Альфред Теннисон. In Memoriam A.H.H. CXVIII *
Гляди, как юных эр деянья
Огромны, человека ради;
Знай: не идут любви и правде
Всей смертной слизи одеянья;
И верь, что мертвые живут
Для новой, ясной, главной цели,
В грядущем дне и в новом деле
Их помыслом сады цветут.
Из вихрей огненного века
Планета, говорят, рождалась;
Остыли вихри, утверждалась
Жизнь в ожиданьи человека.
И он вошел в свои владенья,
Приняв в себя текучесть форм,
Преодолев за штормом шторм,
Встав после каждого паденья.
Пройдя пустыни, царства льда,
Леса, нагорья и пампасы,
Он доказал, став высшей расой:
Жизнь – драгоценная руда.
И, пробу повышая боле,
Он Времени подручным стал,
В пещерах сердца плавил сталь
И закалял слезой и болью.
И он, устав от плотских игр,
Оставит Фавну этот труд,
Тогда в душе его умрут
Горилла и свирепый тигр.
* Полный текст поэмы со вступительной статьей переводчика и комментариями доступен на интернет-ресурсах Amazon, Ozon, Litres, Wildberries (с 20.06.2021), Ridero.
CXVIII
Contemplate all this work of Time,
The giant labouring in his youth;
Nor dream of human love and truth,
As dying Nature's earth and lime;
But trust that those we call the dead
Are breathers of an ampler day
For ever nobler ends. They say,
The solid earth whereon we tread
In tracts of fluent heat began,
And grew to seeming-random forms,
The seeming prey of cyclic storms,
Till at the last arose the man;
Who throve and branch'd from clime to clime,
The herald of a higher race,
And of himself in higher place,
If so he type this work of time
Within himself, from more to more;
Or, crown'd with attributes of woe
Like glories, move his course, and show
That life is not as idle ore,
But iron dug from central gloom,
And heated hot with burning fears,
And dipt in baths of hissing tears,
And batter'd with the shocks of doom
To shape and use. Arise and fly
The reeling Faun, the sensual feast;
Move upward, working out the beast,
And let the ape and tiger die.