Одноактная пьеса
Действующие лица:
Говард Филлипс Лавкрафт, писатель
Издатель
Пастор
Политик
Явление первое
Кабинет ПИСАТЕЛЯ. На стене – портрет Эдгара По. Окно занавешено темными шторами. ПИСАТЕЛЬ осторожно отодвигает штору, робко выглядывает на улицу, потом резко задергивает ее, отходит от окна.
ПИСАТЕЛЬ: - Мне часто сетуют, что окна в доме постоянно зашторены, что я живу в сумерках. Но эти внутренние сумерки – защита от внешней тьмы. А она сгущается, клубится за окном. (Снова приоткрывает и тотчас задергивает штору). Скоро Юл. День, когда Древние напоминают о своем существовании. Они – рядом, но мы не можем видеть и слышать их. Однако наступает день – и они возвращаются в мир, населенный людьми, протягивают незримые щупальца сквозь оконные стекла и вторгаются в наши сны. И тогда сновидения могут быть кошмарными, как чрева пирамид, как затхлые подземелья Шуб-Ниггурата, тоскливыми и безотрадными, как плоскогорья Ленга, где льды громоздятся на каменные глыбы, и перепончатокрылые чудовища стремительно проносятся над ними, и тени беззвучно скользят по снегу. Но сны могут быть прекрасны: тогда спящий лицезрит удивительные пейзажи, чуждые тусклому и серому человеческому миру. Земные краски – их бледные отсветы: блеск куполов храмов Катурии может ослепить, а в снах он радует и ласкает взоры. Душа спящего парит над ленивыми водами Сона-Нил и ощущает неизъяснимое блаженство, которое недостижимо не только в христианском раю, но и буддийской нирване.
Но между Катурией и людским обиталищем лежат многие мириады темных миров. Мы окружены клубящимся мраком, который исторгает из себя монстров. И человеческая цивилизация – не более чем свеча, которую однажды неизбежно загасят ледяные вихри космоса. И мерзкие членистоногие в хитиновых панцирях будут ползать в руинах наших городов под заунывную музыку флейты безумного божества. А со дна океана поднимется тот, чье имя вызывало трепет в сердцах туземцев еще во времена незапамятной древности.
Мне приходится слышать упреки, что я отгородился от мира, замкнулся в своей скорлупе. А они? А сам этот мир? Громадное яйцо, чья тонкая скорлупка уже покрылась сеткой трещин, и через эти трещинки в него постепенно вползает Нечто, порожденное внешней тьмой. Авангард тьмы, которая, однажды просочившись, со временем заполнит собой весь окружающий мир. А мне хорошо в моей скорлупе. Мой дом – моя крепость, мой Кадат. И эти шторы (Cнова треплет их) ограждают, оберегают меня от любых тревог внешнего мира. Здесь, в моем жилище, я делаю маленькие открытия. На днях вот обнаружил в чулане пачку какао. Интересно, сколько же ей лет? Кто ее оставил там? Мой дед? Отец, мой несчастный отец? Или мать? Я сварил его – оказалось, еще вполне себе ничего… Я знаю тут каждый дюйм, ибо миллион раз поднимался и сбегал вниз по лестнице, еще ребенком исследовал все углы дома… Подвал был самым страшным местом. Оттуда пахло плесенью, там водились эти мерзкие пауки. Помню, как я перепугался и вскричал, когда одна такая тварь заползла мне в рукав. Мама утешала меня: они сосем безобидные, эти длинноногие ткачи… Но с тех пор подвал стали запирать на замок.
А за окном уже темнеет. Владычица Тьма, она объемлет мир, маленький светлый островок в море тьмы. Море… Я всегда его боялся. В детстве мне казалось, что эта колоссальная масса воды поглотит наш городок как некогда Атлантиду. Жуткие спруты поселятся в алтаре старинного собора.
(Опять выглядывает в окно). Темнеет. И снег пошел. Белый снег, появляющийся из мрака, из черной пустоты неба. Красивый образ. Да, едва не забыл: завтра встречусь с издателем. Он заинтересовался моей прозой и сам предложил встречу. Может быть, это судьба? Развилка на жизненном пути? (Задергивает штору). А снег густеет. Там, далеко на юге, в Антарктиде он не тает – веками, тысячелетиями спрессовываясь в могучий лед. А что подо льдом? Узнаем ли мы когда-нибудь, что сокрыто там, под толщей льдов? А что таится в песках Аравии, Австралии? Следы каких империй, каких цивилизаций, существовавших за гранью времен? Кто были наши предтечи на планете?
Теперь, когда издатель проявил живой интерес к моему творчеству, я смогу рассказать обо всем этом многим миллионам, а не одним читателям тех научно-фантастических журналов, в которых публикуюсь сейчас. Пусть люди знают: окружающий мир не таков, каким мы привыкли его представлять. Это издательство позволит мне не только транслировать свой взгляд на мир максимальному числу людей, но и заработать, черт возьми! И быть признанным мастерами жанра. Хотя, признаюсь, мне их признание…
Действие второе
Кафе. За столиком – ИЗДАТЕЛЬ и ПИСАТЕЛЬ.
ИЗДАТЕЛЬ: - Выпьем за знакомство! Вы что предпочитаете – виски, коньяк?
ПИСАТЕЛЬ: - Извините, я не пью совсем. Исключительно безалкогольные напитки. Так что я бы ограничился чашкой чаю.
ИЗДАТЕЛЬ (недоуменно): - Совсем? По вашей прозе этого не скажешь.
ПИСАТЕЛЬ: - Почему?
ИЗДАТЕЛЬ: - Столь яркие, сочные картины, неведомые миры, фантастические существа, монстры из подводных глубин. Знаете ли, весьма напоминает видения…
ПИСАТЕЛЬ: - Бред алкоголиков? Мне уже говорили и писали об этом. Но я вижу эти картины своим мысленным взором без единой капли…
ИЗДАТЕЛЬ (наливает себе из графина): - Вы употребляете нечто иное? (Наклонившись к ПИСАТЕЛЮ, заговорщицким тоном). Я вас понимаю. (Вполголоса). Вещества? Я тоже баловался этим в молодости.
ПИСАТЕЛЬ: - Нет, нет. Совсем нет. Я вижу это в моих снах.
ИЗДАТЕЛЬ: - Цветных?
ПИСАТЕЛЬ: - Нередко цветных. Эти миры и эти существа…
ИЗДАТЕЛЬ: - Я думал, где существа, там непременно вещества. А вы, значит, переносите на бумагу свои сновидения? Разумеется, подвергая их литературной переработке?
ПИСАТЕЛЬ: - Вы правильно догадались!
ИЗДАТЕЛЬ: - Сфера подсознательного. Доктор Фрейд. Темное море, на зыбучей поверхности которого колышется тонкая пленка разума, сознания.
ПИСАТЕЛЬ (отхлебывая чай): - Я всегда боялся моря. Страшная стихия, готовая обрушиться…
ИЗДАТЕЛЬ: - На наш сухопутный мир! Выплеснуть на обжитые людьми берега полчища чудовищ. Я помню ваш «Морок над Инсмутом». Хотя, признаться, у меня другое отношение к морю. В моем роду были моряки.
ПИСАТЕЛЬ: - Наши предки однажды прибыли из-за океана.
ИЗДАТЕЛЬ: - Так что наша новоанглийская цивилизация самим своим существованием обязана морю. Предлагаю тост за Новую Англию! Жаль, что вы избегаете алкоголя.
ПИСАТЕЛЬ: - Я поднимаю посудину с чаем.
ИЗДАТЕЛЬ и ПИСАТЕЛЬ чокаются, пьют.
ИЗДАТЕЛЬ (закусив): - Ради того, чтобы увидеть Новую Англию, стоило проехать пол-Америки. Здесь наши корни, где бы мы ни жили.
ПИСАТЕЛЬ: - В этом мы с вами единомышленники!
ИЗДАТЕЛЬ: - Надеюсь, мы кажемся единомышленниками и во всем остальном, прежде всего, в том, что касается литературного творчества. Я прочел многие ваши новеллы. Ваш антарктический роман также. Да, признаю, вы умеете заинтриговать читателя, постоянно держите его в напряжении, а не просто тупо пугаете, как иные сочинители ужасов.
ПИСАТЕЛЬ (наклоняется к ИЗДАТЕЛЮ, стремясь не пропустить ни единого слова): - Для меня это высокая оценка… со стороны шефа столь уважаемого издательства… Я благодарен…
ИЗДАТЕЛЬ: - Не торопитесь с благодарностями. Да, вы могли бы – подчеркиваю – могли бы! – стать одним из ведущих авторов фантастического жанра в нашей стране, а, может. (переходит на полушепот) и в мире.
ПИСАТЕЛЬ: - А для этого – опубликоваться в вашем издательстве?
ИЗДАТЕЛЬ (переходя на сухой, деловой тон): - А для этого – научиться писать так, чтобы стать популярным у массового читателя. Мало одной интриги – нужно уметь выстроить фабулу, превратить персонажа в Героя с заглавной буквы. Бойца, борца, победителя, супермена, сокрушителя монстров! Именно такой герой востребован читателями. К чему вся эта мутная философия, рассуждения о тех, «кто были прежде нас»? Действие – вот чего не хватает в ваших произведениях, мистер писатель! Схватка, поединок с Тьмой, пафос сражения! Почитайте романы Роберта Говарда…
ПИСАТЕЛЬ: - Я их читал, более того, я давно состою в переписке с Бобом…
ИЗДАТЕЛЬ (меняет сухой, деловой тон на патетический): - Вот и прекрасно! Отлично! Вам есть чему поучиться у этого замечательного техасца. Действие, динамика, при минимуме пустопорожних рассуждений!
ПИСАТЕЛЬ: - Я не пишу для филистеров! И если кто-то считает мою метафизику и мифологию чем-то «пустопорожним»…
ИЗДАТЕЛЬ: - Позвольте! Большинство читателей романов и новелл избранного вами жанра – это филистеры, которыми вы столь высокомерно брезгуете! А зря! Или полагаете, что, сочиняя исключительно для интеллектуалов, можно зарабатывать писательством? Вздор, полный вздор!
ПИСАТЕЛЬ (возмущенно): - Вы считаете, что для меня творчество – только средство зарабатывать деньги? Да, и это тоже! Однако для меня писательство, если хотите знать – жизненная функция организма, как дыхание, питание, сон… Я живу этим!
ИЗДАТЕЛЬ (горячо): - Этим вашим Ктулху прожить невозможно! Нужна авантюра, нужны настоящие герои, а не этот ваш Рэндольф Картер, который пересказывает читателям свои нелепые сновидения. Я надеюсь, что вы осознаете, что, как и для кого надо писать, учтете мои замечания и советы. Ради вас я проехал половину Америки…
ПИСАТЕЛЬ (холодно): - Вы мне это уже говорили. Но не убедили меня!
ИЗДАТЕЛЬ: - Жизнь вас убедит. Приняв мои условия, вы будете процветать, отвергнув их – продолжите прозябать. В нашей стране немало преуспевающих литераторов, их сюжеты служат основой для голливудских боевиков. Боб Говард – богатейший человек в своем городке, размер его капитала больше, чем у местного банкира. И это несмотря на чертов кризис!
Вы можете стать первым богачом Провиденса! Вы будете популярны…
ПИСАТЕЛЬ (резко): - Вы полагаете, я из-за денег буду писать так, как угодно вам и вашим читателям-обывателям? Ради суетной популярности выдумывать рассказы, ни один из которых не переживет их автора? Для меня это равносильно тому, чтобы дышать смрадом, есть помои – и получать за это гонорар!
ИЗДАТЕЛЬ (всплескивая руками): - Боже! Что вы такое говорите? Сочиняйте сколько вам угодно свои мифы Ктулху – для будущих поколений. А для ныне здравствующих пишите авантюрную прозу про космические войны, героев-завоевателей, про…
ПИСАТЕЛЬ (вставая из-за стола): - Я не стану вторым Бобом Говардом! Да, я мог бы, наверное, наловчиться писать то, что нравится филистерам. Но я не хочу, слышите – не хочу этим заниматься! Я не размениваюсь на подобную ерунду! Сколько я должен за ужин?
ИЗДАТЕЛЬ: - Нисколечко! Я же вас угощал. А вы даже не выпили и почти ничего не съели. Я рассчитывал, я надеялся. Признаться, я разочарован.
ПИСАТЕЛЬ, холодно раскланявшись, уходит. ИЗДАТЕЛЬ провожает его долгим взглядам, вертит пальцем у виска, выпивает.
ИЗДАТЕЛЬ: - Он просто безумен!
Действие третье
Дом ПАСТОРА. ПИСАТЕЛЬ и ПАСТОР сидят за столом.
ПАСТОР: - Я поначалу хотел спросить у вас, сын мой, когда вы в последний раз посещали храм? Но это было бы бессмысленным. Вы вряд ли помните это событие. Да и в церкви не живут столь любимые вами монстры. Это только в ваших рассказах твари населяют соборы…
ПИСАТЕЛЬ: - Что ж, где Господь с сонмом ангелов, там, по соседству и его враг с армией бесов. Помнится, у одного русского писателя в церкви тоже угнездились бесы. Их предводитель имел столь тяжелые веки…
ПАСТОР: - Оставьте эти ваши греко-ортодоксальные бредни!
ПИСАТЕЛЬ (насмешливо): - Неужели вы не понимаете разницы между литературной фантазией и поклонением нечистой силе? Это ваши единомышленники охотились на ведьм, но времена Салема прошли.
ПАСТОР (резко): - Прекратите ехидно ухмыляться и приписывать современной церкви фанатизм и мракобесие! Я прекрасно понимаю разницу между миром, сочиненным писателем, и миром, сотворенным Богом. (Смягчает тон). Я беспокоюсь о вашей душе.
ПИСАТЕЛЬ: - Для этого существует психиатр. Да, моя мать была неврастеничкой, а отец… Впрочем, вы же не о том? Простите мои язвительные насмешки, но я слышал ваши аргументы из уст самых разных людей, филистеров Новой Англии. Они хотят запретить мне заглядывать за грань времен и пространств, приоткрывать занавес, за которым – бушующий хаос. Не отворять окно навстречу шторму и грозе, а только лишь отодвинуть краешек шторы… Они подобны неразумным детям, которые зажмуривают глаза, столкнувшись с чем-то страшным или неприятным. Вот я зажмурился – и страшное нечто исчезло. Но невозможно вечно быть с зажмуренными глазами, элементарная физиология этого не позволяет. Я раскрыл глазки, а оно не исчезло, не рассеялось, оно по-прежнему есть! Я смотрю на него – и оно тоже глядит в мои расширенные от испуга глазенки.
ПАСТОР: - А все потому, что глядеть следует в небо, а не в бездну, не во мрак подземелий. Конечно, ад куда ближе, чем небосвод, и соблазн заглянуть туда часто пересиливает естественное стремление души достичь неба. Если душа седлает ваших безобразных шантаков, она никогда не воспарит в божественные сферы, а рухнет на землю и провалится в пекло.
ПИСАТЕЛЬ (ехидно): - Что ж, хороший сюжет для еще одной фантастической повести. Может быть, использую когда-нибудь…
ПАСТОР (строго): - Не иронизируйте! Ваши новеллы кишат демонами всех мастей, но там нет ни малейшего следа присутствия Бога. И это неудивительно: нечисть всегда появляется там, где забывают о Боге. На самом деле все ваши ужасы и кошмары слишком рациональны, чтобы быть просто порождениями разгулявшейся фантазии. Их отцы – материализм и позитивизм. Вы изгнали Дух, чтобы заменить его страстями и страхами одинокой души. Страстишками обезбоженной души в таком же обезбоженном мире. В мире без небес, зато с океанскими глубинами и подземными лабиринтами, откуда душе нет выхода. А ведь один луч Божественного света, один короткий взмах ангельского крыла – и путь к спасению открыт. Но ваши персонажи предпочитают пробиваться к свету посредством автоматического оружия и динамита, в итоге же остаются пленниками тьмы. Их путь – бесконечная вереница тяжелых сновидений, анфилада кошмаров. Потому-то эти герои принуждены шататься в пещерах, венерианских лабиринтах и развалинах демонических городов. Они тщетно пытаются выбраться, пробиваясь вперед через толщи почв и тысячелетий, но не в силах всего лишь запрокинуть голову, потому что не верят в звездное небо над ними. Ибо звезды для них – не божественные светильники на пути к Его престолу, а всего лишь отдаленные обиталища тех же демонов, что издревле населяют землю. Человек, не желающий обратить взоры к небу, подобен свинье, которая не способна видеть ничего, кроме грязного корыта перед собой. Ей недоступен рай…
ПИСАТЕЛЬ: - Я считаю, что каждую душу ждет свой эдем. И вижу себя бродящим в чудесных садах среди изумительной красоты дворцов под журчанье фонтанов, рокот водопадов, пение райских птиц…
ПАСТОР: - Но рай – это не городской особняк, не уединенное ранчо, не свой личный островок. Не могут существовать миллионы частных раев. Не может Господь при всем Его всемогуществе выделить каждому Рэндольфу Картеру индивидуальный Кадат. И мой вам добрый совет: вложите вашему Картеру в руки Священное Писание, а не автоматическую винтовку. Обратитесь к Богу сами и обратите к нему своих читателей.
ПИСАТЕЛЬ (насмешливо): - А вы тогда на что? Это же ваша профессия – зачитывать пастве избранные отрывки из книги, написанной тысячи лет назад. А мое призвание – самому писать книги.
ПАСТОР: - Но я вовсе не прошу вас сочинять проповеди. Вещайте людям о добродетели, об истине, о Боге в привычной вам форме фантастических новелл. Пусть ваши герои ищут дорогу не в подводное царство Ктулху, не во льды Антарктиды, а путь к Господу. И вам воздастся!
ПИСАТЕЛЬ: - К сожалению, этот путь слишком скучен. Монотонные проповеди всевозможных добродетелей, призывы к праведной и безгрешной жизни, повторение одних и тех же банальностей, от которых одна мигрень и изжога. И мои герои в моих повестях должны тупо повторять все это?..
ПАСТОР: - Зачем же «тупо»? С вашим талантом вы можете в красках описать противостояние добропорядочных христиан всей этой нечистой силе, победу святого креста над скопищами морских и подземных демонов.
ПИСАТЕЛЬ: - Я адресую ваши предложения моему коллеге Роберту Говарду. Он опишет все в лучшем виде. Я уже имел беседу с одним издателем, он тоже предлагал мне красочно описывать битвы с нечистью.
ПАСТОР (в отчаянии) :- Вы губите свою душу!
ПИСАТЕЛЬ: - А вот вы точно уверены, что по смерти попадете в рай, и что рай этот будет именно таким, как его описывает священная книга христиан?
ПАСТОР: - И вы, и я с детства воспитаны в христианской традиции. И у меня нет сомнений в что, что…
ПИСАТЕЛЬ: - И там будут отдельные секторы для католиков, для греков, для иудеев. И благочестивые магометане в своем уютном углу рая будут наслаждаться ласками и пением гурий. А последователи Будды, завершив круг перевоплощений, будут пребывать в нирване, отрешившись от всех сует. Быть может, там найдется место и для таких скептиков, как я. Ибо я никогда не пью, избегаю блуда, да и в богохульствах не замечен.
ПАСТОР (горячо): - Это все гордыня говорит. Грех гордыни! Вы забыли дорогу в храм, вы соблазняете малых сих! Мало вести жизнь добропорядочного гражданина, надо хотя бы раз в месяц посещать воскресную службу, надо всякий раз повторять Его имя!
ПИСАТЕЛЬ: - То есть мой герой должен всякий раз, попав в опасную ситуацию, тупо повторять «Бог, Бог, Бог, спаси»? И какое же божество ему предпочесть? Мне как-то милее сереброрукий Ноденс.
ПАСТОР (горестно): - Я вижу, что вас не переспоришь. Вы действительно обуреваемы страшной гордыней. Вы ставите себя в один ряд с Творцом Всего Сущего, но вы не Творец-Создатель, всего лишь сочинитель. Однажды вы вспомните о Нем. Быть может, это произойдет, когда вы окажетесь на больничной койке. А может… не хочется об этом говорить, очень может статься, что это случится с вами на смертном одре. И тогда ваши пересохшие губы будут шептать, шелестеть Его имя. Но не будет ли это запоздалым раскаянием старого грешника? Все мы грешны, но ваш грех особенно велик.
ПИСАТЕЛЬ: - В чем же он заключается?
ПАСТОР: - Пусть вы не пьете, не блудите, живете затворником, но этого мало! Артур Мэйчен писал, что самые страшные, самые закоренелые служители дьявола ведут неприметную и внешне добропорядочную жизнь.
ПИСАТЕЛЬ (ехидно): - Вы Мэйчена читаете?
ПАСТОР: - Мэйчен – сын священника! Настоящий христианский писатель, хотя и работает в вашем жанре. Вы читали его «Великое возвращение»?
ПИСАТЕЛЬ: - Читал. Неплохой рассказ. Но я так не пишу и не буду. У меня свой путь. Я творю свои миры, он – свои.
ПАСТОР (горько вздыхая): - Вы неисправимый грешник! Мне вас искренне жаль. Что ж, мне пора, скоро служба, которую вы, конечно же, проигнорируете, я прав?
ПИСАТЕЛЬ: - Да. Мне же надо написать еще дюжину писем моим адресатам. А Бог пока подождет. (Церемонно раскланивается и уходит).
Действие четвертое
Кабинет ПОЛИТИКА. За столом под сенью флага – ПОЛИТИК. Напротив него – ПИСАТЕЛЬ.
ПОЛИТИК (трясет руку ПИСАТЕЛЯ): - Для меня большая честь, мистер Лавкрафт, вот так вот беседовать с вами. Вы, в некотором роде, живая достопримечательность Провиденса. В ваш дом можно водить туристов и зарабатывать на этом.
ПИСАТЕЛЬ (равнодушно): - Мне, признаться, претит вся эта суета. Я бы не хотел, чтобы по моему дому расхаживали незнакомые люди под предводительством гидов и пялились на меня, как на череп динозавра или чучело теленка с шестью ногами.
ПОЛИТИК (всплескивая руками): - Но я же просто пошутил. Нет, ваше ближайшее будущее – не быть живым экспонатом зоологического музея, а стать символом пробуждения Новой Англии.
ПИСАТЕЛЬ: - Но я не петух, чтобы кого-то будить.
ПОЛИТИК: - Вот опять вы цепляетесь к словам. Что там говорить – вы уже сегодня будите читателя-патриота. Я прочел вашу «Улицу». Это нечто! Как старинная улица восстала против всех этих налетевших, наехавших отовсюду иммигрантов, которые скоро окончательно усядутся на наших многострадальных шеях. Поверьте, иммигранты много хуже черномазых…
ПИСАТЕЛЬ: - Простите, но я не сочиняю эссе об иммиграции, у меня свой жанр, свои темы, весьма далекие от политики и публицистики.
ПОЛИТИК (горячо): - А «Кошмар в Ред-Хуке»? Это же шедевр! После него вся консервативная, верная принципам Америка будет с вами.
ПИСАТЕЛЬ: - Чего же вы от меня хотите?
ПОЛИТИК: - Станьте нашим знаменем! Будьте лидером настоящей, традиционной Америки здесь, в Род-Айленде. Вы поможете нам привлечь голоса колеблющихся избирателей, а мы поможем вам. Вы хотели бы стать членом законодательного собрания штата? Или, для начала, муниципальным советником? Вы бы хотели выбраться из бедности, стать уважаемым человеком? Стать живым знаменем?
ПИСАТЕЛЬ: - Я никогда не мечтал стать политиком.
ПОЛИТИК: - Никогда не поздно начать. Ведь и я когда-то бы скромным коммивояжером, а теперь…
ПИСАТЕЛЬ: - Меня называют затворником, отшельником. А вы предлагаете мне покинуть уютное обиталище…
ПОЛИТИК: - А вы хотите завершить свой жизненный путь в этом обиталище? Вы заслужили куда большего! Мы, потомки пуритан, первопоселенцев, предлагаем вам быть моральным лидером. Мир пришел в движение, никто больше не сможет отсидеться в провинциальной скорлупе.
ПИСАТЕЛЬ: - А если мне милее моя скорлупа?
ПОЛИТИК (небрежно): - Да бросьте! Вы же читаете газеты и знаете, что ныне происходит в Европе. Этот немецкий парень с чаплинскими усиками – как он заводит толпу, как он сумел повести за собой миллионы сограждан! И такие лидеры появляются везде, в самых глухих уголках мира.
ПИСАТЕЛЬ: - Вы читали мой «Морок над Инсмутом»?
ПОЛИТИК: - О да, бесподобно! Вырождение современного общества…
ПИСАТЕЛЬ: - Толпы лягушкорыб, орущих «Иа, иа. Ктулху хфтанг!» вам ничего не напоминают? Как это похоже на вашего немца, который вот так же уводит толпы в царство Ктулху и Дагона. Бывших людей, становящихся монстрами-амфибиями по собственному недомыслию. Я не хочу никуда вести стадо лягушкорыб, не хочу становиться одной из них…
ПОЛИТИК: - Вам не нравится Адольф? Что ж, я готов привести массу других примеров. И вы можете стать одним из них, тех, кто вдохновляет народы, кто дает им надежду, кто творит мифы!
ПИСАТЕЛЬ: - Зачем?
ПОЛИТИК (с легким раздражением в голосе): - Я же уже объяснил: вы содействуете нам в достижении наших целей, мы поможем вам.
ПИСАТЕЛЬ: - Послушайте, я вовсе не собираюсь становиться провинциальным Муссолини, местным Варгасом, городским Сталиным или кем еще там? Фюрером Новой Англии? Мой ответ – нет.
ПОЛИТИК (тяжело вздыхая): - Как же вы меня разочаровали…
ПИСАТЕЛЬ: - А что вы хотели услышать? «Лавкрафт согласился стать клоуном в политическом цирке»? Извините, что разочаровал вас. Ищите другого «вдохновителя масс». (Встает и ухолит).
Действие пятое
ПОЛИТИК в своем кабинете. К нему приходит ПАСТОР,
ПОЛИТИК: - Приветствую вас, преподобный! Какие новости хотите вы мне сообщить? Судя по вашему выражению лица, не очень-то хорошие?
ПАСТОР: - Печальная новость – Лавкрафт умер.
ПОЛИТИК (роняет карандаш): - Неужели?! Что с ним?
ПАСТОР (горестно): - Рак!
ПОЛИТИК: - Боже!
ПАСТОР: - Не божитесь. Вчера он скончался в больнице. Мне сказали, что перед самой смертью лицо его сияло, будто он узрел что-то…
ПОЛИТИК: - Рай?
ПАСТОР: - Этот упрямый безбожник, забывший дорогу в церковь? Но, быть может, писатели после кончины попадают в какой-то свой мир, неведомый прочим смертным?
ПОЛИТИК (саркастически): - Неужели? Вы думаете, он превратится в чужепланетное членистоногое, как его Рэндольф Картер? Хотя похожий сюжет уже был у Кафки. Вы читали его «Превращение»?
ПАСТОР: - То, что вы говорите – совершеннейшая ересь. Не читал!
ПОЛИТИК: - Отныне душа его пребывает там, куда мы не можем заглянуть даже одним глазком. Странствия души – лишь череда снов, и, проснувшись, мы на самом деле просто оказываемся в другом сне. Из провиденсского дома переносимся в волшебный Кадат или куда-нибудь еще.
ПАСТОР (скептически): - Это все не более чем бурные фантазии нашего общего знакомого.
ПОЛИТИК (иронически): - Конечно. ведь о Кадате нет ни слова в Библии.
ПАСТОР: - Прекратите кощунствовать! Кадат – не Кадат, но что-то, весьма отличное от христианского рая и ада. Этому чему-то нет пока имени в нашем мире. Некая мини-вселенная, где обретаются творцы фантазий.
ПОЛИТИК: - Вот и вы превращаетесь в еретика.
ПАСТОР: - Мы проведем поминальную службу…
ПОЛИТИК: - А я немедленно же напишу некролог в завтрашнюю газету. Он мог бы стать нашим трибуном, живым знаменем, человеком-символом, но он предпочел затворничество. Это так печально!
ПАСТОР: - Увы…
Действие шестое
ТЕ ЖЕ. В кабинет ПОЛИТИКА входит ИЗДАТЕЛЬ.
ИЗДАТЕЛЬ: - Вы слышали новость?
ПОЛИТИК: - Мы ее как раз обсуждаем, если вы о Лавкрафте.
ИЗДАТЕЛЬ: - А ведь я приехал как раз для того, чтобы сделать мистеру писателю весьма заманчивое предложение. Практически никаких условий с мое стороны. Редакторская правка минимальная…
ПАСТОР: - Никто не может знать, когда Господь призовет его. Жил-жил человек – и вот…
ИЗДАТЕЛЬ: - Зато теперь можно подумать о собрании его сочинений.
ПАСТОР (укоризненно): - Вы готовы делать бизнес на смерти человека.
ИЗДАТЕЛЬ: - Допустим, что так. Зато после этого о Лавкрафте узнает вся Америка, да что там – весь читающий мир. Жаль, конечно, что он не искупается в лучах славы. Но оттуда (поднимает палец кверху) ваш славный земляк будет удоволенно взирать на то, как чтут его прозу и стихи – так, как не чтили при жизни. Таков удел многих великих.
ПОЛИТИК: - Я бы предпочитал, чтобы он жил.
ИЗДАТЕЛЬ: - И работал на вашу партию?
ПОЛИТИК: - Да какая, в конце концов, разница. Вы не печатали его при жизни. Чтобы оценить масштаб творческой личности вы дождались его кончины и теперь будете суетиться с изданием его наследия.
Действие седьмое
ПИСАТЕЛЬ в больничном халате стоит и оглядывается кругом.
ПИСАТЕЛЬ (оглядывая себя и охлопывая руками): - Я совсем не ощущаю своего тела. Боль куда-то ушла, будто ее и не было. Так вот она какая, смерть! Физическое тело мертво, осталась эфирная оболочка. Все именно так, как пишут всевозможные мистики. Странное ощущение: наш город лежит где-то подо мной, внизу. Вот наш пастор идет. Если я окликну его, он меня не услышит или все-таки… Хэллоу, преподобный! Не слышит! А там что за люди? Гроб… Мой гроб?! Точно! Я здесь, а мое земное тело там внизу. Я ничего не ощущаю. Только вижу, но не слышу. И обоняние вдруг пропало, как бывало в детстве при простуде. Сейчас вот щипну себя за руку.
Бесполезно. Наверное, если бы у меня были спички, и я чиркнул и поднес к огонек своей коже, точно так же не испытал бы боли от прикосновения пламени. Я всего лишь дух, хотя и сохранивший внешний человеческий облик. Все на месте – руки, ноги, туловище. Я могу мыслить и говорить.
Я отчетливо вижу свой труп. Он скоро станет пищей для червя-победителя, как некогда писал Эдгар. А теперь мне кажется, что я медленно движусь над городом, хотя ни шагу не сделал. Вот порт. Но он не похож на тот, который знал я. Какой это город? В моем городе нет таких башен. А это что? Белый корабль приближается. Я отчетливо различаю малейшие детали такелажа.
Кажется, ощущения возвращаются ко мне. Я чувствую соленый запах моря.
И этот капитан, весь в белом, командует спустить трап. Для меня. Да, для меня. Я отчетливо слышу эти слова. Пастор, да вы проспорили! Мое посмертное бытие будет таким, каким я его и представлял. Сейчас я ступлю на трап и покину прежний мир.
Действие восьмое
ПАСТОР в своем доме.
ПАСТОР: - Вчера мне приснился сон: я видел этого безнадежного безбожника на борту прекрасного белого корабля, а рядом с ним – капитана, похожего на ангела, только без крыльев за спиной. Они стояли и о чем-то беседовали. Я прислушался. Белоснежный капитан спрашивал у Говарда, в какой мир он хотел бы попасть. И тот отчетливо произнес: я мечтаю жить в прекрасной, благословенной Катурии. На это капитан возразил писателю, что в Катурию он попадет лишь в следующей жизни, а пока поживет в другой, не столь идеальной вселенной, но все-таки несравненно лучшей, чем земной мир. И мне вспомнилось тогда, что великий еретик Ориген тоже писал о множественности миров во времени и пространстве. Они стояли и улыбались, все было так похоже на правду… Я даже ощущал блаженное дыхание ветерка, запахи моря, слышал скрип канатов и видел мельтешащих на палубе матросов. Я окликнул Говарда, потом еще и еще раз, но он не услышал меня. Неожиданно белый корабль взмыл высоко в небо и растворился там среди облаков.
Скажите, как я буду жить с этим знанием? И что я теперь буду проповедовать моей пастве после всего увиденного и услышанного? О, Господи, дай же ответ на волнующие меня вопросы!