Отрывки из поэмы «Странствия Ванечки Иванова»
......................
По городам и весям
Электрички, электрички…
Путевая обезличка.
Топот, гомон – там и сям:
по нужде и по друзьям
то страна снялась в дорогу,
то ли к черту, то ли к богу,
то ль на север, то ль на юг.
Сердца нервный перестук.
Прижимая все карманы,
в счёт слагая чемоданы,
потирая тыл и лоб,
перебежками, взахлёб,
исчезаем по вагонам –
красным, голубым, зелёным…
Ваня в тамбуре стоит,
в тёмное окно глядит…
Километров будет тыщи,
как по свету Ваня рыщет:
хоть зимой, да налегке;
пусто – в лёгком рюкзачке.
Здесь его мы и застали
в самом что ни есть начале.
В Мудленд яблоко ведёт,
где как-будто брат живёт.
Сквозь размеренную бытность
широта и колоритность,
хлебосольность русских душ
веет, словно божий куш.
Тем и живы, тем и сыты,
чувством локтя даровиты –
в одиночку не умрёшь,
у своих не пропадёшь.
Где накормят, обогреют,
развлекут в мирских затеях;
где на время приютят
и советом наградят.
Про себя всю жизнь расскажут
и тебя сказать обяжут.
Где поплачут, попоют,
всю округу созовут.
Или в тихом разговоре,
сострадательные к горю,
шепчут над твоим плечом:
«Ничего, переживём».
И везде – в трудах, в печали, –
невзирая на детали,
мы по-своему полны
чувством собственной страны.
Города гудят станками,
реки водные – судами,
сёла пашут, сеют, жнут;
в небе лайнеры ревут.
Ваня всё на ус мотает,
корни русские вбирает –
понемногу, по чуть-чуть,
но в итоге – не прогнуть.
И в несчастьях, и в невзгодах,
стал защитником народа
личным вкладом, кулаком
и примером, и добром.
Дал отпор ночным бандитам,
вдруг проснувшись знаменитым;
и последних сто рублей
на охрану журавлей
перечислил без сомнений…
.........................
Мудленд и окрестности
Упрятана в роскошные дворцы
вся тайнопись элитных отношений.
Не угадать: творцы или дельцы
разыгрывают судьбы поколений…
Проехали посёлок Оксфорд-парк,
где англоманы собраны, как в сите.
Вплывает мегаполис – Мудленд-сити.
Сулящий барыши имперский барк…
В его пространстве я – незримый кварк,
заряженный, похоже, провиденьем
на неустанное коловращенье.
Проходят дни. Ивану недосуг:
разыскивает брата… Ошалело
дивуется на вывески вокруг.
В словесной каше лингво-беспредела
царит нерусский дух, чужой язык.
Людская речь звучит по-тарабарски –
как смесь холопского с плохим швейцарским.
К такому слову Ваня не привык.
Часами он бродил меж небоскрёбов.
Где тот, один, из мудлендских набобов?
Ликует праздный пипл на рэдной стрит.
Под джазовые вопли в ресторане
дожёвывает сахарный бисквит…
Повсюду звон зазывный: мани, мани.
В дверях застыл к услугам африкан.
В разгаре шопинг, полон Мега-маркет –
натруженный планктон в большой запарке.
И стадный ток невидимых мембран
влечёт его то в половой дурман,
то биться за «свободы Человека»
от общества, от власти и от века.
Вполне себе культурная семья
щебечет: «Хэппи бёздэй, хэппи бёздэй».
И прочие текут «бумбарбия»…
Стеклянные расцвеченные гнёзда
питают томных юношей медком
проплаченной пропагандистской фальши
о первенстве Британии монаршей,
заморской благодати и о том,
что счастье в жизни – где-то за бугром.
Все новости TV – из телечрева –
о сумочках и шляпках королевы;
о выходках вульгарных кинозвёзд
и прелестях чужой для нас богемы.
Кащеево посольство – как нарост,
внедрённый для мутации системы;
банкноты выдаёт – за грантом грант.
И вот уже из ближнего болота
шныряют упыри-искариоты –
державу разрушающий десант…
Не разобрать: где – русский, где – мутант.
Они «оевропеили» страну
так, будто все мы – у врага в плену.
..................................
Лебедянь
Как часто в юношеских думах и мечтах
Иван воображал семью и сад в цветах,
уют родительского дома.
Как долго сердце билось, лишь закрыв глаза,
он словно видел лица, слышал голоса, –
где всё так ново и… знакомо.
Как много лет душа стремилась в Лебедянь –
хлебать бы воздух, как наркоз, во всю гортань.
Глотать, глотать – и не напиться.
Деревья дружно шелестят под птичий грай,
кивает головой расцветший иван-чай,
скрипят неслышно половицы.
* * *
Проспекты, башенки, колонны, купола.
Раскидистый фонтан у каждого угла.
Не просто город – город-сказка.
Великолепье парков и цветных дворцов.
Величественность фресок и лепных резцов.
Размах – как русская закваска.
На Пермской улице – огромный монумент:
Татищев, собственной персоной. Постамент
из мрамора и позолоты.
За гаванью – космостроительный завод;
в конструкторском бюро готовят марсоход
для предстоящего полёта.
Станки размеренно, – не надобно труда, –
рождают городу машины, поезда.
На выбор – и шелка, и ситцы.
Земля – такая (благородный чернозём),
что репку тянут только всемером.
Вокруг воркуют жары-птицы.
Здесь, вместе с русским, все народы-племена –
в единстве сильная, великая страна.
Здесь русский – всяк, кто за Россию.
Осанисто, как пограничные столбы,
державно высятся соборы... Если бы
они нам вечность отпросили !
.............................