Когда мне стукнуло шесть лет, деревенские старожилы и местная детвора нарекли меня «кавалеристом». По младости лет я вначале думал, что это связано с фактом моей тайной симпатии к 4-х летней соседской Люське. Сам от её бабы Шуры слышал весёлую присказку, мне адресованную: «Вишь какой кавалер внучке выискался!», когда я Люську конфетами и шоколадкой угощал. Эта бабкина прибаутка меня смущала изрядно. Ну, какие могут быть пока отношения, если мне шесть лет исполнилось уже, а красавице-Люське ещё нет и тех самых четырёх лет? Четыре свечи на своём именинном торте она увидит только осенью? Мала ещё…
К тому же, вскоре мой дед Вася объяснил, что кавалерист, это воин-всадник, который умело воевал, устремляясьв атаку на лошади.
«Кстати, внучок, пора бы и тебе к коням привыкать, держаться в седле научиться!» - подытожил дед тот рассказ о лошадях,
Увы, при всей моей любви к этим животным с большими, карими, всё понимающими глазами, осуществление данной идеи казалось мне тогда мечтою несбыточной. Из-за больных ног я и через низенький плетень перелезть не мог. В детских играх мне всегда приходилось или дырку в тыне искать или кругалём бежать, а тут – скакать верхом на лошади… Она же меня вдвое выше будет: как на неё заберусь? Не деда же просить подсаживать всякий раз – люди засмеют. Нет, эта мечта неосуществима в принципе – думал я, с завистью наблюдая, как мальчишки постарше гарцевали на конях, отправляясь в ночное…
«Так ты будешь с ребятнёй в ночное ходить, или сдался уже?» - пытали меня в два голоса дед Вася-председатель и его брат-конюх, дед Никанор (Ликандра по-деревенски).
Со слезами на глазах, я что-то мямлил о том, что на коня я сам сесть не могу, а просить кого-то подсадить – мне стыдно…
«Ты, парень, только для себя сам реши: хочешь добиться успеха или уже и «крылья сложил»? – продолжали допытываться братья-старики. Мы, чем можем – поможем. А дальше ты уж сам, по-мужски, действуй!»
Конечно же, я был «за» участие в ночном обеими руками. Но с того дня и в жару и в дождь для меня начались напряжённые занятия по выездке то есть – умению и скакать на коне верхом и держаться в седле.
День начинался с лошадиного «цирка», как с улыбкою называла баба Катя мои занятия под присмотром деда Ликандры. Каждое утро под окном, где стояла моя кровать, раздавалось негромкое лошадиное ржание и после этого «И-го-го»! по ту сторону стекла возникали добрейшие лошадиные морды кобылы Майки или жеребца Мальчика. После завтрака-«похватка», уже согретого заботливой бабой Катей, прихватив для гостинца лошади посоленную краюху хлеба, морковку или свеклу, я пулей вылетал на крыльцо. А там уже лежали на боку Мальчик или Майка – тот, кого из них дед Ликандра ко мне направлял-делегировал в тот день. Какое счастье – ощущать на ладошке прикосновение конских губ, а потом и лёгкий тычок носом в мою вихрастую макушку! Лошади тоже умеют говорить: «Спасибо!» по-своему. После короткой трапезы лошадь охотно ложилась на боковую. С высокого крыльца дедова дома мне только и оставалось-то, что ногу через брюхо четвероногого друга переставить, а дальше кони сами знали, что делать.
Осторожно вставая на ноги, чтобы не уронить меня-седока неумелого – Мальчик или Майка чуть взбрыкивали задними ногами. Так умело они перемещали мою «пятую точку» на нужное место своей спины.
Дед Ликандра не уставал повторять, что умный седок всегда найдёт общий язык с понятливой лошадью. Мои же четвероногие друзья оказались более, чем просто умными. Может быть, видя мой недуг, они проявляли ко мне ещё и немалое сострадание. Чтобы не отбить себе копчик, при быстром аллюре, меня научили ритмично привставать с хребта: важно было войти в темп бега.
«Лошадь, что человек, – её, сердешную, бить – грех сущий!» - поучал меня колхозный конюх. Ты левой или правой пяткой по крупу надави чуть, туда лошадка и повернёт. Чуть вперёд подашься – лошадь быстрее припустит, а назад, к спине приляжешь – и конь медленнее пойдёт». Эта наука мне впрок пошла: в отличие от друзей-мальчишек, я без хворостины к коням подходил. А зачем эти розги, когда при помощи посоленной горбушки или той же хрустящей морковки с лошадью быстрее поладить можно?...
Так сказочно продолжалась наша дружба с Мальчиком и Майкой на протяжении целых шести лет – половину моей мальчишеской жизни… А когда мне исполнилось 13 лет, наступило лето, оставшееся в душе ощущением большой потери. При предосеннем прощании со своими лошадьми, я заметил, как из их погрустневших глаз вдруг… показались слезинки. Да и у меня некстати повлажнели глаза и запершило в горле. В тот момент я и думать не мог, что больше никогда не увижу ни Мальчика, ни Майку…
Тогда, приехав как всегда на летние каникулы в гостеприимный дедов дом в июне 1968-го года, и прибежав на конюшню, я не обнаружил в стойлах ни Мальчика, ни Майки.. Отводя глаза в сторону, как бы извиняясь и оправдываясь, дед Ликандра пробормотал негромко: «Пришла и их пора… Жизнь такая, понимаешь? Списали мы их по старости…»
О том, что на деле означают эти слова, я узнал позже…
С тех пор я ненавижу разговоры о немощи стариков.
И не ем конскую колбасу…
Фото из Интернета