Портрет моего современника

Вадим Шарыгин
1. Это человек, родившийся за пределами духовных исканий и страданий, рождённый вдогонку эпохи романтики, сформировавшийся вдалеке от эры милосердия, очутившийся вослед свершившимся восхождениям на пики Искусства.

2. Это человек, лишённый или лишившийся высоких (нематериальных) идеалов «размером со страну, в масштабе государства», то есть это человек, в этом смысле, который «гол, как сокол», или «живущий в никуда»: от отпуска до отпуска, от похорон до похорон, от зарплаты до зарплаты, от болезни до больницы, от обещаний пенсии до кладбища обещаний и т. п.

3. Это человек «узкий» : узкоспециализированный, широко развёрнутый в узком коридоре восприятий, своей профессии, специальности, карьеры, хобби. Будучи «узким специалистом», наращивая свою «узкую специализацию», будучи дальнозорким в специальности, мой современник, зачастую, становится близоруким в вопросах жизни и смерти.

4. Это человек, при всех новоявленных возможностях коммуникаций, при всех своих привычках почти ежедневного виртуального общения и общения воочию с друзьями и знакомыми, по сути, очень одинокий, никому толком ненужный, поскольку весь многочисленный отряд сотоварищей по досугу, кроме этого самого «досуга» ничего моему конкретному, моему «дорогому в обслуживании и единственному из многих» современнику предложить не может.

5. Это человек с минимальными, с каждым годом и с каждым днём уменьшающимися шансами на встречу с замечательными (интересными) людьми. Прошу не путать «интересных» людей с «хорошими, душевными». Интересные, значительные, замечательные люди — то есть люди «преодолевшие в себе образованность, узкоспециализированность и досуговость — интеллигентностью», люди способные со стороны, с высоты птиц и комет посмотреть на свою жизнь и жизнь человеческую — практически все вымерли к моменту взросления моего современника, а те кто остались находятся на полуподпольном положении, в забвении, в затворничестве на виду, на «самоизоляции» от функционального большинства. Без встреч с интересными людьми — мой современник теряет две важных способности: способность общения о главном и способность отличия выдающегося от обыкновенного.

6. Это человек непрерывного действия, человек потока, человек, поглощённый потоком не просто многомиллионных жизненных мелочей, а именно властвующих банальностей, буквальностей, потоком разнообразия ничтожного; это человек почти без пауз (во вне и внутри себя), то есть человек с так называемым молчанием репродуктора (молчит поневоле) или вообще не умеющий молчать, слушать и слышать молчание — слова, мира, бога. Внутри у него есть, конечно, мысли и чувства, череда впечатлений, но нет внутреннего мира, нет детства с метаморфозами и преображениями, нет приоритета сознания над телом, нет мятежа против человеческого выживания! Душа моего современника - «компактная, прямоугольная, сплочённая в форму бытия, плоская, плотская», то есть обслуживает жизнь тела, подчинена человеческой жизни, прокручивается через мясорубку головного мозга и опыта самостоятельного существования практически не имеет и уже не желает иметь.

7. Это человек, всё ещё обладающий желанием любить, но реализующий любовь не в том объёме, как ему бы мечталось, хотелось. Любовь, как состояние жизни, неведома моему современнику как подвиг, но известна ему как радость и удовольствие. Научившийся и наученный разочарованию, «рассудочному чувствованию», «обжегшийся на молоке», старающийся соединить, совместить любовь с жизнью, ставящий любовь на один уровень с жизнью, с выживанием, мой современник "дует на воду", замыкаясь в подчинении раскладу: "любовь прилагается к жизни". А так, чтобы "жизнь прилагалась к любви", мой современник жить уже не в состоянии.

8. Это человек, разорвавший последние ниточки духовной связи с прошлым, а то и вовсе не имеющий к прошлому, к выдающимся духовным образцам прошлого - никакого отношения. Это человек : без прошлого и без будущего. У него есть только ускользающее сквозь пальцы настоящее, настолько скучное и бесцельное, что ему приходится всю жизнь забрасывать бездну бесцельности ворохом никчёмных мыслей, действий, событий, желаний.

9. Это человек, слышавший о счастье, желающий счастья, но сузивший определение счастья до такой комфортной и компактной суммы признаков, что стёрлась разница между счастьем и удовольствием.

---------------------------------------------------

Этому человеку, помноженному не на всех ещё, но уже на слишком многие миллионы похожестей, я пишу стихи.
И все предшествующие моему небожительству на земле поколения поэтов, в том числе высшая ступень эшафота русской поэзии — плеяда поэтов Серебряного века, претерпевшая неимоверные горести, страдания, тем не менее не имели такого массового, такого видоизменённого до неузнаваемости "потомка прекрасного", в таком масштабе, с такой степенью оторванности от прежнего опыта восприятия искусства жизни, с такою близостью к краю цивилизации потребления жизни. Именно поэтому, чтобы я ни написал, как бы я из кожи вон ни лез, как бы ни пытался переиначить ситуацию угасания поэзии как таковой, меня ожидает не столько личное, вполне естественное для поэта, пожизненное фиаско и забвение, сколько уже сегодня полностью и навсегда проигранное общее будущее, в котором высоты и вершины прошлого не просто не покорены новыми восходящими на них «альпинистами искусства», но в коем само понятие высот и вершин снижено до пригорка и массово произведено безо всяких трудов и усилий.