Боже,
Ты где-то вовне, я – тоже.
Тебя на меня умножу,
Весь мир получу в ответ.
Может,
Познаю покой во дрожи,
То дрожь обнажённой кожи,
Когда погасает свет.
Снится:
Волнуется и беленится
Зверь, зрящий сквозь наши лица,
Наружу из наших глаз.
Птицы,
Чьи крылья - то книг страницы,
Чертовски умеют злиться,
Оскал сей увидев в нас.
Где-то
Совсем уж иное лето,
И всякая песня спета,
Но утром поётся вновь.
Это
Тобой донага раздетый,
До тверди костей скелета,
Твою я вдыхал любовь.
Отче,
Срок меркнет у каждой ночи,
Её повсеместны очи,
То звёзд мириадов свет.
Очень
Им гаснуть не хочется, впрочем,
Но я не могу помочь им,
Меня уже тоже нет.
Дети
Приходят домой на рассвете,
А ночью лежат в кювете,
Напившись и вдрызг, и в хлам.
Встретят
На трассе их ляди-леди,
Никто в темноте не заметит,
Что нет ни детей, ни дам.
Будут
Куражить и трогать всюду,
Им мыслится, это – чудо,
И лучше не может быть.
Люду,
Несчастному злому люду
Всё выдрала жизнь оттуда,
Где то, что должно любить.
Боже,
К тебе я взову во дрожи,
Мы в вязкой грязи, похоже,
Упорно идём ко дну.
То же
Стекает по бледной коже,
Она была чистой, - может,
Жалели её одну.
Ядом
Вонзаются в шею гады,
Шипят, будто так и надо,
И кольцами душат вновь.
Рады,
Когда заменяют адом
Жизнь каждому, кто под взглядом,
Такая у них любовь.
Кто ты
Без имени и работы?
Босота среди босоты,
Хоть галстук - за тысяч пять.
То-то
Вся жизнь как туман дремоты,
Да хочется без отчёта
И дальше всё спать и спать.
Душу
Пинцетом из нас наружу
Из зноя во злую стужу
Растащат того гляди.
Рушу
И строю, и снова рушу,
Но точит опарыш тушу,
Гнилую и так, поди.
Груда -
Разбитая мной посуда,
Но я так уже не буду, -
Посуду затратно бить.
Зудом
Шипит в груди чудо-юдо,
Сожрало оно оттуда
Всё то, что должно любить.