Памяти Леонида Андреева
Мрак все темнее, все страшнее грусть,
Смертей и бунтов снова пелена.
Пусть он пугает, я-то не боюсь,-
Твердит Толстой, - о бедная страна,
Когда твои писатели теперь
Распад и тлен готовы воспевать.
На новогодней ели Ангел? Зверь
Готов и душу в клочья разорвать
Мир сир и нем, его нельзя понять,
Все отошло, все только тень теней,
И он о смерти говорит опять,
И о распаде в ярости своей.
Жизнь человека, но не жизнь, увы,
А путь к распаду, мертва стена.
И в музыке растаявшей листвы
Тот силуэт, его лишивший сна.
Воскресший страшен, и Иуда нем,
Не дотянуться до большой игры,
И только он, как обнаженный нерв,
В какой-то коме пишет те миры.
Но если смерть господствует опять,
Но если нам не вырваться из пут,
Скажите мне, зачем тогда писать,
Агонию продлив на пять минут.
Он улыбнется, дьявольски красив,
И растворится в блеске мишуры,
И Розу мира пишет Даниил,
Включаясь в высоту большой игры.
Застенки, страсти, горечи, хандра.
Печаль о том, кем он не сможет стать,
Цветут цветы за окнами жара,
И тишина, и надо написать
Как женщина печальна и нежна,
Больна смертельно, выживет едва ли,
И только там царит опять весна,
Умножив все паденья и печали.
Куда идти, одна сплошная тьма.
Мороз по коже, и озноб печали.
Он нас пугает, как темна была
Та жизнь в плену, украшена свечами