позже сидел в полумраке и слушая потрескивание дров в печи все ж потягивал мелкими глоточками коньяк, посасывая корочку лимона…И телевизор не хотелось и, слава Богу, дома порядок, сидел, думал…Осмотрелся, снова не увидел нарушенного порядка, даже не по себе как-то… Лишь всполохи огоньков от печки кружились, а от них такой уют…И заныло в груди. Там, далеко…Там, в огромном городе жена, что зовет и зовет- приезжай, там и старшая дочь- Маша, младшая- Катя…Сын…не в ладах с которым .Там- все! Но не все дела сделаны и не стал еще этот дом просто дачей, а потому, сам себе: «Сиди Мотя, помалкивай. Придет еще время- ехать…». Дети, дети…
   Мотя вдруг встрепенулся- завтра же еще день свободный, воскресенье. Надо ж как баня рассла- била, да и коньячок…Какие дела назавтра? На ум ничего не шло кроме как помыть машину, понеде- льник не за горами, а на « грязнуле» на работу не любил. И защемило в груди- опять, уже много недель подряд, месяцы, время плетется однообразно и тоскливо. Плохо без семьи, не молодой уже, тепла родного так не хватает да и себя отдать, заботу свою родным и любимым…
      В воскресенье, Матвей, проснулся еще только, решил праздник себе устроить. А как? Наверное обед удивительный…Так это все обычно. Вспомнил восхищение дочки, талант у нее-  картины чудные пишет, то маслом, то акварелью…Усмехнулся, вспоминая, как дочь в изумлении:  «Папа, ты и это можешь?». Он сидел в саду на стульчике и пытался акварелью что-то изобразить, вернее не что-то: восхищение свое тем, что увидел…». «Вот на речку приду и красоту эту, природу нашу…А вот тогда и мясо на камнях. Кого бы угостить только чудом этим?..». Вздохнул, сам себе сочиняя:
Люблю осеннюю тоску,

                Когда нет света и тепла,

Люблю я утреннюю мглу   

                И ветра шум и песнь
 дождя

 Ковер из листьев и травы,
                Разливы бурные воды,

Ветвей печальный перестук,   
                Деревьев, что стоят уныло.
И кажется: какое диво! 
                Любуясь красотой, стоять затихнув,

Гул ветра слушать и дрожать и

Зубы стиснув,

О чем-ни будь мечтать…

    На скорую руку замочил мясо. Эх! Где ж дочь, жена…Как любят они эту его «кулинарию», но, что делать, только в будущие выходные опять, в который раз, будет Мотя нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу на обшарпанном районном вокзальчике встречать дочь, жену и судорожно сглатывать слюну в пересохшем от ожидания горле, все боясь, что заметят как дрожит от сухости и волнения его голос, мучаясь в упрямом нежелании показать как плохо и одиноко ему без них…Ну, да ладно, мясо замочил, стульчик, краски- все собрал. Ох, кисточки еще… Присел на скамеечку, не идут ноги, а надо, нельзя сдаваться в этом одиночестве, надо жить, просто жить… Там, на реке, красота сейчас волшеб- ная, нужно хоть так, неумело, запомнить ее… А потом встретить дочь и жену… На реке, ветер еще све- жий, замерз…Какое там мясо теперь. Домой пришел и ароматное замоченное мясо- в печь и с ума сходил от запаха, что вдруг заполнил весь дом. Ел обжигаясь и торопясь- будто с края голодного. Чуть насытившись, ел уже степенно, с уважением к самому себе, будто в театре роль играя…Позже, когда вдруг завыл ветер, Мотя глянул в окно- вдоль деревенской улицы летели сучья, пыль, листья с травой. И снова, только ночник включив, смотрел Мотя на бегающие отблески огня печного и слушая гул вет- ра наслаждался теплом и уютом своего дома, весь вечер потягивал мелкими глотками всего-то грамм семьдесят коньяку и, надо же, растянул это удовольствие на весь вечер…И грусть свою и тоску и боль душевную- все растянул до ночи, так и уснул в кресле укутанный уютом и теплом. 
   По вечерам, приезжая с работы, Мотя торопливо носил дрова в печку, растапливал и, минут пять, присев рядом, погружался в бездумное созерцание…А после, почувствовав, что он дома, наконец, качал воду- три ведра. Два сейчас- на хозяйство и одно на утро. Одно всегда, в любую погоду, рано ут- ром, до завтрака еще, ковшичком выливал Мотя на себя- на улице, под окнами веранды. И даже ког- да резиновые сланцы примерзали вдруг к снегу либо льду он медленно ковш за ковшичком лил на себя… «Хороший душик!»- сам себе, одной рукой поливая, другой растирая тело-«Жаль только горя- чую воду здесь не подают!»- повизгивал приговаривая-«Банщик, парку поддай!». И звенел сосулька- ми волос, что вмиг леденели на морозе.  Вечером же, вслед за печкой и водой, на скорую руку- ужин…И вот только после всех этих обязательных дел, включал Мотя ночник и в тихом полумраке оживал его дневник рассказами и стихами и приходила грусть с завываньем  ветра  на улице, приходила вместе  с  потрескиванием дров в печке, отблесками огня на стенах, потолке, приходило тепло ожившей печки, а вместе с теплом…А вот здесь много разного. То, как волку, выть хотелось, то от усталости не успевал Мотя даже вчитаться в то, что вчера писал, то, откуда только силы брались- до поздней ночи повесть о своей жизни…Часто, очень часто, на полувздохе, на полуслове, на полустроке замирал вдруг Мотя и долго-долго  сидел зависнув над своим творением, как коршун, но не было добычи у коршуна и безвольно опускались руки…Как объяснить,  даже самому себе, твои поступки- может добрые, может удивительно хорошие, может недостойные и даже отвратительные…Там, внут- ри, ты сам уже все объяснил себе, но когда на бумагу и людям все – вот тут и опускаются руки…Не оп- равдать себя, так хочется быть понятым!!!