Вдохновения нет и близко,
вечер, словно взгляд василиска,
а луна, как собачья миска.
Прогулялся под лип навесом,
гнулся дождь под собственным весом,
но глядел вокруг с интересом.
И жалел он меня, казалось,
шла тяжёлыми каплями жалость,
обнять как бы намеревалась.
А трамвая последнего скрежет,
словно душу кто пилит и режет.
Так меня одиночество нежит.
О себе я как-будто читаю
и в тумане забвения таю
и забвением небо латаю.
Протянулся вопрос лейтмотивом:
что ли кем-то, как Бог, справедливым
мне назначено быть несчастливым?
Для того, чтобы пелось, писалось
и других вдохновеньем касалось,
а мне только печаль оставалась?
Ветер дунул и стих на Висле.
Стихли с ним все сомненья, мысли,
облаками в небе повисли.
Трудно книги писать довольным,
сотрясать души словом вольным.
Не понять боль кому не больно.
Вот и утро, осколки солнца
заплетают слов волоконца
странной песенки мне в оконце:
Три короля заснули в лесу,
снилось всем трём, что ловят лису.
А дятел их разбудил.
Проснулись три короля и сели,
золотые яблоки ели и пели.
Кукушка их в путь звала.