* * *
Катерина, Катя, Кэт,
Другой такой на свете нет.
Если не откроешь ночью дверь свою,
Я ее балдою проломлю.
Я люблю тебя, поверь,
И не хмурь своих бровей.
Ночью мы с тобой подискутируем,
И твое сомненье ликвидируем.
Я не то чтоб озабочен,
Но хочу тебя я очень.
Я места покинул заключения,
И теперь хочу я развлечения.
А в мое отсутствие
Развилась проституция.
Я парней твоих отважу,
Всем веревочки я им налажу.
Так что, Катя, спать иди,
Дверь свою ты ототри.
Что с того, что я сидел,
Даже в зоне я тебя хотел.
Твой папаша, старый гад,
Мне, наверное, не рад,
А я из-за него мотал свой срок,
В зону загреметь он мне помог.
Но его я не продал,
Потому что понимал:
Все-таки частичка он тебя,
Его я пожалел, тебя любя.
Да только этой ночью, Кать,
На него мне начихать.
Если он пойдет на инцидент со мной,
То я ему устрою, Боже ж мой!
* * *
За решеткой буянит весна,
И свобода моя за решеткой.
За решеткой гуляет она
Своей гордой красивой походкой.
Наколол я себе на руке
Твои волосы, профиль и плечи.
И пускай ты теперь вдалеке,
Я смотрю на тебя каждый вечер.
И все кажется мне ты - люблю, говоришь,
И мои всколыхнутся вдруг нервы.
А фигура твоя - позавидуй Париж,
А улыбка твоя - королевы.
Мне сегодня опять не до сна.
Я усну, только ты мне приснись.
За решеткой гуляет, буянит весна,
Только ты не гуляй, ты дождись.
* * *
Наша зона между сопок
Словно крестик меж грудей,
А вверху высоко-высоко
Слышно крики журавлей.
Все зека остолбенели,
Мы стоим, разинув рот.
Журавли на юг летели
Мимо сопок и болот.
Мне осталось лишь полгода
А кому-то десять лет,
А в небесах летит свобода,
К нам на землю шлет привет.
Голову назад откинул,
Все кипело во внутрях.
Разогнул упрямо спину,
Перед небом чист и прям.
Журавлиный клин уходит,
В мутном небе гаснет крик.
Вот и не было их вроде, -
Хрипло прокричал старик.
Снова я в плечах согнулся,
Слезы сохнут на ветру,
И спокойно улыбнулся,
И ответил старику.
Ты не прав, ведь были, были
Эти птицы над тобой.
Они дом родной любили
И теперь летят домой.
Ах, скоро все назад вернется,
Эх, старик, ты мне поверь,
Если наше сердце бьется,
Слыша крики журавлей.
* * *
Наливай еще стакан, оглохла, что ли ?
Давай выпьем за него, слышишь.
Еще год ему торчать в зоне,
Ну а я три дня назад вышел.
Еще год ему жевать пайку,
Еще год на нарах спать жестких.
Ну а я сейчас сниму майку,
И с тобою завалюсь, пьяный в доску.
Вот сейчас мы водку пьем, бляха-муха,
А он лес там задарма валит.
Так чего же ты хочешь, потаскуха,
Может быть на нарах он умирает !
Еще год ему не видеть женщин
И полярная ночь все дольше.
Понимаешь, я сидел на год меньше,
А ему, пойми, сидеть на год больше.
Я вернулся, а мой друг в зоне,
И над лагерем ночь и вьюга.
А ну налей еще стакан, что ли,
Давай выпьем за моего друга !
* * *
Сквозь решетку чугунную я смотрел в небо синее.
Тишина в моей камере
Ну, почти как в гробу.
Облака в небе замерли,
Попрощаюсь с ними я,
В одиночную заперли,
Я теперь не уйду.
С удивленьем думаю, как же так получилось,
Ведь вчера человеком был,
А теперь просто зек.
Боже мой, как я жить любил,
Только жизнь не сложилась.
Нет свободы и нету сил,
Не удался побег.
А где-то там, за решеткою, жизнь течет настоящая,
Ходят бабы красивые,
И фраера в пиджаках.
И не знают, счастливые,
Как жалеть про вчерашнее,
Как смотреть в небо синее
Со слезами в глазах.
* * *
Я вор-рецидивист, фамилия - Степанов.
Петровка, 38 путевки мне дает:
То северный Урал, то зона Магадана,
Пять лет лесоповал и снова новый срок.
Мне ровно сорок лет, мой волос поседел,
Да только завязать теперь какой резон.
Не брошу воровать, я честно отсидел,
И буду я опять идти через закон.
Блатная жизнь моя, мне вешают срока,
А я назло ментам ворую и живу.
Я много рисковал, но не дрожит рука,
По зонам ночевал, и в зоне я умру.
Я вор-рецидивист, фамилия - Степанов.
И всем московским уркам горячий шлю привет.
Родным мне стал Урал и зоны Магадана,
Вернусь я скоро к вам, а может, даже нет.
* * *
Заплеванные стены тюремных коридоров,
Битком набита камера такими же, как я.
А дали мне три года, сижу в компании воров,
Теперь о нас заботится, мать, родина моя.
Здесь нет невиноватых и виноватых нету,
И, как на воле, трудно тут выжить без рубля.
И больше жизни ценят здесь чай и сигареты,
А это твои дети, мать, родина моя.
А кто ворует крупно, сюда не попадает,
С богатых взятки гладки, так думает судья.
Тот возглавляет банки, тот в Думе заседает,
О них всегда заботится, мать, родина моя.
Пришла малява с воли, жена мне вот что пишет:
Мол, ты не жди посылок, с детьми уеду я.
И как она прокормит одна двоих детишек,
Теперь о них заботится, мать, родина моя.
В тюряге так погано, тоскливо, мерзко, скверно,
И трудно разобраться, где враг, а где друзья.
Но, впрочем, и на воле так же все примерно,
Одна большая камера мать, родина моя.
Лежу себе на нарах, душа в груди скребется,
И вот впервые Богу молюсь я втихаря.
Смотрю, через решетку пробился лучик солнца,
Спасибо и за это, мать, родина моя.
Но не сегодня - завтра отправят по этапу,
Поеду под конвоем в далекие края.
Спрошу я конвоиров, живущих на зарплату:
Ну как о вас заботится, мать, родина моя?
Я отсижу три года и выйду я на волю,
А дома меня встретит голодная семья.
Опять возьмусь за старое или запью от горя,
Вот выбор мне оставила, мать, родина моя!
* * *
В кармане справка об освобожденье,
Срок отмотал я от звонка и до звонка.
А на руках мозоли, за спиной сомненья,
Остались в зоне без меня зека.
Прощай, суровый край дальневосточный,
Прощай и ты, проклятый лесосплав.
Я уезжаю, адрес мой неточный,
Сосед по нарам был во многом прав.
Он мне сказал: вот выйдешь на свободу,
А что, скажи, ты будешь делать с ней.
Сегодня, наконец, я пил не воду,
Пил водку за погубленных людей.
Огни вокзала и стою я пьяный,
Как сильно в жизни мне не повезло.
В душе моей опять открылись раны,
Но выживу я всем смертям назло.
Подходит поезд, что ж, пора мне ехать
На запад, а потом сверну на юг.
Наверно, вам смешно, мне не до смеха,
Ведь все равно меня нигде не ждут.
Стучат колеса, за окном метели,
А сердце рвется пополам.
Ах, черт возьми, куда я, в самом деле,
Да и кому я буду нужен там.
Но не вернусь я все равно сюда,
Я здесь свое отплакал, отболел.
А синий иней лег на провода,
Я взял гитару и, хрипя, запел.
Я пел о том, что кончился мой срок,
Я пел про то, как жизнь мою сгубили,
Я пел о том, как в жизни одинок;
В вагон чужие люди заходили...
* * *
Ходил на дело много раз,
Тот случай был не в бровь, а в глаз,
Признаюсь вам без лишних фраз,
Что растерялся.
Я уважал всегда размах,
Блондинка в золоте, в мехах,
Такая баба, просто ах,
И я замялся.
Мне надо бы ее шмонать,
Забрать манто и цацки снять,
Капусту тоже отобрать,
Но нету силы.
Я финку положил в карман,
И ей сказал: пардон, мадам,
Я приглашаю в ресторан,
Вы так красивы.
Она поправила колье,
И нежно улыбнулась мне,
А мой костюм из ателье
Сидел отлично.
Ее галантно я обнял,
Повел в шикарный ресторан,
Шампань и водку заказал
Вполне прилично.
Затем мы стали танцевать,
Я ног не мог переставлять,
Я водки заказал опять
И винограда.
Сидели за столом вдвоем,
В груди горело все огнем,
Я ей сказал: давай уйдем,
Она - не надо.
Я раскраснелся как сопляк,
От водки или просто так,
И я смеялся, как дурак,
Охрипшей глоткой.
Заходят двое в ресторан,
Блуждают взгляды по углам,
И вот подходят они к нам
Блатной походкой.
Они сказали: уходи,
А ей с тобой не по пути,
Смотри, ментов не приводи,
Козел, паскуда.
Я им ответил: фраера,
Вы видно набрались с утра,
И ни к чему мне мусора,
Киляй отсюда.
Мне предлагают тет-а-тет
Зайти в уютный туалет,
Я не сказал ни да, ни нет
Все было ясно.
Она сказала: не ходи,
Они убьют тебя, пойми,
И засмеялись они,
Только напрасно.
Я в переделках был не раз,
Кому-то залепил я в глаз,
Кого-то мордой в унитаз,
Тут или - или.
Но тут ворвалися менты,
Ну что за суки, за скоты,
Ах, как у них просила ты -
Не отпустили.
Пятнадцать суток дали мне,
И снова я сижу в тюрьме,
И вновь решетки на окне,
И не прорвешься.
Все точно так же, как тогда,
Но сутки здесь, а там года,
Ты не такая, как она,
И ты меня дождешься.
* * *
В Бутырке развалился я на нарах
И думаю: куда меня пошлют.
А где-то там играют на гитарах,
И за мое здоровье водку пьют.
Ну а меня отправят по этапу,
Чтобы в тайге я снова лес валил.
Эх, не успел я судьям сунуть в лапу,
За это суд меня приговорил.
А жизнь моя - сплошное невезенье:
Для Таньки я сберкассу брать пошел,
Ну а ее забрали в отделенье,
И следователь Таньку расколол.
Меня продала Таня с потрохами,
Когда вернусь, жестоко буду мстить.
Она теперь с огромными деньгами,
А мне на нарах вшей пять лет кормить.
Казенный дом цыганка нагадала,
А я ее подальше посылал,
А вот завтра повезут до Магадана,
А может и на северный Урал.
А Таня, стерва, ты меня продала,
Везут меня в Анадырь по тайге.
Ну а когда вернусь с лесоповала,
Я тапки белые куплю тебе.
* * *
Это было теплым майским утром,
В городе черемуха цвела,
Но теперь с тобой не целоваться тут нам,
Меня везли в Бутырку мусора.
В воронке накурено и тесно,
Сбоку держат, чтобы не сбежал.
Прокурор мой так дрожал за кресло,
Что меня он лично провожал.
Вроде бы пустяк - всего три года,
И поболее видели срока.
Но вокруг веселие народа,
А меня везут зубрить УК.
Вы поймите, что несправедливо
Посылать весной на Колыму,
И коньяк армянского разлива
Больше в магазине не возьму.
Да какой коньяк, все это лажа,
Скоро лишь чифирь под новый год.
Я чуть было не заплакал даже,
До чего менты гнилой народ.
Снова будут рваные бушлаты,
Папиросы, дым на пятерых,
Будут спины мне ласкать приклады,
И сухарь разделим на троих.
Это было майским утром теплым,
Но вот одно никак я не пойму:
Кто-то жизнь свою живет свободным,
А меня опять на Колыму.
* * *
Мне дверь открыла старенькая мама,
Лицо в морщинах, серенький платок.
Я долго шел к тебе с лесоповала -
Пятнадцать лет, но раньше я не мог.
Мама, прошу, пожалуйста, не плачьте,
Я и без ваших слез едва стою.
Давай решим, как жить мы будем дальше,
Ведь жить на воле лучше, чем в раю.
Мама, скажи, я сильно изменился?
А шрамы на запястьях - ерунда,
В начале срока я поторопился,
Но обошлось, уж видно не судьба.
Мама, ответь, а где моя Светлана,
Наверно уже замужем давно?
Светлана замуж вышла за Ивана?
Да он же мент, а, впрочем, все равно.
Ах, мама, мама, истопи мне баню,
С себя я смою, отскоблю всю грязь,
А завтра утром очень рано встану,
Ведь жизнь моя вторая началась.
Ты застели кровать бельем крахмальным,
Я не на нарах буду нынче спать.
Я уходил веселым и нахальным,
Ну а теперь здоровья где бы взять?
***
Как шумно здесь, в вагоне-ресторане,
Я водку пью, свободен я теперь.
А еду я без паспорта в кармане,
Но справка есть, не веришь - на, проверь.
Ну что молчишь? Яичницы объелся?
Возьми салфетку, вытри себе плешь.
Да ты, я вижу, здорово наелся,
Совсем не пьешь и очень много ешь.
Откуда перстень у тебя на лапе,
Наверно, дали взятку подлецу,
Тебя представил в полосатом я халате,
Эх, как бы он пошел тебе к лицу.
Ты не сидел, и все благополучно,
А на руке браслет за десять тёщ.
И на тебя смотреть мне очень скучно,
Как ты чаек глотаешь и кряхтишь.
Ты не сидел, поскольку не попался,
Я грабил честно, взяток я не брал,
Ты вольно жил и с бабами болтался,
А я здоровье в зоне подрывал.
Я рисковал, в меня стреляли дважды,
Но я опять нахально воровал,
Меня поймали все-таки однажды,
А ты спокойно дальше взятки брал.
Во мне проснулись давние привычки,
Но мне сидеть не хочется, пойми.
Чтоб не упасть случайно с электрички,
Сиди в купе и в тамбур не ходи!
* * *
Шагаю я походкой блатною,
И для меня не писаны законы.
Я вам, друзья, один секрет открою,
Что я покинул северные зоны.
Пусть от меня воняет перегаром,
Но не имеет этот факт значения,
И для меня не существуют нары:
Откинулся, окончились мучения.
Пока мне есть, на что гулять и пить,
Еще мне есть, чем с шмарой расплатиться,
И беззаботно я могу кутить,
И по ночам милиция не сниться.
Но ненадолго денег хватит мне,
И снова буду шарить по карманам,
И ждут меня всегда на Колыме,
Опять вернусь своим я уркаганам.
Только пока я честный человек,
И здесь, в столице, я в большом почете.
Под теплым солнцем я курю "Казбек",
И водку пью за здорово живете.
* * *
Вторую ночь таскают на допросы,
Уже забыл я, что такое спать.
Опять начальник будет пудрить мозги,
Опять ему я буду повторять:
С друзьями мы сидели в ресторане,
Вернулся Колька, отмотав свой срок,
И потому мы весело гуляли,
И деньги были - зеленью кусок.
Мы много пили, но не опьянели,
Не брал коньяк, разбавленный водой.
Мы вспоминали где, за что сидели,
И поклялися не играть с судьбой.
Из ресторана вышли мы под газом
И переулками домой мы побрели.
Услышав крик, мы протрезвели сразу,
И повернули головы свои.
Кричала девушка, на вид лет восемнадцать,
Ее тащили четверо в подвал.
Она им не могла сопротивляться,
Хоть платье и рвалось у ней по швам.
Начальник, мимо мы не могли пройти,
И хоть с судьбой играть не собирались,
Но перед ними мы из темноты
Вдруг неожиданно нарисовались.
Нам не хотелось шума или драки,
Казалось, сможем мирно все решить.
Сказал им Колька: пошутили - хватит,
А дальше не могу вам разрешить.
Таких на зоне мочат, не жалея,
Так что сумейте быстро убежать,
Прошу я вас, исчезните скорее,
Чтоб не пришлося в ящик вам сыграть.
Они в ответ девчонку сшибли с ног,
И ей в живот ударили ногою.
Начальник, если б ты сдержаться смог,
То мы с тобою разные душою.
Двое из них достали финали,
И еле увернуться я сумел.
Затем удар ноги, удар руки,
И вот один из них уже имел.
Кольку ножом ударили в живот,
Но нож вошел совсем неглубоко.
За рукоятку Колька нож берет
И фраеру под пятое ребро.
Двое других пытались убежать,
Мы их на землю быстро уложили.
Когда ж хотели сами мы слинять,
Менты подъехали, и руки закрутили.
А девушка, которую спасали,
Куда-то в суматохе удрала.
И хоть ее и долго вы искали,
Но не нашли, такие вот дела.
Но ты, начальник, нам не стряпай дело.
Уверен, что она сама придёт,
Все же от мук спасли ее мы тело,
Она от срока тоже нас спасет.
* * *
(Продолжение)
Нас привезли на суд, что будешь делать,
Пошлют, как видно, по этапу нас.
Я на вопросы отвечаю смело,
Несправедливо судят в этот раз.
А прокурор наш злой, ну как собака,
А адвокат наш тихий, словно кот.
Зачем полезли, вот пришла расплата,
И нас троих Бутырка точно ждет.
Я на вопросы честно отвечаю,
И судьям все, как было говорю.
Они же только головой качают,
Никто не верит в исповедь мою.
А те скоты, которых мы избили
Все отвечают с горем пополам.
Им хорошо, они ведь не судимы!
Им все здесь верят, но не верят нам.
Вот прокурор читает обвинение,
И мы теперь от бешенства дрожим.
Ну, Кольке вышка, это без сомнения,
Нам десять лет, на строгий на режим.
Наш адвокат в защиту сообщает,
Что Кольку можно и не расстрелять.
Но неохотно нас он защищает,
Ему на нас, конечно, наплевать.
И вот уходят судьи совещаться,
Вернулись и читают приговор:
Всем восемь лет, чему тут удивляться,
Ведь им мозги запудрил прокурор.
И вдруг входная дверь так заскрипела,
Она вошла и все вскочили с мест.
Она пришла, о, нет, она влетела!
Как видно точно Бог на свете есть.
***
Я вас на понт не собираюсь брать,
Привычки нету капать на мозги.
Историю хочу вам рассказать
Про то, как возвращаю я долги.
А до суда в порту работал я,
Таскал себе мешочки в пять пудов.
Рассказ мой вовсе не о том, друзья,
Вернемся к возвращению долгов.
Тогда еще мне было двадцать лет,
Завел я шуры-муры с одной бабой.
Она была красива - спасу нет,
Клянусь свободой и Одессой-мамой.
Ее хотели многие иметь,
Но я здоровый был как гладиатор.
Со мною драться - значит помереть,
Уж лучше под гусеничный трактор.
Она негромкое имела имя - Нина,
К тому ж имела к развлеченьям страсть.
Она меня по кабакам водила,
И с нею вместе мы кутили всласть
Я дома у нее порой бывал,
Но это было очень, очень редко.
И замуж выйти я ей предлагал,
Свела с ума красивая брюнетка.
Она любила разное дерьмо:
То серьги ей купи, а то браслетик.
Но не жалел я денег все равно,
Поскольку нет второй такой на свете.
В долги я влазить постепенно стал,
Зарплаты мне, конечно, не хватало.
Браслеты, серьги, кольца ей достал,
Но ей и это показалось мало.
Приспичило иметь автомобиль
И дачу прямо рядом с Черным морем.
А я ее, паскуду, так любил,
Что, если б потерял, подох от горя.
Но что мне делать, я ее спросил,
Нет денег, а ты дачу захотела?
Возьмете ювелирный магазин,
С двумя парнями ты пойдешь на дело.
Сначала очень испугался я,
Мне не хотелось спорить с Молдаванкой.
Но все ж любовь была сильней меня,
Любил ее я даже уркаганкой.
На дело я почти без страха шел.
Без шухера мы взяли магазин,
Товар толкнули очень хорошо,
Я в этот день долги все возвратил.
Пятнадцать штук осталось на руках,
Она взглянула и сказала: мало,
На дачу деньги только есть пока;
Машины этой стерве не хватало.
А я ее до одури любил,
Она сказала: ради нас с тобою
Возьми сберкассу, но иди один,
За это награжу тебя любовью.
У нее остался на ночь я,
А утром пистолет она вручила.
Сказала тихо: верю я в тебя,
Поцеловала и благословила.
Зашел в сберкассу - страшно, хоть кричи.
Едва кассиры денежки достали,
Вдруг гулко застучали кирзачи,
Наручники до боли руки сжали...
А дальше - суд, мой приговор читали,
Ее в толпе глазами я искал,
Но не было той суки в этом зале,
Как видно я теперь ненужным стал.
Здоровье на Урале подрывал,
И многое осмыслить я успел.
Долги свои всегда я возвращал,
Той стерве я должок вернуть хотел.
Прошли года, на воле я опять,
Вновь моря шум, вновь бабы, развлеченья.
Да только Нинку начал я искать,
Должок вернуть за годы заключенья.
Я наконец-то отыскал ее,
Жила она у моря - я помог.
В кармане пиджака нашел перо,
Ну, думаю, верну последний долг.
А дача у нее прям загляденье :
Цветет кругом акация, сирень.
Хоть душу рвали разные сомнения,
Я точно знал, что ей конец теперь.
Я за кустом сирени притаился
И зорко стал за домом наблюдать.
Вдруг из дверей мужчина появился,
Она за ним, наверно провожать.
Вот он ушел, она одна осталась,
А я уже перо в руке держал.
До боли горло мне сдавила жалость,
Но я долги все время возвращал.
И вдруг из дома выбежали дети:
Два мальчика и девочка лет пять,
Они кричали: мама, солнце светит,
И в прятки начали они играть.
И я заплакал, что греха таить,
Как финкой мне по нервам садануло.
Не мог ведь я их матери лишить,
Хоть мать их и порядочная шкура.
Так что, братва, еще налейте мне,
Пускай в оркестре громко скрипка плачет.
Хоть я страдал не по своей вине,
Я долг простил, ведь я не мог иначе.
* * *
Я вернулся, Рая!
Здравствуй, дорогая,
Что ж ты мне не бросишся на грудь?
Золото, сережки
И в чулочках ножки -
Это все мое, не позабудь.
А ты помнишь, как с тобою мы кутили
И гуляли,
Как шампанское мы пили
И до упада танцевали.
Ты, наверное, забыла,
Для кого я грабить начал,
И меня ты разлюбила,
Пока в зоне я ишачил.
Я вернулся, Рая!
Здравствуй, дорогая!
Ходят слухи, будто изменяла мне.
Это мы проверим,
В этом я уверен,
Ну, задерни шторы на окне.
А ты помнишь, как с тобою
Мы ночами ворковали.
С чистой, искренней любовью
Мы друг друга целовали.
Ты, наверное, забыла,
Кто тебя богатой сделал.
Ты меня тогда любила,
А теперь забыла, стерва?
Я вернулся, Рая,
Ничего не зная.
Но соседи рассказали мне,
Что мужиков водила
И любовь крутила,
Не задернув шторы на окне.
А ты помнишь, что когда-то
Я мочил за что попало?
Так что, если виновата,
Значит, жизнь твоя пропала.
Я клянусь законом нашим,
Что мне будет не обидно.
Но сначала свет погасим,
Ну а дальше будет видно.
* * *
В один осенний день
В кепке набекрень
Вышел я из лагерных ворот.
Прощай, лесоповал,
Свой срок я отмотал,
И в честь мою звенит второй звонок.
И нары позади,
Теперь мои пути
Ведут меня на запад и на юг.
Поеду отдыхать,
От жизни забирать
Все то, что в зоне только сны дают.
Приперся на вокзал,
И сам себе сказал:
Какой базар - теперь я завязал,
Найду себе жену
Забуду про тюрьму,
От жизни я еще так мало взял.
Вот тронулся вагон,
Поплыл назад перрон,
В вагоне очень тихо и темно.
Котлеты продают,
Их граждане жуют,
А я с надеждою смотрю в окно...
И вот Одесса-мать,
Ах, дай себя обнять,
Не изменилась ты за столько лет!
По скверам, как всегда,
Гуляет голытьба.
Ах, дайте я спою такой куплет.
Что ж, здравствуй, здравствуй Дюк,
Мой старый добрый друг,
И Молдаванка здравствуй, черт возьми.
Вернулся я сюда,
Промчались холода,
А, значит, будут солнечные дни.
И в кепке набекрень
Гулял я целый день,
А вечером полез в чужой карман.
Я родом одессит,
Одесса мне простит,
Что я сегодня сыт, богат и пьян.
***
Я постучал в незапертую дверь,
И я вошел, и заскрипел паркет.
Вот я вернулся, Таня, верь - не верь.
Как ты жила все эти восемь лет?
А ты не изменилася почти,
Все тот же голос, тот же цвет волос.
Теперь тебе могу сказать: прости,
А раньше как-то не пришлось.
Прости меня, я очень виноват,
Я искалечил молодость твою.
Но и сейчас, как много лет назад,
Тебя я так же искренне люблю.
Я изменился, зона - не курорт,
И Воркута - не Ницца и не Крым.
Как много лет прошло, но до сих пор
Тебя люблю я так же, как любил.
Я ж для тебя ночами воровал,
Чтоб как принцессу мог тебя одеть.
А вспомни, как тебя я целовал,
Ну а теперь я раненый медведь.
Прошу тебя: прости и обогрей,
И познакомь детей со своим отцом.
Ты воспитала мне двоих детей,
Каким же, Таня, был я подлецом!
Давай вернем хорошее назад,
Хотя мои желанья бред и чушь.
Ты слышишь, Таня, в нашу дверь звонят,
Не вовремя пришел твой новый муж
* * *
А я не ною
И не охаю,
Я дверь закрою,
Да мне все по фигу.
И наплевать мне
На жизнь пропавшую,
Налью стакан себе,
Курю и кашляю.
Вернулся с зоны я, здоровья - минимум,
Лесоповалы его убавили.
За гоп-стоп меня туда кинули,
Пытался я бежать, так срок добавили.
Невеста у меня была красивая,
Она, конечно же, не дождалась меня.
Теперь с другим она живет счастливая,
Ее с колясочкой недавно видел я.
И только мать моя меня ждала,
Но не пришлось ей увидеть сына.
Она уж год назад как померла,
Осталась мне пустынная квартира.
А на работу мне идти не хочется,
Но я пойду туда, куда возьмут.
Не знаю, скоро ли мой путь закончится,
И в ящик узенький меня впихнут.
* * *
От звонка до звонка
Отсидел я срок.
До свиданья зека,
До свиданья зона.
И пускай предо мной
Много так дорог,
Но возвращаться домой
Нет теперь резона.
Мне уже не вернуть
То, что потерял.
О невесте забудь,
Она в загс сходила.
Я здоровье свое
В зоне подрывал,
А она все мое
С мужем разделила.
Я бы рад отомстить,
Но по горло сыт.
Финку в бок засадить,
Легче ведь не станет.
Не прожить без потерь,
Что там говорить.
И куда мне теперь,
Черт и то не знает!
От звонка до звонка
Отсидел я срок,
Но свобода пока
В горло не полезла.
Снова мне воровать,
Нет назад дорог.
И о счастье мечтать
Видно бесполезно.
* * *
Бросили на нары,
Загубили жизнь.
По ночам кошмары
Мучают меня.
Для чего же, мама, на свет мы родились?
Ах, зачем, маманя, меня ты родила?
Днем опять работа,
В сапогах вода.
До седьмого пота,
За баланды ковш.
Для чего же, мама, меня ты родила?
Чтоб я, как собака, в лагере подох.
Здесь места гнилые,
Гиблые места.
Все цингой больные,
Крови вкус во рту.
Для чего же, мама, меня ты родила,
Для чего учила верить в доброту.
Отмотать срок этот
Мне не хватит сил.
Жизнь полна запретов,
И ночь черным-черна.
Для чего, отец, меня ты сотворил,
Ах, зачем, маманя, меня ты родила.
Волосы златые
Сбрили догола,
А виски седые;
Руки в кровь избил.
Для чего же, мама, меня ты родила,
Для чего отец смелым быть учил.
Бросили на нары,
Загубили жизнь.
Не прощу легавым,
Отомщу им я!
Для чего же, мама, на свет мы родились?
Эх, зачем, маманя, меня ты родила!
***
Шмотки из квартир выносим,
А Петровка, 38
Снова перевыполняет план.
Вещи мы уже продали,
Деньги тоже разменяли
И пошли в шикарный ресторан.
Сняли девочек красивых,
Хоть куда,
Выпили коньяк и пиво,
Как всегда
Мы немного покутили,
Баб и ужин оплатили
А в карманах денег до фига.
На сберкнижку деньги вносим,
А Петровка, 38
Снова перевыполняет план:
Ловят жуликов, бандитов,
Наркоманов-паразитов,
А у нас опять набит деньгой карман.
Мы вчера на юг летали
Загорать.
Заодно квартиру взяли
Мы опять.
Сегодня мы домой вернулись,
По толкучкам прошвырнулись,
Денег снова некуда девать.
Защити, у Бога просим,
Ведь Петровка,38
Снова перевыполняет план:
Всех карманников поймали,
Всех мокрушников забрали.
Неужели тоже скоро в зону нам?!
Рестораны надоели,
Нету силы.
Мы два дня икру не ели
И не пили.
Надоело нам болтаться,
Эх, пойти б сейчас и сдаться,
Это выгодно, пока не заловили.
За окном машины осень,
А Петровка,38
Снова перевыполняет план.
У меня машина Вольво,
Только знаю - ненадолго,
Ведь когда-нибудь не повезет и нам.
А моя машина мокнет
Под дождем.
Я сижу, как будто ног нет
За рулем.
Филип Морис сигарета,
Надоело мне все это,
Эх, когда же заберут в казенный дом?
* * *
В этом ресторане дорогие вина,
В этом ресторане фирменный коньяк.
И не разбавляют тот водою пиво,
Девочки дают вам здесь за просто так.
В этом ресторане урки отдыхают,
В этом ресторане пьянка до утра.
Прямо за столами девочек снимают,
Чтоб потом с шампанским подняться в номера.
В этом ресторане веселятся урки,
В этом ресторане Мурку все поют.
Ментов сюда не пустят, чтоб собрать окурки,
И они от злости друг другу морды бьют.
В этом ресторане делай все, что хочешь,
Нету здесь запретов, главное - плати.
Если ты случайно кого-нибудь замочишь,
То вежливо попросят тело унести.
В этом ресторане урки отдыхают,
Но не существует этот ресторан.
Нас по тюрьмам новым снова распихают,
И все, о чем мечтаем, не увидеть нам.
* * *
Мне осталось восемь лет,
Боже мой.
И дороги видно нет
Мне домой.
Не вернуть долги врагам,
Хоть убей,
Не обнять любимых дам
И друзей.
Не доволен я своей
Злой судьбой,
Не увидеть мне друзей,
Боже мой.
Эх, отомстить никак нельзя
Стукачу,
Что отправил меня
На кичу.
Ну а если отсижу
И вернусь,
Я наган свой заряжу
И напьюсь.
И не жить тогда тому
Стукачу,
Благодаря кому
Тут торчу.
* * *
Мы все вернулись из заключенья,
У тети Клавы снова собрались.
Дым папирос, шумит веселье,
И самогоном все перепились.
Мы обсуждаем все наши планы,
Чтоб Молдаванку снова обмануть.
И мы целуем руки тети Клавы,
И все как воду, самогончик пьют.
Из заключенья мы все вернулись,
Мы все в наколках и нас ждут дела.
А в тете Клаве мы не обманулись,
Она для нас малину сберегла!
А Молдаванка в Одессе шарила,
И по квартирам рыщет милитон.
Пока сидели, Клава брагу ставила,
Для нас гнала отличный самогон.
Мы самогоном тут все напьемся,
И завтра снова будем воровать,
А поздно ночью мы сюда вернемся,
Чтоб снова пить и сладких целовать.
В сургутской зоне мы так скучали,
Нам надоело вкалывать зазря.
Но вот вернулись, нас так здесь встречали!
Спасибо, Клава, милая моя!
* * *
Мне судья сказал: садись,
Так как ты - рецидивист.
Теперь сижу в значенье переносном.
Тут кедры вознеслися ввысь,
Конвоем пихты собрались
И сосны.
В зонах я бывал не раз,
В третий раз попал сейчас,
Снова телогрейку надели.
Есть откуда-то приказ
Приучать к работе нас,
Активисты надоели.
Накололи мне красиво
Церковь с куполами синими.
Утро, выгоняют на развод.
На морозе просквозило,
Кашель давит нестерпимо,
Душу рвет.
Убежать бы, да не выйдет,
Тот, на вышке, он все видит,
В безопасности стоит там, гад.
Он и словом не обидит,
Пулю влепит, как увидит,
Чертов азиат.
Для него все так понятно,
Влепит пулю аккуратно,
А ты в снег лицом и все - конец.
А начальник, всем понятно,
Ему сделает приятно:
Иди в отпуск, молодец.
Чифиру ночью напились,
И наколол себе я ЛИС,
Выйду, помогу найти ее.
Здесь свои все собрались,
И все зеки поклялись,
Что отсидим и снова за свое.
* * *
Кто за что сюда попал,
Кто впервой, а кто вторично.
Один мохнатый сейф вскрывал,
Другой за то, что вскрыл обычный.
Вот тот баклан за драку сел,
Другого на гоп-стопе взяли,
Едва откинуться успел,
Его опять арестовали.
Моя профессия стара,
Вторая после древней женской,
Сейчас нас ловят мусора,
Ловил нас раньше полицейский.
Но нынче очень трудно нам,
Вы посудите сами, братцы:
Раз над коленкою карман,
То как в него, скажи, забраться?
А что же в сумочках у шмар?
К чему играть в загадки,
Ведь вместо денег там - кошмар:
Гондоны да прокладки!
Но ничего, пока я тут,
Изменится все, что ты.
И, наконец, нам создадут
Возможность для работы.
* * *
Здравствуй, Анжелика, видно не ждала,
Но была амнистия, ты знаешь.
Дали мне звонок последний мусора,
Так что же ты не радостно встречаешь.
А ну-ка расколись, как ты жила,
Кое-что сказал мне участковый.
Думала подохну там и честь не берегла,
А я пришел, как видишь, я фартовый.
Так что же ты, зараза, мне дочь не сберегла,
Месяцами дома не ночует.
Кобеля с усами, сука, ты нашла
И не одного, как сердце чует.
Для тебя я воровал, чтоб золотом покрыть,
Твои руки, твою шею белую.
Да мне б теперь на шею эту бритву навострить,
Что, возможно, я сейчас и сделаю!
Бритвой бы по горлу полоснуть тебя,
Да я на нарах завязать поклялся.
Я ж все эти годы жил, тебя любя,
Уходи, пока я не взорвался !
* * *
А ну пусти мой воротник,
Ведь я к такому не привык,
Могу заточку тебе в левый глаз воткнуть.
А ну-ка сядь, пока стоишь,
Одесса - это не Париж,
Тут человека грохнуть - как чихнуть.
Шестерок вижу за версту,
Бакланов я таких не чту,
Ты много водки пьешь и не пьянеешь даже.
Ты мне кричишь, что, мол, сидел,
А мне заочно дан расстрел,
Клянусь свободой я и мой базар не лажа.
Я в одиночку рисковал,
Я в одиночку воровал,
Мне двадцать лет. Да, был я очень молод!
Но на гоп-стоп я выходил,
И, между прочим, все один,
Ну а характер у меня как будто порох.
Теперь мне очень много лет,
И прежней удали уж нет,
А ты, щенок, меня за грудь сейчас берешь.
Но ты учти: я хоть и стар,
А жить, как видишь, не устал,
И ты напрасно на конфликт со мной идешь.
* * *
Мне Клава сказала,
Что я уху ел,
Но Клава солгала,
Ухи я не ел.
Я с голоду бился башкой о диван,
Хоть я алкоголик, но не хулиган.
А Клава вопила,
Соседей звала,
И просто бранила,
И к монахам слала.
Сегодня был праздник, я выпить хотел,
И, выпив стаканчик, ухи бы поел.
Одно я тебе объяснить не могу
И вот посылаю подальше! Уйду!
Три дня до получки,
А нет три рубля.
Дай денег мне лучше,
Люби не хуля.
Но вот подкатили
Мерзавцы менты,
Мне руки скрутили
И дали под дых.
Я рвался, я бился, но долго не смог.
И вот я смирился и сел в воронок.
В легавке сказали,
Что я уху ел,
И при задержанье
Излишне был смел.
Да только неправда, не ел я уху,
Я все вам поведал, ну как на духу!