ТРИ ЧАСА БЛАЖЕНСТВА
Когда поэзия меня переполняет,
когда нагая дева вдохновляет
моё перо своею наготой,
я наслаждаюсь каждою чертой
её незабываемого тела,
и, рифмою витийствуя умело,
слагаю в ямбы песнь о наготе,
что видится мне в нежной простоте -
прекрасных линий, лёгких очертаний
прелестницы, уставшей от исканий
мужчины, что ей так необходим,
чьё имя, разумеется, – Вадим.
Вадим умеет описать как надо
красавицу, лишённую наряда,
что в дар ему послали Небеса,
с работы отпустив на три часа.
Минут пятнадцать изведя на рифмы,
Вадим припал к устам небесной нимфы.
Зажглись как факел женские уста,
затрепетало бабочек с полста
от этого лобзанья - в животе,
и потянулась женщина к тахте.
Что делать, если плотские грехи
чудеснее, чем Вадины стихи?
Без малого заветных три часа
поэт творил в постели чудеса.
Лаская бёдра и целуя грудь,
он женщине позволил утонуть
в таком блаженстве, коего она
была, увы, годами лишена.
Она не имитировала страсть
и, потому, покрикивала всласть.
Сосед, что доживал свой скучный век, -
завистливый и пьющий человек,
крича за стенкой: « Тут вам не бордель!»
врубал аккумуляторную дрель,
чтобы хоть как-то положить конец
гармонии двух любящих сердец.
Вадим – подобных козней был знаток.
Ему бы и отбойный молоток
не помешал усердствовать в любви
с такой великолепной визави.
У женщины кружилась голова,
когда поэт красивые слова
шептал ей и перстами тешил грудь,
рассказывая, что блаженства суть
они познали нынче лишь на треть.
За три часа возможно ль всё успеть?
Он клятву дал, что будущий визит
её гораздо больше поразит.
Вадим пообещал удвоить пыл.
Едва услышав это, вытер пыль
с родного перфоратора сосед
и, смазав маслом, грозный инструмент,
уснул, томимый верою благой,
что выиграет следующий бой!
Бальзамов Вадим