Он оборачивался и смотрел на вошедшего тусклым,расплывающимся взглядом,из-за стёкол очков...Загоралась душа!?...уж,не Пушкин ли?..не Александр!?...
но нет!...заходил,либо князь Одоевский...едва ли,не до шопота понижая свой голос,осведомлялся о здоровье, мялся неловко, не зная куда положить свою трость...наконец, откланивался,-церемонно и важно...
Плетнёв появлялся бесшумно и так же бесшумно исчезал,оставляя после себя резкий запах духов...точно женщина,право!?...
Приходили другие,-блёклые,бесцветные!?...на половине жены слышались звуки пианино,оживлённые разговоры гостей...Жена любила играть и петь,-голос у неё был удивительный,она вполне бы,могла петь на сцене!...теперь же,звуки этого, прежде любимого голоса вызывали у него чудовищные спазмы головной боли,-хотелось закрыть уши пальцами и не слушать уже ничего и никого!...и этот кашель, господи!...возникающий где-то в глубине и всё разрастающийся, и грудь уже не могла его вместить,а он рос и рос!?..."неужели и впрямь,-прошла, пропала жизнь!...забавно!...будто,и не было её!"...
Снег за окном шёл крупными хлопьями...слышался шум проезжающих экипажей,храп коней,-да,всё это,точно в полусне каком-то и полузабвении!...Графин с вином,стоящий на столике и наполовину уже пустой,-притягивал к себе неудержимо,и он трясущимися руками наливал себе в стакан, выпивал торопливо и давясь...но, кажется, вовсе не пьянел,-скорей наоборот,всё вокруг обретало отчётливость и рельефность!..."забавно!..." шёпот служанок за стеной!...слух его за время болезни обострился до предела,- да и о чем это они?" плох наш барин..." "да и точно что плох?... руки дрожат, да и с сердцем?..
Как он кричал на него,- это бравый жандармский офицер!.."Что ты опять печатаешь недозволенное!... Ужо, упрячу тебя в Сибирь!... Вон, вон!..."Крик стоял в ушах, и лицо Бенкендорфа, круглое, красное от натуги,- расплывалось в глазах... Забавно!
Разные бывают судьбы, разные жизни... Одна вспыхнет ярким факелом да и сгорит в одночасье... Другая тлеет медленно и долго подобно восковой свече и кто знает, что полновеснее в конце концов,-первое, или второе... Кто рассудит!?
Ему,- последнему в роду Лифляндских баронов,- Антону Антоновичу Дельвигу было отпущено не так уж и много... И теперь шёл всего-то 33 год... И Царскосельский лицей был давно позади,- тот самый первый выпуск!... И чин коллежского секретаря получен, и жалование положено... и какое! 700 рублей в год! Определение в департамент горных и соляных дел, в чем конечно сыграл свою роль его отец... И ни чем-то он не отличен от других молодых людей своего возраста и круга, и от карьеры, право же не бежит!...Но служба службой, да ведь было же что-то и кроме нее, и немалое! Коль " зеленая лампа" бросала на него свой "свет" наравне с Пушкиным, Глинкой и Гнедичем! И было близкое знакомство с Рылеевым и Бестужевым,- издателями "Полярной звезды" столь любимой и почитаемой среди думающей интеллигенции...Было наконец столь неожиданное но конечно очень лестное для такого молодого человека как он предложение стать издателем "Северных цветов"... Ну и наконец была Поэзия! Конечно же поэзия, что держала его в своем сладком плену с молодых лет.
" Ах ты ночь ли, ноченька!...Ах ты ночь ли бурная... Отчего ты с вечера до глубокой полночи не блистаешь звездами, не сияешь месяцем?... Все темнеешь тучами... И с тобой знать ноченька, как со мною молодцем,- грусть-тоска связалася..."
...Салон Софьи Дмитриевны Пономаревой... И неожиданно возникшая "да так ли уж неожиданно" любовь к ней?!... И смерть Софьи Дмитриевны,умершей всего-то 24-х лет от роду!... Упадок, депрессия, шок, и странная какая-то скоропостижная женитьба( уж не спасаясь от мыслей своих тягостных!?)женитьба на Софье Михайловне (опять Софья) Салтыковой,-хорошенькой девице- дочери прителя Василия Львовича Пушкина,- арзамасца Салтыкова...Женитьба, так много перевернувшая безвозвратно!... Служба в публичной библиотеке, впрочем недолгая и закончившаяся откровенным изгнанием от туда из-за весьма натянутых отношений с директором библиотеки Олениным,- заносчивым и чванливым глупцом!... И жить лишь на доходы от издания " Северных цветов" (и ведь нужно было помогать матери и младшим братьям,- отец к тому времени уже умер...) Наконец, возникшая и столь насушная "литературная газета", где царил триумвират: Пушкин, Вяземский и он,- Дельвиг...И где во главу угла ставилось немного немало очищение писательского труда от ненужных нагромождений, дабы сделать его высокоидейным и высокосодержательным!...И от того-то становилось необходимой борьба с пошлостью и мещанством детищ Булгарина и Греча,- "сыном отечества" и " северной пчелой" ( к которым сам император относился весьма благожелательно)...Борьба, зашедшая столь далеко, что втянуты в нее были и жандармерия, и российская цензура!... И что оставалось теперь ему,- перенесшему тяжелую болезнь, измученному изнурительной работой, дрязгами и склоками, клеветой и наветами, изменами жены и тем, что многие близкие ему люди отвернулись от него!... Быть может только в памяти своей восстанавливать образы дорогие сердцу и призывать к жизни события давно минувшие...
"Ты помнишь ее Саша!... ямочки на щечках, темные раскосые глаза почти что японские и родинка над верхней губой... ее кожа пахла созревшим яблоком! Все стоит глаза мне закрыть и вижу румянец на щеках, и черные ресницы, все как будто дрожат... Сонечка... Софьюшка... Софья Дмитриевна... Ее муж,- мужлан и пьяница запойный!... Ее салон,- где можно встретить кого угодно, от Илличевского до Крылова!... но Господи ,боже ты мой ,когда расходились наконец-то все, и муж засыпал за столом,- не моими ли были покатые ее плечи, не ее ли губы целовали меня?...и изгибы пальцев ее, вплоть до прозрачных ногтей... и нежная кожа шеи... и тонкая жилочка пульсирующая на ней... и вздымаемая грудь в вырезе платья!... И знаешь ли ты это чудо- присутствие рядом с тобой любимой женщины,- стоит ей появиться,а ты уж не чувствуешь самого себя...Бежишь к ней, падаешь на колени, ощущаешь тепло ее ног и всю ее разом!...и вот уже нет тебя,- весь ты растворился в звуках ее голоса, в милых ее привычках, и самые собственно недостатки ее не хочешь замечать, а почитаешь за достоинства!?...Впрочем что это я?! Ты ведь знаешь это сам Александр, и болен был этим не раз, а все никак не переболею!... И чем больше времени отделяет меня от смерти ее тем явственнее что она была небесным даром, Бог дал мне ее Бог и взял обратно...Знать за грехи мои!?..
"Жизнью земною играла она, как младенец игрушкой...скоро разбила её:верно утешится там!"...
Пласт за пластом отслаиваются воспоминания...
"Я ведь был в то раннее июльское утро на кроверкском мосту,- когда казнили тех пятерых...! С Невы дул резкий, пронизывающий ветер...было не по-летнему холодно, а они были в одних рубахах, и лица разбиты в кровь!... Все держалось в строжайщей тайне,- мне же обо всем рассказал мой бывший учитель Боровков,- ты ведь, кажется, знал его?... Тогда делоправитель следственной комиссии... Я знал хорошо одного Рылеева, совсем немного Муравьева, вовсе не знал остальных..., но когда все свершилось!?... Этот страшный и нелепый фарс, и закончили грохотать барабаны,- что-то умерло во мне, без всякой надежды опять возродиться...осталась на душе лишь горечь... Ведь среди них могли быть и Корнилов, и Бакунин, и даже наш Кюхля,- будь он чуть несчастливее, когда стрелял в генерала Войнова!?...и ты мог быть там, мой милый Саша!... Что-то чистое и нежное, какая-то сокровенная, неясная до конца надежда была убита тогда на Сенатской!?..."
"Смертный, гонимый людьми и судьбой! Расставаясь с миром, злобу людей и судьбы сердцем прости и забудь, к солнцу в последнее взор обрати, как Руссо и утешься: в миртах пробудется там..."
...мы грезим на волнах нашей памяти...
"...звонит колокол лицея... и тишина взрывается от смеха, криков и топота ног по паркету. Мы бежим!!!... Окончены занятия и не нужно изображать из себя прилежных учеников...Свобода!!!... Мы слетаем по парадной лестнице; хватаем жадно морозный воздух и бежим... бежим к Александровскому парку, или к Екатерининскому,- он ближе... к Большому пруду,- чтобы играть в снежки, кататься по льду... и прикоснуться однажды до гранитной облицовки Чесменской колонны!?...Так странно, что все эти памятники русской славы и старины тогда казались нам только красивыми, и не возбуждали иных чувств...и Морейская колонна была только красива!?... и Камеронова галерея... и статуя Диониса на ней!... и белки спускались к нам с веток и мы кормили их из рук... и как же строго смотрели на нас пажи и дворецкие в синих и малиновых ливреях,- не дай бог увидят наши проделки кто-то из царской фамилии, или выйдет на прогулку по аллеям парка сам император!?...А дядьки и гувернеры пытаются нас урезонить, да куда там!... Яковлев,- живой и вертлявый с вечнымы гримасами и ужимками... длинный, изогнутый, нелепый с вытаращенными глазами Кюхельбекер...маленький, похожий на хитрую лису Комовский...большой и добродушный увалень Данзас... румяный и застенчевый Есаков... Все они здесь!...и только тебя нет с нами, Александр?!...ты заперся, должно быть в библиотеке, или газетной комнате и пишешь теперь стихи... о чем?!... Лицей как загадочный замок и в мы в нем прекрасные принцы!...и как чисты и безоблачны наши помыслы, какой огонь свободомыслия в глазах и в души наши не закрался еще" великосветский расчетливый насущный холод"... Мы молоды еще и по летам, и в помыслах своих...Но вдруг в водянистых глазах Пущина промелькнет что-то эдакое, будто предчувствует он и декабрь 25-го, и будущую ссылку свою?... или на итальянское лицо Корсакова ляжет невольная тень, словно знает он уже о скорой своей гибели?!..."
"В третий раз мои друзья вам пою куплеты я на пиру лицейском...О, моя, поверьте, тень огласит сей братский день в царстве Елисейском...Хоть немного было нас, но застал нас первый час дружных и веселых; от вина мы не пьяны, лишь бы не были хмельны от стихов тяжелых...И в четвертый раз друзья, воспою охотно я вам лицейский праздник...Лейся жженка через край; ты ж под голос наш играй, Яковлев- проказник!..."
"Наша лицейская семья, наше лицейское братство...Они распались теперь, и не дано нам уже всем вместе собраться в Большом зале Лицея, где стены расписаны под розовый мрамор, где между окон над зеркалами в арочных проемах,- аллегорические росписи и античные сцены...Афина, обучающая юношей!...и Куницин не нам,а другим будет говорить о любви к отечеству и долге перед ним...Нам не дано уже увидеть Малиновского,- он почил вечным сном!...и Энгельгард не встретит нас на пороге своего гостеприимного дома... Нам многое уже не дано, как не дано мне теперь подняться на третий этаж лицея, в библиотеку, чтобы понаблюдать за тобой, стоящим за конторкой подперев рукой подбородок... тобой что во власти своих поэтических грез! Но я и не хочу увести тебя из этого оцепенения, мой милый Саша!... Не хочу...!
Персонажи проходят передо мной,-персонажи старинной и глупой пьески, когда-то виденной, да изрядно подзабытой!...и черты их полустерлись, и характеры не ясны, а все идут они предо мной, и продолжается действие!...Вот Державин,- мясистые губы, выдающийся вперед подбородок, бесцветные глаза...Жуковский,- черные брови, волнистые волосы. тонкий чувственный рот...Крылов,- вечно сонный и кажется ко всему безучастный...Петр Андреевич Вяземский,- в круглых очках, с чуть заметной бородкой на округлом лице...Евгений Баратынский,- курчавые волосы, открывающие вдохновенный лоб...Мои отец и мать,- он в плакс-майорском мундире, она в простом платье и в белом чепце...Соня,- какой была в гробу вся в белом и в цветах...Булгарин,- с заискивающим взглядом... Бенкендорф,- губы растянуты в усмешке... Мертвые и живые проходят они передо мной, и мне уже нельзя различить ту грань, что лежит между живым и мертвым!?... Я знаю лишь, что все они одно целое и не было бы меня без них, как возможно и их без меня!?..."
Скрипнула дверь...он оторвался воспаленными глазами от заиндевевшего окошка и взглянул на вошедшего..." ты?!...Александр?"....
2000.
"Ленивый баловень
Судьбы",
Он был однажды
Предан ею...
Как будто ранней
Смерти знак
Поставлен был
На нём!?..
И всё же, за короткий
Срок...
Сгорая ярко,
Но не тлея...
Он заслужил,
Что мы его
В сердцах своих
Несём!..
22.04.2015.