Гимн труду
«…И в забой отправился
Парень молодой…»
(Б.Ласкин, «Спят курганы тёмные…»)
Что мы себе представляем или вспоминаем, когда слышим слово «шахтёр»? Алексей Стаханов, забой, вагонетка, отбойный молоток, «Взорвано, уложено, сколото Чёрное надёжное золото», «даёшь стране угля, мелкого, но много»… Люди старшего поколения помнят образ партизана Морозки из школьно-программного «Разгрома» А.Фадеева, да ещё, может быть, роман А.Плетнёва «Шахта». А люди ещё более старшего – фильм Л.Лукова «Большая жизнь» (1939 г.) про донецких шахтёров и знаменитую песню из этой кинокартины «Спят курганы тёмные…», строчка из которой вынесена в эпиграф. Да вспомним ещё как в годы перестройки шахтёры, недовольные жизнью, понаехали в Москву, уселись на Красной площади и стучали касками о брусчатку…Достучались. Пришедшие к власти новоявленные буржуины из бывших коммунистов, комсомольских секретарей и постперестроечных бандитов лишили рабочий класс, в том числе и гордых шахтёров, звания гегемона и превратили в то, чем он, собственно, и является при капитализме – в рабочее быдло. Как, впрочем, то же самое было проделано и с колхозным крестьянством, когда вчерашние агрономы и председатели колхозов превратились в фермеров, а прочие – в сельскохозяйственных рабочих, т.е. батраков. Как, впрочем, и интеллигенция, которая при социализме официально была прослойкой, а при капитализме стала фактически подстилкой. Правда, тех, кто поумнее, в утешение назвали интеллектуалами. А тех, кто попроще – работниками сферы услуг: образования, медицины, искусства, СМИ и прочих деталей верхней части конструкции «экономический базис - политическая надстройка».
Зато, когда скончался в конвульсиях социализм в лице СССР, мы узнали, что Стаханов в итоге спился и звали его на самом деле Андреем; что силикоз – профессиональное заболевание шахтёров; что зарплаты у них большие, да жизнь короткая; что по статистике на один миллион добытого угля обязательно приходится одна шахтёрская жизнь…И что завидовать там, вроде бы, нечему. Но!
Он знает всех тут поимённо,
Работал сдельно, повремённо,
Но никогда чтоб кое-как…
Я у него в учениках.
О, сколько было у него
И смены в шахте не проживших,
Вдруг испугавшихся, решивших:
Зачем всё это? Для чего?
Зачем лебёдки, рельсы, лес
Электровоз везёт по штреку?
Зачем, скажите, человеку
Живым в сырую землю лезть?
Мрак, слякоть, редкие огни…
К тому ж теперь зарплата вроде
Не та - и можно на заводе
Или в каком-нибудь НИИ…
И я так думал? Может быть –
Ведь не поставишь мысли в угол.
Но он сказал мне просто: «Уголь
Кому-то надо же рубить!»
И я рубил. И неспроста
Всё твёрже почва под ногами –
Не измеряется деньгами
Угля и сердца теплота!
(«На шахте»)
В прошлом году известный поэт из Тулы Валерий Савостьянов выпустил книгу («Вещий камень»: Стихотворения. Поэмы. Эссе. – Тула: «Аквариус», 2019.-673с.), в которую включил цикл с непритязательным названием «Шахтёрской юности лучи», в том числе и приведённое выше стихотворение. Тему эту – шахтёрскую - он не трогал почти 35 лет (хотя о ремесле пишет много, ведь Тула – город мастеров)… Почему? Считал, что она в нынешних социально-экономических и культурных условиях никому не будет интересна. Кто писал у нас из прежних мэтров об этом сегменте рабочей жизни? Ярослав Смеляков? Ну, он был горняком поневоле, в Инту его сослали за грехи финского плена. И ничего специфического на горняцкую тему он не написал, хотя и был помимо прочего в молодости певцом рабочего класса. Поэт Алексей Решетов, который проработал всю жизнь на горном производстве? Нет, он известен как тончайший лирик без спецификации «шахтёрский». И только, пожалуй, один Николай Анциферов всю свою короткую жизнь рубил поэтический уголёк: «Я работаю, как вельможа, /Я работаю только лёжа…».
Неужели сейчас не пишут на эту тему? Конечно, пишут. Самодеятельные поэты Кузбасса, Донбасса, Воркуты воспевают пафосными и наивными строками тяжёлый и опасный труд шахтёров. Раньше к их услугам были многотиражные, ведомственные, районные, областные, республиканские газеты – к какой-нибудь очередной дате или трудовому подвигу публиковали такие стихи. Но сейчас капиталистам, владельцам шахт, совсем ни к чему содержать подобные не профильные активы – ведомственные СМИ. Ну, разве что на каком-нибудь корпоративном торжестве продемонстрировать единство «партии и народа», то бишь, классовый мир в рамках бизнеса: а ну-ка, имярек, прочитайте нам что-нибудь? Да ещё можно выложить свои творения на оплёвываемом «профессиональными» (кто это, интересно, нынче такие?) литераторами сайте Стихи.ру.
В.Савостьянова упомянул в частном письме о своём цикле, когда готовил «Вещий камень»: «…некоторые из них я просто немного доработал. И кое-что добавил, но совсем немного. Потому что уже написать так, как тогда, с тем оптимизмом и юношеским задором, с абсолютной верой в наше счастливое будущее, сегодня, думаю, уже не получится...» И думается в свою очередь, что поэт правильно сделал. Каждому овощу – своё время.
Стихи о шахтёрском труде создавались нашим автором, в своё время окончившим политехнический институт по специальности «горный инженер-электрик» и ещё студентом-практикантом на летних каникулах работавшим в забоях за полноценную зарплату три лета подряд в Подмосковье и Донбассе, создавались в разброс в 1970- начале 1980-х годов и публиковались в разных авторских сборниках. Но когда подошла пора как-то подводить итоги многолетнего поэтического труда, В.Савостьянов и свёл их в этот цикл. И, как кажется, не прогадал. Более того, этот цикл можно рассматривать как поэму, где разные сюжеты объединены одним лирическим героем и одной темой - шахтой: спуск под землю; забота о товарищах; самоспасатель; «тормозок»; письмо с практики; клеть как своеобразный лифт; шахтные поля; работа товарища; сбойка; углекислый газ; ожидание товарища со смены; размышления молодого рабочего о славе; нужность даже бурого угля; хозяйка аккумуляторных ламп; практикант; подготовительный забой; разговор с муравьём; любовная история; город Липки; четыре звонка, как сигнал подъёма из шахты; чувство любви и уважения к своим товарищам… Много чего интересного и занимательного о жизни и чувствах молодого человека второй половины 20 века можно узнать из этих стихов В.Савостьянова, почувствовать душевный настрой и ощущение жизни того времени. Кто-то скептически протянет: да-а-а, знаем, знаем – двойная мораль! – одно в официозе, другое – на кухне. Но как говорил незадолго до своей недавней смерти поэт Андрей Дементьев: лучше патетика, чем цинизм. А литература социалистического реализма, кроме того, чтобы что-то отражать, должна была ещё и воспитывать. Так что шахтёрские стихи тульского автора вполне ложились в нужное русло.
Достоинством цикла можно назвать то, что В.Савостьянов пользуется разными жанрами в подаче поэтического материала, размерами, ритмами. Хотя ничего удивительного, ведь изначально это не был даже цикл. Здесь и почти стихотворные репортажи: «Дощатый трап скрипит под сапогами, / И ламп огни, сплетаясь на ходу, /По стойкам скачут белыми кругами, / Как будто бы играют в чехарду…» («Шахтёрский обычай», «В шахте»), и практически сценические монологи: «Зачем самоспасатель /Под землю мы берём? /Он лишь исполосатил / Плечо моё ремнём…» («Самоспасатель») и «…Не надо мне борща, лангетов, киселей - /Мне б хлебушка кусок, / С проперченным сальцом, / Вкрутую бы яйцо, /А чтобы веселей / Жевалось, /Закусить солёным огурцом!..» «Тормозок»), и мелодраматическая история с трагическим прологом: «…Да девочка Алёна, - / На гроб она смотрела удивлённо:/ Понять никак, наверно, не могла, /Зачем отец забрался в этот ящик, /Зачем у взрослых, над отцом стоящих, / Такая невесёлая игра! /Алёнушка, мы вовсе не играли, / Когда сырую землю в руки брали / И вниз бросали, сжав её до боли, / И слушали, как падают комки - / Как будто бы стучали молотки / В его последнем очистном забое…»(«Товарищ мой» [Рассказ шахтёра]); и песенно-фольклорный мотив: «Эй вы, шахтные поля - /бездна тёмная, /Бесконечная земля /чернозёмная. /Как в колхозы, сведены / вы в бассейны. / Чем полнёхоньки-полны, / чем засеяны?..» («Эй вы, шахтные поля…»); и игра звукописью: «Как без грусти, без улыбки / Вспоминать мне о тебе, /Городок шахтёрский Липки, /Ставший вехою в судьбе? / А ведь было не до смеха - / Ты казался крут и лих: / Вырубал я эту веху / В недрах угольных твоих…/ Липки, Липки. / Запалили / Липы, вырядившись в беж, / Мои ночи - / И поили / Мёдом липовых надежд…» («Липки»); и портретная зарисовка («Хозяйка аккумуляторных ламп»)… В общем, есть на чём разгуляться глазу читателя…
Да, во времена СССР в стихах приветствовались ясность изображения и чёткость общественной и политической позиций. Кто-то писал: «Свеча горела на столе, свеча горела…», - и почитатели млели в экстазе: «шарман!». Кстати, вполне обоснованно млели. А кто-то откликался ясно и бодро: «Нас утро встречает прохладой, /Нас ветром встречает река…». И не факт, что первый был-таки гениален, а второй - только талантлив. Могло быть и наоборот. Или на весах истории литературы это может оформится в итоге, как боевая ничья.
Есть, конечно, нюансы и у нашего автора. Стихи В.Савостьянова в цикле «Шахтёрской юности лучи» повествовательны, в них мало того, что требуется иногда рафинированному знатоку поэзии – несказанности, возможности читателю самому додумать-дочувствовать-довообразить что-то по полунамёкам, игре слов, музыке стиха, самому найти тайные смыслы строк… Всё сказано прямо, без двойственности восприятия, и тайны источников стиха – Фрейд тут совершенно не нужен. Автор в этом цикле не всегда сторонник точных рифм. Некоторые стихи кажутся чуть затянутыми. Просто надо иметь ввиду, помимо прочего, что в те уже далёкие времена оплата шла за строки: чем больше в стихотворении строк – выше оплата при публикации… Да и автор был тогда молодым человеком, а молодым всегда хочется высказаться до конца, до «дней последних донца»…Но стихи полны авторской самоиронии, очень эмоциональны, насыщены шахтёрской фактурой, теми деталями жизни, которая, кажется, ушла навсегда, по крайней мере, из литературы: крепкая мужская рабочая дружба; товарищеская взаимовыручка, замешанная на опасном тяжёлом физическом труде; забота о жизни друга или коллеги; радость труда; оптимистичное восприятие жизни; наконец просто радость существования в этом мире… И как эмоциональный итог – закольцованность чувства счастья от простого бытия…
И чего так сердце, в самом деле,
Прикипело к угольным пластам –
Больше чуть чем без году неделю
И всего-то я работал там.
Но зато работал не в полсилы
И забыть поныне не могу:
После смены отдыха просило
Тело -
И упал я на лугу.
Разбросал измученные руки,
От земли восторга не тая,
Впитывая запахи и звуки,
Замечая даже муравья.
Пахли травы будто бы впервые,
Мир казался праздничней, новей…
Думал я:
«О, счастье! мы – живые!
Здравствуй, мой коллега – муравей!»
(«И чего так сердце, в самом деле…»)
Чем и интересен цикл «Шахтёрской юности лучи» помимо поэтической составляющей - стихи приобрели историческое звучание. Современному молодому человеку сложно ответить на вопрос: «сделать бы жизнь с кого?» С Дзержинского (согласно стиху Маяковского) – профессионального революционера и председателя ВЧК – ныне моветон, так как, дескать, Россия исчерпала лимит на революции, как уверяют власти. Потому что у капиталистической России другие приоритеты, достаточно посмотреть на нынешнюю так называемую элиту, на которой пробы ставить негде. А нынешняя продвинутая молодёжь если и работает, то чаще всего приложением к клавиатуре персонального компьютера на предмет «купи-продай». Какой там отбойный молоток!.. Даёшь Билла Гейтса! Но наши гейтсы в лице, например, Павла Дурова уматывают почему-то работать и развиваться за границу… Ну что ж, хоть шахтёры остаются…
В своё время Советская власть, обнаружив (куда там – обнаружив! персонаж бил себя в грудь кулаком и не скрывал намерений, потому что - «даёшь восторги, лавры и цветы!..») опьянённого мороком стихосочинительства юношу (да не обидятся на меня женщины, сегодня мы говорим о мужчинах), старалась его как-то образумить, искушала: на вот, поработай в забое, посиди за штурвалом комбайна или рычагами трактора, покрути шофёрскую баранку, постой за токарным станком, потаскай кирпичи на стройке, - и всё это сдабривалось большими зарплатами, кои часто и не снились социалистической прослойке. А если морок не проходил, то тогда юноше (молодому человеку, зрелому мужчине, старику) – так и быть! - давалась широкая возможность походить в литературные объединения, посетить литературные семинары, которые регулярно, раз в 2 года, проводились по областям местными отделениями Союза советских писателей. А там получить по ушам за свои стишата, послушать старших товарищей, определявших - не графоман ли? И если что-то было за душой у кандидата в пииты, то власть в лице местного издательства помогала выпустить по итогам семинара коллективный сборник начинающих Пушкиных (Некрасовых и далее по списку), а уж потом через пару-пятёрку лет и его, конкретного имярека, сборник. Ещё лет через пять и второй, согласно плану соответствующего издательства. И только тогда начинающий литератор мог подать заявление в члены Союза писателей СССР. Полученное заветное членство освобождало его от привлечения к ответственности по статье «тунеядство», потому что официально он мог уже нигде не работать. Хотя чаще всего местом работы была какая-нибудь газета. А местом вдохновляющего обитания - просто близлежащая пивнушка. А от голода в СССР в 1950-начале 1990-х годов уже никто не умирал…
К чему я это? К тому, что перо нашего автора шло за жизнью, а не болталось в небесах, гонимое зефиром неизвестно куда, откуда и зачем? Савостьянову веришь: он всё это пережил сам, сам увидел, сам попробовал рабочие, в данном случае шахтёрские, профессии электрослесаря, забойщика, канавщика – и прошёл путь до издания первых книг точно так же, как и многие авторы советской эпохи… Людям той поры было делать «жизнь с кого» и о чём рассказать…
Недаром главный редактор журнала «Москва» Владислав Артёмов писал недавно в Фэйсбуке про обсуждение какого-то автора: «Сегодня в редакции …читали присланную рукопись стихов. Строчки можно толковать, в каждой какой-то смысл... А в целом - каша... Решили, что и в голове автора такая же каша. Это, увы, общая болезнь сегодняшних стихотворцев. Отсутствие содержания и изощрённость формы. Ословеснивание пустоты. Когда же автору есть что сказать, когда содержание оригинально -- автор старается выразить его предельно ясно, кратко, внятно... Чтобы ничего не исказить, не потерять и не допустить двусмысленностей, не давая возможности произвольных толкований...»
И завершить рассказ о цикле «Шахтёрской юности лучи» хотелось бы трогательным стихотворением:
Всё под вечер в шахтёрском посёлке
Погружается в сон, тишину.
Лишь собаки тоскливо, как волки,
На далёкую воют луну.
А луна, меж ветвями деревьев
Пробираясь, плывёт и плывёт…
Жду товарища –
Женя Савельев
Возвратится со смены вот-вот.
Жду, волнуюсь,
И в этом признаться
Хоть себе самому-то пора:
Горизонт «восемьсот девятнадцать» -
Был там выброс внезапный вчера!
Но спаслись –
Угадали по кровле,
Оценив её треск ледяной,
И, родня
По непролитой крови,
Целый вечер сидели в пивной.
И молчали мы, два практиканта.
«Мастер, эй – практиканту налей!»
И лежала на столике карта
Наших завтрашних шахтных полей…
А сегодня в посёлке спокойно,
Все устали и спать улеглись.
Лишь, упрямые, вдоль террикона
Огоньки пробираются ввысь.
Лишь копёр два невидимых круга
Кружит, кружит, звездою лучась…
Жду товарища, лучшего друга.
Он со смены вернётся сейчас.
(«Жду товарища»)
Конкретные люди, конкретные дела, конкретные стихи. Никаких двусмысленностей и кривых толкований. Социалистический реализм? Просто реализм… Тихий гимн труду.
* * *