По воспоминаниям о блокаде академика Дмитрия Сергеевича Лихачева:
«Беспримерные герои — и мерзавцы, убийцы, людоеды. Середины не было»
Что нам известно о блокаде Ленинграда,
о том, как город выживал в лихие дни?
Власть приоткрыла только то, что было надо
нам знать, как люди оставались там людьми.
Партийный пафос разбитной передовицы
здесь неуместен, если правде стать в строку,
ведь в сорок первом безответственные лица
уже готовы были город сдать врагу.
Из Ленинграда уходили эшелоны,
пока блокада не замкнулась: все пути
несли под стук колёс гружёные вагоны –
в тылы людей и продовольствие везли.
Со всей округи, нарастая как цунами,
тянулись беженцы, крестьяне со скотом…
Их, останавливая, в город не пускали.
Жалел ли кто-то о содеянном потом?
Так город Ленина остался без припасов,
где даже мыши не могли найти прокорм,
где сотням тысяч живших в нём гражданским массам
там выживать пришлось судьбе наперекор.
Какое страшное случалось людоедство
нам невозможно даже и вообразить,
но для голодных людоедство было средством
кошмарным способом свой голод утолить.
А в Смольном густо пахло снедью из столовой,
и все работники имели сытый вид,
им было легче пережить блокадный голод
и это тоже нам о многом говорит.
Бывало, что сопровождавшие мамаши
спасенья ради только собственных детей
могли чужих детей бросать и топать дальше,
в ладу оставшись с подлой совестью своей.
«Дорога жизни» – есть трагическая правда.
Дорогой смерти называли те её,
кого зимой везли по льду из Ленинграда
и кто в машинах уходил на ней под лёд…
Нет никаких, и быть не может, оправданий
отдельным лицам, но вопрос – отдельным ли? –
кто грел в горниле человеческих страданий
ручищи грязные, преступные свои.
Блокада высветила нечисть и героев,
она мерзавцев обнаружила во всех,
кто в мирной жизни, может быть, чего и стоил,
но ради жалкой жизни честью пренебрег.
Уносят годы очевидцев той блокады,
совсем их скоро не останется в строю.
Живые вышли из блокады, как из ада,
но души умерших нашли приют в раю.