ПОД СОЗВЕЗДИЕМ ЛЬВА
(Почти фантастическая повесть)
Часть первая
ПОСВЯЩЕНИЕ
Глава 2. Инопланеада.
Алёна так меня в окно и не выбросила, а скорее даже наоборот, - очень ко мне привязалась. По-видимому, больше всего на общность интересов, вкусов и притязаний оказал свое благотворное влияние менталитет, царящий на нашей общей родине.
В этот же самый день мы попали в напоминающие родные пенаты место в том пристанище Зла, где нам необходимо было продержаться две недели. Конечно же, это была столовая. Волей судьбы я оказалась за столиком, который стоял в среднем ряду (из трех возможных), и к тому же этот столик стоял у стены. Поэтому я могла созерцать весь зал во всех деталях и подробностях. Я предвкушала, как буду делать психологические наблюдения за всеми моими подругами по несчастью и сделаю полный вывод о психическом состоянии среднестатистического учителя нашей многостраждущей области.
Но не тут-то было. В столовой места закреплялись накрепко и бесповоротно за каждым однажды впервые вошедшим «курсантом». К нашему с Алёной столику «прикрепили» мужчину неопределенного возраста и девушку лет двадцати. Когда мужчина открыл рот, и слова плавно поплыли к нашим недостойным ушам, я поняла, что покой за нашим столиком во время приема пищи нам будет только сниться, но только гораздо позже, когда мы, наконец-то, забьемся в тревожном сне (если вообще мне удастся заснуть когда-нибудь в этом вертепе).
Когда я встречаюсь с людьми такого типа, как наш партнер по столику, то сразу же начинаю верить в инопланетян, летающие тарелки и всякую чертовщину. Какие-то невыразительные, выцветшие (кажется голубые) глаза; не то седые, не то светло-русые волосы; сколько не смотришь в упор, не можешь определить его рост; толстый он или худой. А как витиевато преподносит свои мысли. Словно компьютер – цитирует, морализует, читает стихи, знакомит с извечными человеческими ценностями и т.д. и т.п.
Говорят, что когда принимаешь пищу, нельзя испытывать отрицательные эмоции. У меня, оказывается, открывалась прекрасная перспектива проверить эту гипотезу на себе. Здорово: в одночасье можно было проводить два наблюдения: изучить психологию современных учителей и, к тому же, подойти очень близко к проблеме приема пищи индивидуумом в экстремальных условиях.
Сначала я пыталась взять инициативу при трапезах в свои руки. Слегка окрашивала «вставками» его бронетвердолобые, супертехнократические, интернетоглобализованные речи. И тогда разговоры, которые мы вели во время еды носили такой характер, как будто бы кто-то выстукивал Азбуку Морзе:
Точка-тире, точка-тире.
Где «точка – мои «вставки», «тире» - трели нашего соловья.
Этот человек совершенно не мог о чем-то судить неоднозначно. Он каждому явлению, каждому человеку, весело налево и направо «расклеивал» ярлыки. Упивался своим умом, своим интеллектом. Старался всех в себя влюбить, хотел купаться в лучах славы. Но, похоже, за весь период его пребывания на курсах никто его не полюбил и ему так и не удалось искупаться в чем-нибудь хорошем.
И вот чем быстрее и неумолимее подходил час расставания с беспечной и счастливой жизнью на курсах, он становился все грустнее и злее. Если кто-то неосторожно ему намекал, что разобрался в его сущности, он просто жалил его беспощадно.
И надо же, чтобы именно меня достало его осиное жало. Однажды за очередным обедом он снова стал щедро раздавать свои ярлыки и что-то нелицеприятное говорил о своей жене, что вызвало в моей душе бурю негодования. Эта буря вылилась в такие слова: « О женах с чужими женщинами воспитанным мужчинам судачить не принято».
Он на минутку замолчал, а затем бросился в атаку: « Я знаю уже давно, что у Вас муж золотой!» «Да»,- ответила я. Тогда он начал нежно что-то наговаривать моим девчонкам за столиком. А они, молодые и еще неискушенные, немножко развесили уши. И вот, когда он увидел, что уже имеет поддержку в лице двух симпатичных соседок по столику, а старая карга спокойно уплетает свой обед – в то время, когда должна ну просто молиться на него, поставив в самый красивый уголок столовой, он решил эту заносчивую особь проучить. Начал «клеить» ярлыки мне. Два-три ярлыка я как-то спокойно перенесла, хотя у меня вдруг скис борщ и поморщился хлеб, но когда он из своего глубокого ущелья, из которого, как я поняла, ему уже никогда не выбраться, стал судить о моем бурном и любвеобильном прошлом, я тихонько собрала тарелки и еще тише удалилась с трапезной. Потом я впервые за все эти курсы дала себе возможность расслабиться.
Я очень редко плачу и, честно говоря, если и плачу когда-нибудь, то это очень злые слезы – они брызжут из моих глаз, как острые стрелы и кто под них попадет, ему не поздоровится. А тут я плакала как-то иначе: сначала, как ребенок, потом увлеклась настолько, что начала рыдать, а потом почувствовала, что у меня начинается истерика, которой я еще никогда не испытывала и честное слово, это состояние мне совсем не понравилось.
Так как слезы и истерика застали меня в той комнате, в которой я волею судьбы оказалась, то решила все-таки исправить в ней неблагоприятный психологический климат, очистить от скверны злых пожеланий этому твердолобому дебилу, именуемого себя учителем, и заодно успокоить жуткую боль, исходящую откуда-то из недр головы.
А если проще, в двух словах, – я оказалась в кабинете моего предназначенного судьбой терапевта. Она при моем виде удивилась и сделала еще раз для себя вывод, что первое впечатление о человеке всегда ошибочно, потому как она увидела меня совершенно «обновленной» в этот раз.
Приходится только диву дивиться, почему это она не ожидала меня увидеть «такой» - ведь я же всего-навсего рядовой учитель нашей, скажем так нерядовой державы. Неужели ее не просветили психологи, что учитель сочетает в себе зачастую одновременно холерика и меланхолика.
И вот, представляете себе, этого холерика-меланхолика, вошедшего к бедному терапевту? Думаю, не представляете! Зато представила я, и мне стало жалко врача. Пришлось ее быстренько успокоить, что со мной это впервые – и я очень быстро возьму себя в руки. Вот только нужно что-нибудь успокоительное. Что вывело меня из равновесия, я почему-то оставила в тайне (наверное, чтобы не навлечь на себя черную энергию санаторного Вампира, который и наслал на меня своего доблестного воина).
Врач и медсестра очень участливо ко мне отнеслись, и уже на следующее утро я чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы поставить нашего сотрапезника на место. Вернее решила оставить его на том месте, где он восседал в столовой, а сама решила переместиться в пространстве куда-нибудь от него подальше. Сначала совсем не хотелось идти в столовую, но затем почувствовала справедливость народной мудрости: «голод не тетка», решила как-то определится со своим новым местом в столовой. В этом помогла медсестричка, которой мне пришлось все-таки поведать о моей тайном «воздыхателе».
Та, конечно же, очень участливо заинтересовалась его личностью, рассмотрев его с большим интересом («они» принимали завтрак). Затем она сказала главному распорядителю по столовой, что мне необходимо организовать отдельный диетстол, - и все, кто со мной к этому времени был знаком в профилактории, стали мне сочувствовать, так как до сих пор и не знали, что меня все-таки надо кормить отдельно от нормальных учителей. Мне было очень приятно принимать знаки сочувствия, которые плыли ко мне широкой теплой рекой, окутывали со всех сторон и даже убаюкивали. Последнее, как вы догадались, мне нужно было больше всего. Но напрасно я размечталась: уснуть по-настоящему на курсах я так и не смогла.
А этот «броневик» еще долго ходил кругами вокруг меня. Мои девчонки говорили, что он жалеет о случившемся, хочет у меня попросить прощение, но мне почему-то его «прощение» совершенно не было нужным. Хоть я по натуре больше прощаю, чем казню. И даже сейчас, когда давно уже дома и очень сладко сплю ночами, все равно и на минутку не испытываю угрызений совести по поводу того, что не дала возможности Герою моего санаторного «романа» реабилитироваться в моих глазах. Пусть лучше реабилитируется в глазах своей жены. Ей это, как вижу, гораздо больше надо.
Вот только удивило, то что как только я поняла, что прощения этому террористу от меня не получить никогда, он как-то сразу, не дождавшись конца курсов, испарился из санатория. На спецзадании он был, что ли? А когда провалил «дело», то его отозвали?
А может, санаторный Вампир отфутболил такого «дурачину-простофилю» подальше от себя, так как такой спецназ и ему не нужен.