Рыжая Лили прядёт и сжигает дни.
Зная напевы Древних, что лес хранит,
Ли приручила бы Зверя,
но им не верит.
Дом её шорохов полон, совиных перьев,
трав и свечей,
палых листьев и бурых мхов.
Солью и ладаном, воском и молоком
Ли по ночам запирает в Иное двери,
чтобы не смели стрелы во тьме мерцать.
Нет у неё ни матери, ни отца,
нет ни родной земли,
ни сестры, ни брата.
Прошлой зимой за змея овинник сватал,
да не пошла:
мол, очи его пусты.
"Сердцу горячему хлад чешуи постыл", –
шепчет колдунья,
ловя витражи заката,
травы лесные вплетая в полотна дней.
Сны её пламени ярче,
и в каждом сне
бледные руки звериным теплом согреты.
Снятся сплетенья полыни и бересклета,
высверк клинка и легенды чужих богов,
волны и скалы,
костры и медвежий рёв,
тёплый тумана мёд в молоке рассвета.
Снится и снится Иное, и тяжек сон.
Допьяна страх напоив ледяной росой,
ведьма устанет бояться межмирья сечи.
Тающий вечер оплавит узор оплечий,
древнее солнце
напевом
оденет в дым.
Поступь неспешную слушая лап седых,
Ли улыбнётся.
И сделает шаг навстречу.