Проект Александра Фильцера «Хаим Евреинов. Современная еврейская поэзия и художники». Иллюстрация: Марк Сальман «Мандельштам». Собрание Н. Альперин, Израиль.
*
Поэт Йосэф бен Йехезкел Мандельштам родился в Варшаве 14.1.1891 в семье купца первой гильдии, который в еврейских документах был записан как Хацкел бен Биньямин. Хацкел на идиш - это уменьшительная форма имени пророка Йехезкеля. Имя пророка означает «Укрепит Всевышний».
*
Осип Мандельштам владел французским и итальянским языками. Занимался переводами. Переводил Франческо Петрарку:
«Промчались дни мои - как бы оленей
Косящий бег. Срок счастья был короче,
Чем взмах ресницы. Из последней мочи
Я в горсть зажал лишь пепел наслаждений…»
и многих других, например, грузинского поэта Николоза Иосифовича Мицишвили. Николаза убил Джугашвили в 1937. Поэту было тогда 40 лет.
«Когда я свалюсь умирать под забором в какой-нибудь яме,
И некуда будет душе уйти от чугунного хлада –
Я вежливо тихо уйду. Незаметно смешаюсь с тенями.
И собаки меня пожалеют, целуя под ветхой оградой…»
Напророчил себе Осип Эмильевич…
*
За стихотворение о вожде Мандельштама отправили в ссылку, а потом дали срок. Он умер от голода и холода в советском концлагере в 1938 в возрасте 47 лет.
Из последнего письма Оси его брату.
«Дорогой Шура!
Я нахожусь — Владивосток, СВИТЛ, 11 барак. Получил 5 лет за к. р. д. по решению ОСО. Из Москвы, из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехали 12 октября. Здоровье очень слабое. Истощён до крайности. Исхудал, неузнаваем почти. Но посылать вещи, продукты и деньги не знаю, есть ли смысл. Попробуйте все-таки. Очень мерзну без вещей…»
*
Мандельштама убили за написанное им стихотворение:
Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
(Последние две строки в первом варианте:
Только слышно кремлевского горца —
Душегубца и мужикоборца.)
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина,
И раскосая грудь осетина.
Ноябрь, 1933
Обратите внимание на дату - 1933.
*
Мое стихотворение «Памяти поэта Осипа Мандельштама» было впервые опубликовано в книге: А. Фильцер «Предновогодний романс», изд. «Прогресс-Традиция», Москва, 1998:
*
Он выпевал словесную удачу,
гремели деревянные колеса,
катилась неуклюжая повозка.
По улицам и стогнам, и Господним
путям гремела четырехколёска.
Не много скажет девочка-артистка,
и ничего не скажет обезьянка,
притихшая под взглядом Василиска,
и тишь да гладь на улице Лубянка.
**
Как будто кто-то отомщенный…
Нет, труп зарыли не отпетый,
и гроба не было, а где-то
за тридевять снегов, в Сучане,
земли на тело набросали.
Он тоже пал в голубоватый
колючий снег, как тот, когда-то
за век до этого? Быть может…
Никто не знает. Что нас гложет!?
Над ними стыли звезды волчьи,
их стерегла охрана злая,
а нам остались неба клочья,
пол совести да жизнь борзая.
***
Влетала птичка Мандельштама,
шептала птичка-невеличка,
а мысль её в лугах витала.
Ни города и ни природы,
и отражения безгласны…
А что ещё для нас осталось?
Ей удавался образ плавный,
ей доставался стрепет гневный,
ей надвигался берег дальний…
Пока поэзия металась,
история перезабылась.
А из того, что нам осталось,
я помню лишь, как птичка билась…
****
Замученный растерзанный Орфей
в советской преисподней. И пока
читатели из племени чужого
найдут блаженное, бессмысленное слово,
пройдет непоправимая беда.
Щеголья речь им станет оболочкой,
прошитою не рифмами, а точкой.
1970-е
*
Поэт Семен Липкпн как-то у меня спросил: "А что такое "ей доставался стрепет гневный"? Ведь стрепет, это птица".
"Это птица, а также звук, который она издает", - пояснил я.
Липкин полез в 20-томный академический словарь русского языка, который стоял на полке у него в кабинете.
Пообсуждали, но к единому мнению так и не пришли.
*
О. Мандельштам:
Квартира тиха, как бумага —
Пустая, без всяких затей, —
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.
Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон,
Видавшие виды манатки
На улицу просятся вон.
А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать,
И я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть.
Наглей комсомольской ячейки
И вузовской песни бойчей,
Присевших на школьной скамейке
Учить щебетать палачей.
Какой-нибудь изобразитель,
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель,
Достоин такого рожна.
Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель,
Такую ухлопает моль.
Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю
И грозное баюшки-баю
Колхозному баю пою.
И столько мучительной злости
Таит в себе каждый намек,
Как будто вколачивал гвозди
Некрасова здесь молоток.
Давай же с тобой, как на плахе,
За семьдесят лет начинать,
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.
И вместо ключа Ипокрены
Давнишнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.
Ноябрь 1933
*
Документ из варшавского архива:
«Состоялось в городе Варшава в канцелярии чиновника гражданского состояния нехристиансих исповеданий Десятого Новоместского участка января восьмого (двадцатого) дня тысяча восемьсот девяносто первого года в одиннадцать часов утра
явился отец дитяти Хацкель он же Эмиль Мандельштам житель местечка Новожагоры Шавельского уезда Ковенской губернии тридцати пяти лет от роду, купец, в Варшаве по Згода улице в доме под номером тысяча пятьсот двадцать девять проживающий,
в присутствии свидетелей
Йосека Ашерсона сорок одного года, повара, под номером семьсот девяносто четырех
и Израиля Тыгеля тридцати … лет, школьника (ученика ешивы), под номером две тысячи восемьсот сорок шесть
и участкового раввина Псахия Горенбляса, в Варшаве проживащего,
предъявил нам младенца мужского пола, объявляя что он родился в Варшаве на его квартире января второго (четырнадцатого) дня сего тысяча восемьсот девяносто первого года в два часа ночи от него и жены его Флоры урожденной Вербловской двадцати пяти лет. Младенцу сему при обрезании дано имя Осип (Jоsef).
Акт сей явившимся прочитанный Нами и ими подписан.
Подписи:
Капитан Портнов
.....(равин) П. Горенбляс
.....он же Эмиль Вениаминович Мандельтам»