В июльском небе туча грозно
пыхтит и дышит чернотой,
вскипает кровь ее венозно,
края венчает трубный вой
шального, яростного ветра,
что треплет бронзовую рожь,
пока несчастная Деметра,
забросив серповидный нож
в подлеске прячется от бури –
невыносим ей голос гроз,
а от испуганной лазури
уж веет сыростью всерьез.
А туча грузно наступает,
глотая сгустки синевы,
ее строптивый нрав вселяет
лишь дрожь в симфонию травы.
Она ползет неторопливо,
ломая желтую стрелу,
о старый дуб, что терпеливо
снесет и жгучую «хулу».
Я ж весь внимание, я замер,
гляжу с тревогою вперед,
туда, где вспышки «фотокамер»
наводят страх на небосвод.
Вот-вот дождя ударит молот
по наковальне духоты,
мир будет надвое распорот
холодной бритвой чистоты.
Мой взор прикован к неба оку,
где туча щурится огнем,
она готова взять с наскока
твердыню лета душным днем.
Ее присутствие всё ближе,
дыханье грозное – во всем,
высь, поле – губки пассатижей,
меж ними молния и гром.
Уж туча скалится всеядно,
во чреве бурно жизнь кипит,
а я взираю безотрадно
на хищный блеск ее ланит.
Таят в себе живые глазки
немало тайн, вдруг на лицо
ложится тень нежданной сказки
и разум мой берет в кольцо:
Я вижу прошлое, что гадко –
с печатью страха на челе
и грань грядущего, что шатко,
оно теряется во мгле.
Повсюду стон – многоголосье,
но то не ветер – злой трубач,
сие – бессильные колосья,
от них исходит громкий плач.
Я ж в своих формах совершенен
и не подвержен рже времен,
а подо мною мир, что бренен
да грузом лет обременен.
Я – сердце молнии метущей,
испепеляющей и плоть,
кипучей тучи, всемогущей,
а не страдающий «ломоть».
Но тут в безрадостной юдоли,
где ветер мнет колосьев строй,
«лицо» знакомое до боли
мелькнет, окутанное мглой.
Изгой? Один из миллионов
невинных жертв житейских битв,
что годы тащат цепь поклонов,
пустых надежд, скупых молитв.
Куда, зачем, ведь всё равно же
исчезнуть под серпом судьбы
им суждено, увы, но всё же
нельзя сдаваться без борьбы.
И во весь голос я «бедняге»
кричу – «тоска не приговор»,
авось пройдет все передряги
судьбине злой наперекор…
Но происходит чудо снова –
я средь колосьев спелой ржи,
ведь гром незыблемого слова
легко развеял миражи.
Слова ж, что туча ниспослала
проникли в грунт души живой,
и грудь свободней задышала,
а дождь безудержно-лихой,
пройдясь живительной косою
по нестерпимой духоте,
не причинив колосьев строю
вреда, растаял в высоте.
А туча в небе растворяясь
(она была уж не страшна),
в немую вечность устремляясь,
греметь готова дотемна.
Как вдруг замкнуло в головенке
иль мне почудилось на миг –
в ее клубящейся воронке
узрел я свой печальный лик!