Борис Пастернак — Ночь
Идет без проволочек
И тает ночь, пока
Над спящим миром летчик
Уходит в облака.
Он потонул в тумане,
Исчез в его струе,
Став крестиком на ткани
И меткой на белье.
Под ним ночные бары,
Чужие города,
Казармы, кочегары,
Вокзалы, поезда.
Всем корпусом на тучу
Ложится тень крыла.
Блуждают, сбившись в кучу,
Небесные тела.
И страшным, страшным креном
К другим каким-нибудь
Неведомым вселенным
Повернут Млечный путь.
В пространствах беспредельных
Горят материки.
В подвалах и котельных
Не спят истопники.
В Париже из-под крыши
Венера или Марс
Глядят, какой в афише
Объявлен новый фарс.
Кому-нибудь не спится
В прекрасном далеке
На крытом черепицей
Старинном чердаке.
Он смотрит на планету,
Как будто небосвод
Относится к предмету
Его ночных забот.
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.
Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты — вечности заложник
У времени в плену.
1956 год.
Антуан де Сент-Экзюпери
Ночной полет
Холмы под крылом самолёта уже врезали свои чёрные тени в золото наступавшего вечера. Равнины начинали гореть ровным, неиссякаемым светом; в этой стране они расточают своё золото с той же щедростью, с какой ещё долгое время после ухода зимы льют снежную белизну.
И пилот Фабьен, который с крайнего юга, из Патагонии, вёл почтовый самолёт на Буэнос-Айрес, узнавал о приближении вечера по тем же приметам, по каким узнают об этом воды в гавани: по спокойствию, по лёгким складкам, что едва вырисовываются на тихих облаках. Фабьен словно выходил на бескрайний, безмятежный рейд.
Порой в этой тишине ему начинало казаться, что он совершает неторопливую прогулку, что он — пастух. Пастухи Патагонии бредут не спеша от стада к стаду; Фабьен шёл от города к городу — он пас эти маленькие городишки. Он встречал их каждые два часа; города приходили на водопой к берегам рек или щипали траву на равнинах.
Иногда, после сотен километров степей, более безлюдных, чем море, он пролетал над уединённой фермой; казалось, она плывёт ему навстречу по волнам прерии и несёт на себе груз человеческих жизней. И, покачивая крыльями, Фабьен приветствовал этот корабль.
Сбавляя над Сан-Хулианом газ, Фабьен ощутил усталость. Всё, что делает жизнь людей приятной: дома, небольшие кафе, аллеи, — всё это росло, надвигаясь на него. Он был подобен завоевателю, который вечером, после победы, вглядывается в земли завоеванного края и обнаруживает скромное счастье людей. Фабьену хотелось сбросить с себя доспехи, ощутить тяжесть усталого тела — ведь и в тяготах есть своя отрада — и оказаться простым человеком, созерцающим в окно своего дома низменный, застывший пейзаж. Фабьен остановил бы свой выбор на этом случайном крохотном городке, а выбрав — полюбил бы его, полюбил бы размеренность его существования. Жизнь в таком городке — словно любовь — умеряет порывы. Хорошо бы поселиться здесь надолго, получить здесь свою долю вечности. Фабьену казалось, что городки, где он останавливался на час, и сады, обнесённые старыми стенами, существуют вечно, безразличные к его, Фабьена, жизни. И городок поднимался навстречу экипажу, принимая его в свои объятия. И Фабьен думал о дружбе, о ласковых девушках, об уюте и тепле белой скатерти — обо всём, с чем человек сживается постепенно и навсегда. Городок бежал уже под самыми крыльями, выставляя напоказ тайны своих садов: ограды не служили им больше защитой. Но, приземлившись, Фабьен понял, что ровно ничего не увидел, кроме ленивых движений нескольких человек среди принадлежавших им камней. Городок самой неподвижностью оберегал от постороннего глаза секреты своих привязанностей, он отказывал Фабьену в ласке: для того чтобы завоевать этот городок, надо было отречься от действия.
И теперь, неся в самом сердце ночи свою сторожевую вахту, он обнаружил, что в ночи раскрывается перед ним человек: его призывы, огни, тревоги. Та простая звёздочка во мраке — это дом, и в нём — одиночество. А та, что погасла, — это дом, приютивший любовь…
Или тоску. Дом, который не шлёт больше сигналов всему остальному миру. Облокотясь о стол, сидят у лампы крестьяне и лелеют в душе смутные, им самим неведомые надежды; этим людям и невдомёк, что помыслы их летят так далеко во мраке сомкнувшейся над ними ночи. Но Фабьен слышит их, когда, пролетев тысячу километров, он чувствует, как волны, взнесённые из бездонных глубин, поднимают и опускают его самолёт, в котором пульсирует жизнь; он пробился — как сквозь десять войн — сквозь десять гроз, прошёл по лужайкам лунного света, что пролегли между грозами, и вот, победитель, достиг наконец этих огней. Людям кажется, что лампа освещает только их скромный стол; но свет её, пролетев восемьсот километров, уже достиг кого-то — как призыв, как крик отчаяния с пустынного, затерянного в море островка.
Отдалённый гул мотора наливался, густел. Зажглись посадочные огни. Красные фонари ночного освещения вычертили контуры ангара, радиомачт, квадратной площадки. Всё приняло праздничный вид.
— Вот он!
Самолёт уже катился по земле в лучах прожекторов. Он так сверкал, — что казался совсем новым. Вот он остановился наконец перед ангаром; механики и подсобные рабочие устремились к нему, чтобы выгрузить почту, но пилот Пельрен не шевелился.
— Эй! Чего вы ждете? Выходите!
Занятый каким-то таинственным делом, пилот не отвечал. Вероятно, он прислушивался к ещё не угасшему в нём шуму полёта. Он медленно покачал головой, нагнулся и стал что-то ощупывать внизу. Наконец выпрямился, обернулся к начальству, к товарищам и обвёл их серьёзным взглядом, словно осматривая своё достояние. Казалось, он пересчитывает, измеряет, взвешивает. Он честно заслужил всё это: и дружескую встречу, и праздничное убранство ангара, и прочность цемента, и там, вдали, город с его движением, с его женщинами, с его теплом. Теперь он крепко держал людей в широких ладонях, держал своих подданных: он мог их осязать, слышать, мог обругать их. Да, сначала он даже решил обругать их за то, что они так спокойны, уверены в своей безопасности — стоят и любуются луной. Но он сменил гнев на милость:
— За выпивку платите вы…
И вылез из кабины.
Ему захотелось рассказать о том, что он пережил в полёте.
— Если б вы только знали!..
Считая, видимо, что этим всё сказано, он принялся стаскивать с себя кожаную куртку.
Конец цитируемого фрагмента.
Автор цитирует книгу "Старец иеросхимонах Сампсон" (Житие Святого Преподобного Сампсона многострадального,исповедника нашего времени. Письма.Воспоминания о нём)
Москва "Современник" 1994
Побег
1945 год. Год великой победы русского народа. Для Батюшки День Победы стал памятным.
В это время вышел указ об амнистии церковнослужителей. Всех стали выпускать на свободу. А Батюшке не выдали на руки документы об амнистии. Начальник тюрьмы,видя в Батюшке трудолюбивого и нужного ему человека,не хотел отпускать его на свободу,а решил оставить его главврачом лагерного госпиталя.
Батюшка решился на побег.
"Я собирал вещи -- сухари,тапочки 10 пар,бельё. Я готовился к побегу. Два раза ездил в командировку,чтобы изучить способ побега и ход,как мне идти. Я должен был заметить те селения,где собаки. Особенно много собак там,где колхозы.
Я бежал из тюрьмы уже в августе 1945 года. "Пустынный житель,только не в телеси Ангел". Только не ангел,а обыкновенный лагерный врач. Значит,вы представляете !
Совершенно один,кругом -- звери и люди-враги. Я могу сказать,что я не боялся,у
меня совершенно не было страха. Я спокойно шёл,шёл,шёл,до одурения шёл.
Много тысяч километров на своих ногах прошёл. Когда я прошёл Киргизию,я наткнулся
на Голодную степь,на пустыню. Надо было её как-то пересечь,а у меня не было карты. А ближайшая точка для меня -- Ташкент.
Милостью Божией попался мне человек,который согласился взять меня на самолёт,летящий в Ташкент. Я к нему подошёл и спросил :"Вы куда летите ?"
Узнал,что он летит в Ташкент.
"Возьмите меня с собой. Вы понимаете,что я не простой человек ?" --
"Вижу по вашим рукам,что вы не простой человек. Садитесь,но держитесь,привязывать
я вас не буду -- верёвки нет".
Я влез в заднюю половину самолёта-кукурузника. И выходило так:я сидел на маленькой доске. Там было две доски,фанерная стенка из тонкой фанеры,под ногами --- ничего,земля,опереться было не во что.
Я оперся крепко в угол доски,потом приказал себе строго-настрого вниз не смотреть,а смотреть в окошко,на его затылок -- он передо мной в окошке сидел за рулём и управлял самолётом. И мы поднялись.
Я чувствую,что дойду до обморока :голодный,пить хочу,несколько суток не ел,
во рту не было воды.
А надо лететь,если я не воспользуюсь этим самолётом,то я пропал.
Для нас,монахов,конечно,упование -- Небо. На земле у нас никого нет.
Самое главное -- не смотреть вниз,а то сразу сделается дурно,и я пропал.
А окно было такое,что я весь влезу и упаду. И самолёт летел не прямо,а были "ямы"
И вот я летел три часа.
А он озирается,смотрит на меня в окошко -- здесь,значит,хорошо. А вдруг -- нет,
пустое место ? А внизу песок,знойный песок и бушующий ветер с песком.
Иногда попадались собаки,стада овец,на лошади человек -- он их погонял.
Верблюдов видел -- шли гуськом куда-то...
А мы высоко летели. Иногда влетали в область облаков и было интересно посмотреть,что это -- сливки или сметана,хотелось лизнуть.
"Вы,--говорит,--держитесь.Нам осталось -- пустяки,скоро подлетаем".
Издалека вижу селение,уже Узбекистан. Он резко повернул направо. Мы летели с северо-востока через весь юг на Ташкент,постепенно стали спускаться.
Голова стала кружиться,давление на уши. Тут надо быть очень осторожным.
"Ну,держись,сейчас будем землю трогать,приземляться !"
Я уже чувствую,что я пьяный,у меня уже нет больше сил терпеть. Только бы поскорее! Если я упаду на землю,то это будет земля,второй этаж,скажем.
Со второго этажа,хотя и разобьёшься -- не так больно будет.
Наконец,плавно опустился,видимо ради меня,и остановился.
Я вылез и упал. Упал на землю от радости:всё-таки земля ! Лежал я долго,вероятно
Он подошёл ко мне,думал,что я мёртвый. Ничего. Благородный человек был.
"Ну, всего хорошего !"
Мы пожали друг другу руки.
"Вам в город? Вот видите -- там город. А мы ещё за городом. До Ташкента ещё километров пять".
Я пошёл. Наконец-то уже на земле !"
Конец цитируемого фрагмента
ДЕТСКАЯ ПЕСЕНКА
Вертолётик сделал «ры-ры-ры»,
А потом с него мы прыг – и в арык.
А потом мы сразу брык –
И баиньки спать.
А сперва он сделал «дуф-дуф-дуф»
И «тра-та-та»,
И вот такая красота.
Вертолётик сделал круг,
У него есть верный друг,
И он в полёте не просто так
Место занимал,
А очень даже внимательно
За всем он наблюдал!..
(автор стихов работала в авиационном ВУЗе, поэтому лирический герой этого цикла стихов – авиатор, вертолётчик, «афганец»)
* * *
Когда в небе рождается
Новая Луна, нужно
Побольше мечтать и
Думать о хорошем.
И я хотела бы
Встретиться с Андрюшей
И с ним полетать,
И чтобы стоило это
Всего лишь грошик.
Ему и мне, на новой Луне.
* * *
У Андрюши, наверное, дети и жена.
Как и положено, от века и до века,
Как у порядочных людей;
Чтобы мир продолжал стоять,
Несмотря на войну или Колыму…
И я не хочу ничего портить и врать,
Как в своё время испортили
Мою судьбу, и наверное, не одну.
А это иногда не лучше,
Чем на Колыму…
* * *
Я и ты – мы разъяты,
Если мы вместе – всё на ять.
Нам надо победить
И понять.
Андрюша, Гектор, Сёма, Оля и я…
Нас должно было быть двое…
А нас пятеро…
Жизнь – не кино про войну;
Что теперь делать – не знаю.
И не пойму,
Где найти силы,
Чтобы уехать отсюда,
Убежать,
Улететь,
И не возвращаться больше…
Здесь можно только во сне
Хором спеть,
И только во сне взлететь…
Ещё можно только умереть…
До этого мы приехали с котом Кытькой и с родителями с дачи, там было хорошо и ужасно. Там я услышала впервые и почувствовала голос Андрюшечки и увидела как Гекторчик красиво сделал вот такой росчерк, как там на стене, напротив аптеки, наверное это тоже вид искусства так, с одного раза, чтобы красиво получилось, и эта надпись превратилось в рисунок — черного кота. Там, после всех этих уродов впервые возникло что-то родное, как будто я давно знала этого человека, и когда услышала его голос, вдруг вспомнила, это он: Желудь, Андрюша, даже изображение как на ксероксе паспорта у Тахирчика. Может быть он(Андрюшечка) был предназначен именно мне, а может быть раньше, в другой жизни были вместе, может быть виделись в юности, но как только он появился ощущение чего-то своего, родного, давно знакомого.
Когда мы приехали с дачи, я хотела заснуть, но мешали, мы разговаривали и общались с Гекторчиком, он был классный, но я очень боялась тогда, что вместе с ним или вместо него проникнут чужие ненужные смыслы, я еще не совсем ему поверила тогда, мы еще не очень хорошо понимали друг друга. Но они оба и Андрюша и Витечка были настоящие, реальные, живые, не хотелось их забывать, хотелось увидеть их, услышать, особенно Гекторчика, он такой мыслящий в правильном направлении (прямо как у Родена) такой интересный, ученик Андрюши, они оба сдержали слово, я увидела их недавно, сперва Витечку потом Андрюшечку. Самое лучшее — это пацаны, их не хочется забывать, глядя на них хочется жить.
Мысль была о последних моих мужчинах, пацанах, что надо их сохранить. Девочек гораздо больше, а пацанов надо оберегать и помогать им, чтобы потом они стали мужчинами, такими как Андрюшечка (Желудь и Смушка). Я думала тогда, что они из Владимира, потом, что Андрюшечка из Юрьевца, недалеко от Владимира, что он бывший афганец, вертолетчик, может без ноги, а может быть даже вообще лежачий, меня не испугало это. Он был как тот капитан из фильма «Война», где они лежат с той женщиной, которую сыграла Ингеборга, женщина изнасилована, а этот, сам с перебитым позвоночником, греет ее, закрывает обрывками одежды; что может один человек дать другому, когда ничего нет, все отнято, они оба в яме, но вот он был рядом, и сам факт его присутствия в жизни, пусть не так, как Тахирчик, который разделил со мной эту жизнь, главное его достижение, что он был, присутствовал в этой жизни и уже этим делал счастливой; он ничего мне не обещал, просто тогда закрыл тогда своим телом, согрел и спас от отчаяния и холода.
Андрюшечка,Андрюша,
хороший...
Ещё не замела метель
порошей
Ещё не осыпались
последние листочки
с клёна
и трава ещё зелёная...
Ещё не склевали
снегири
рябину красную
не затенькали
синички
и другие зимние
птички..
Хочешь я почитаю тебе
на ночь сказку?..
О деде Неумывайко,семи клёнышках
и одном маленьком грабе
и мы будем друг другу рады...
...Будет наш поцелуй
привет от друга к другу
от души к душе
от Андрюши -- Лене
от Лены -- к Андрюше...
Саша,я хочу сказать тебе:
Доброе утро!
Будь здоров!
Будь сыт
Будь умыт
Будь при деле
чтобы твои друзья
тебя увидеть хотели
и услышать
на какой-нибудь
радиоволне
как тогда на войне
ещё при Союзе
в Афгане
где ты передал привет
девушке и её маме
Так значит это можно
услышать -- ну да
такая ерунда,а приятно
...Не уверен,что это
нужно знать тебе
но пусть пригодится
Мир -- это бездна!..
А Андрюша --
он просто мой ровесник
и застал Союз и Афган
и радиолюбителей
на какой частоте в эфире
птица вспорхнула
утро
сегодня Суперлуние
в мире...
это явление можно было наблюдать сегодня 8.04.2020 в 5.00
автор цитировал песню Владислава Лешкевича (Каста) "Пусть пригодится" с диска "Ясно!" 2012 г.
Своих не позабуду,
Я радоваться буду
А Гектора
С Андрюшей
во сне я
видеть буду
Если что вы как там
Без меня?
Останетесь ведь
без огня…
Вадичке,ВадИчке
моему любимому пацану
и моей птичке
Славе,Славочке
моя Любовь и Привет
Андрюшечке
чаще видеть
След в небе
пролетающего самолёта
(а мне не бояться полётов)
И нам всегда быть
где-то рядом
в моих и твоих мыслях
А Санечке в жизни
много радости и много смысла
А Деми,чтобы метель не совсем
засыпала сосенку
снегом вьюга
и мы не забыли друг друга
А Денису,Денёчку
молодому моему паренёчку:
будь радостен,светел,юн и весел!
И мы с тобой напишем
ещё много весенних
песен...
Автор цитирует стихи воина-интернационалиста,"афганца" Беридзе Юрия Вахтанговича воевавшего также и в Чечне взятые с сайта Art of War
27 кровоточин
Мы шли всю ночь. Нет не шли,а ползли,
через тёрн продираясь колючий.
Против нас были горные кручи,
Стылый холод чеченской земли,
даже звёзды,чертившие небо,
словно трассеры,целили в нас.
Выполняя секретный приказ,
всёже вышли на Чёртовый гребень...
Двадцать семь дорогих кровоточин
Там,на гребне,оставлено мной.
Сумасшедший пилот-вертолётчик
виноват,что я всё же -- живой...
МГТУ ГА
мне без тебя
туго
а с тобою было легко!
Как жаль что сейчас
я от тебя далеко
Ты на Кронштадском,
а я - на Ленинградке...
Казалось бы
всё в порядке,
но хотелось бы
вернуться к тебе,
на Головинские пруды,
где были так высоки
дубы...
Знаешь,я скучаю по себе...
Андрюша,тебе знакомо чувство это?..
МГТУ ГА - эпоха расцвета
откуда пошли мои лучшие стихи...
МГТУ ГА - те дни были не плохи...
"...И кроме желания
жить
есть ещё
и жажда
погибнуть..."
Две стороны
одной медали
"За отвагу"
...Играет в "Камень,ножницы,бумагу"
перед боевым вылетом со своим механиком
КомЭск Титаренко...
До войны Валерий Чкалов
пролетал под мостом
потом
во время войны
пригодилось...
А молодые пилоты
Лоукостера "Победа"
такая милость
нарисовали
в небе траекторией полёта
очертание фаллоса
Не так уж и мало
отваги
в этом мире
стареющих
и лицемерящих
женщин и мужчин
написать на бумаге:
"Дзюба,ты не один!"
*КомЭск Титаренко -- герой фильма "В бой идут одни "старики"!.." в исполнении Советского актёра Леонида Быкова 1973 режиссёр Леонид Быков