Всё очень просто было, очень просто:
Стоял зажатый с двух сторон,
Но, что он мог? Лишь вскрик короткий,
Когда нож брюхо распорол...
Куда девалась сила слова?
Но, кто-то говорит по свойски:
"Да, он убит, но он не сволочь,
Зачем винить его в уродстве?"
Они бежали, а ножи,
Зачем-то бросили на крышу...
А я боялся подойти,
Мне жить хотелось,
Песни слушать...
Но я не смог себя простить,
И сам себе сказал по-свойски:
"Да! Я боялся подойти,
Я виноват в своём уродстве."