"Все - дети как дети, а эта..." - И дальше - разводят руками.
И Тая плетётся на место с немыми сухими губами.
Она безотчётно боится стоять у доски. И - перечить.
А к ней обращенные лица лишают её дара речи.
Она и другого боится - грозы, насекомых, рассказов
о духах, и уханья птицы, и клоуна Пеннивайза;
О нем ей рассказывал Колька, повергнув в унынье и ступор,
Что тот убивает, поскольку питается страхом. Как супом.
Соседка читает над Таей молитвы, рисует на воске,
Кроит медальоны и - втайне - их прячет на старом погосте.
А Тая боится... И снова ей видятся в отблеске лунном
Снующая тень домового, большие глаза Карачуна.
Отчаянье - первая помощь! И Тая - однажды под вечер -
Своих бесноватых чудовищ зовет на последнюю встречу.
... А озеро наволочь напрочь задернула пологом ватным.
Она выйдет заполночь! За ночь ей надо туда - и обратно.
Пронзительный скрежет щеколды звучит оглушительней грома,
И тянет косматую морду обычный фонарь возле дома.
У Таи слабеют колени, а плечи и руки немеют,
Но слышит - дыханье ровнее, и видит - дорога прямее;
И чувствует - ночь её лечит целебной росой и прохладой...
Хотя где-то ухает нечисть,
Хотя Пеннивайз - где-то рядом.