«Подобно как бурная радость сменяется горем,
так же точно вслед за испытаньями приходит веселье»
(Боккаччо)
В лето оное, вдоль каменистых опор генуэзских,
Где волна, подгоняема ветром, вонзается в твердь,
Всем торгуется мир, от горшков до шелков королевских,
Что зевак, что вельмож вовлекая в свою круговерть...
Не уйти без покупки, пока есть хоть сольди в кармане
У матроса младого, бредущего между рядов,
Что не сразу заметил в безликом людском океане
Знатной дамы вуаль и служанку с корзиной плодов,
Поворот головы, сбился шаг, и за юношей статным
Поспешает прислуга, и чуть придержав за рукав,
Обронила платок, где искусно и так деликатно
Вышит вензель фамильный, в нём титул не сразу узнав,
Но заметив записку, матрос обнаружил там адрес –
Для визита сподручнее послеобеденный час –
У заветных ворот поклонившись знакомому падре,
Юнга бойко взбежал на крыльцо, каблуками стуча,
В зале видит ту даму и сердце трепещет от спешки,
Из высоких окон водопадом вливается свет,
Он целует ей руку, и, чтобы не вызвать усмешки,
Капитаном назвался, скрывая матросский берет,
Блеском здешним смущён и приемом надменно-вельможным,
Он присел возле дамы, краснея от взгляда в упор,
Свой же взгляд неожиданно, трепетно и осторожно
Юнга делит не с дамой, а с той из хозяек-сестёр,
Что помладше, скромнее, прелестнее необычайно
И ему отвечает смиренно, слегка сквозь печаль,
Чтоб не встретились мысли влюблённых нарочно ль, случайно,
Сёстры даже в тени на лицо опускают вуаль.
День сменялся другим, так и новая встреча привычно
Обращала безрадостный вечер в триангль д'амор,
Презиравший притворство, моряк, воздыхая трагично,
Выбрал по сердцу младшую из родовитых сестёр,
Падре тут пригодился - хоть в тайне творилось венчанье,
И сердца у влюблённых от таинства бились сильней,
Всё открылось внезапно, но гневных очей покаяньем
Ни смягчить, ни умаслить - сестра все мрачней и мрачней.
Наконец наказание выбрано - двух вольнодумцев
Погрузить на корабль и долой, за крутой край земли
Увезти и оставить на острове, словно безумцев
В гуще рифовых скал, где боятся ходить корабли.
Твёрдо сказано - точно исполнено, с грузом припасов
В море вывезли узников и на попутных ветрах
Строго к западу, курс не сбивая, согласно компАсу,
Их помчали, не ведая страха, на полных парах,
День и ночь миновали, а шквал всё никак не стихает,
Да напившись, команда из рук упустила штурвал,
Завертелся корабль и, задравшимся носом вздыхая,
Сам на рифовый выступ кормою с разбегу попал...
Затрещал, прохудился, в пробоины хлынуло море,
Кто-то вдруг спохватился выравнивать гибельный курс,
Но поспела волна и накрыла останки, да вскоре
Только юный матрос обнимал с мачты сорванный брус,
Ни души, что на зов бы приплыла, ни отмели твердой,
Так и плыл в никуда наш матрос наугад, на закат,
Да пиратское судно, покинув надежные фьорды,
Приняло его на борт, хоть был сей улов небогат,
Поскитался он с ними немало, в сраженьях отмечен,
По авралу не раз ускользал, применив оверштаг,
В капитаны был выбран, но срок у удачи конечен –
Борт пробит, сорван стяг и дошло до скрещения шпаг,
Снова в воду, и, ржавый сундук оседлав, шкипер бравый
В этот раз у Мальорки счастливый окончил заплыв,
Тот сундук, полный злата, в лодчонке угнав от расправы,
Он умножил в негоциях, славу себе заслужив.
Сам немало отправил с купцами доходного груза,
Стал в богатых покоях гостей дорогих привечать,
Там он принял султана с соседнего Аль-Андалуса,
Чтоб рассказам дивиться его и хвалы расточать,
У султана гарем был на зависть монархам всевластным –
Тот гарем за своим повелителем следовал вточь,
Что визит этот станет для гостя внезапно злосчастным,
Знай султан бы, с Рикардо не стал пировать в эту ночь,
И не вызвал бы гордость свою - фаворитку сераля –
Станцевать для Рикардо в награду за тёплый приём,
Пусть платок на лице, но глаза как и прежде сияли,
В миг Виолу свою он в наряде узнал дорогом,
Но не подал и виду, султан же взахлёб похвалялся,
Что такое блаженство ему даровал царь морской,
Как русалку, поймал эту деву, когда направлялся
Он к родным берегам, подгоняем по миру тоской...
Вот затихли и речи, султан на покой водворился,
Но не спят две души, да подкупленный сторож-слуга,
Три условленных стука и смазанный ставень открылся,
Много ль надобно средств, чтобы пташкам податься в бега –
Быстрый чёлн, лёгкий парус и разве что пламень сердечный
Унесут на край света влюблённых - увы! - беглецов,
Острова обходя, салютуют судёнышкам встречным
И ночуют под звёздами яркими вместо дворцов,
Доверяя секреты ветрам и огней мириадам...
А однажды, проснувшись на маленьком суши краю,
Пушек грохот приветственный им возвестил, что отрядом,
Снаряжённым сестрой, наконец их разыскан приют...
Ветры странствий смягчили и слёзы раскаянья смыли
Давней ссоры обиды на ревности чёрном крыле,
Вскоре в Геную в полном согласии сёстры отплыли
К вящей радости свиты, скучавшей по твёрдой земле...
Но рассказ о своих похожденьях супруги сокрыли,
Вряд ли стоит умы горожан "небылицей" смущать –
Пусть считают, что в дикой пустыне изгои прожили,
Чтоб, к прощенью взывая, постами себя истощать.
Свадьбу снова сыграли, веселья такого не вспомнят
Все старейшины с памятью долгой, как календари,
И всё реже является в снах добродетельных скромниц:
Златокудрая пери, из волн возрождаясь огромных,
В танце струй на ковре пред корсаром кружит до зари…