Пороховая пыль осела,
подсохла кровь, ушел конвой.
И комиссары в пыльных шлемах
склонились молча надо мной.
А я, меня уже не будет,
осталась в поле том лежать.
И тело голое остудит
окоченелость. Возражать
тому, свершившемуся факту,
теперь нелепо. Так заткнись.
Кому-то надо было как-то
полёты песен скинуть вниз.
Сон этот мерзко-натуральный
меня преследует давно.
В уютной, тёплой нашей спальне
закрыто наглухо окно.
Однако всё же чьи-то души
тревожа, ходят по ночам,
чтоб я живых звала послушать,
о чем они уже молчат.