Он начал скромно с ноты «до»,
С гитарой встав у микрофона,
И кое-что спел про Брандо
И кое-что о марафоне.
Нечеловечески раздув
На вые жилы, выгнув шею,
Спектакль устроил моно-буфф,
Всю землю обратив в траншею.
Земля ещё была сыра
От крови, как сплошная рана,
Как будто из её ребра
Писались суры для Корана.
Он так и не допел до «си»,
Хотя, казалось, нота рядом,
Ему же надо было в высь,
Вверх по октаве - пот лил градом.
Он не допел, не досказал,
Не написал, успеть надеясь,
И аплодировал весь зал -
Куда уж лучшая идея!
Хотя и мог еще напеть
Про спорт в немыслимом экстриме,
Как превратили Храм в мечеть
И жизнь плебеев в Древнем Риме;
И о судьбе своей кривой,
Нигде не встретившей приюта:
Ни в песнях, что звучат как вой -
В России вечная валюта;
Ни средь людей и нелюдей,
Ни дома, даже не в Париже,
И тех же самых лошадей,
Куда-то навостривших лыжи.
О чём бы нам ни пел поэт,
Напоминал - мы человеки,
И, если по прошествии лет
Забыть о том, мы просто зеки.
Так и случилось: вместе с ним
Ушла великая эпоха,
Распалась связь времён, и им
Уж не восстать, и это плохо.
Беда приходит не одна,
И, коль приходит, остается,
Пока не выпьешь всю до дна…
Лишь вместе с жизнью расстаётся.
Терпи, Ваганькова земля,
Боль незалеченной той раны,
Постели вечные стеля,
Подумай прежде, может, рано.
Храни, московская земля,
Будь ему пухом и достойна,
Нашлось бы место у Кремля,
Не хоронили б там «застойных».
У стран у всех есть свой недуг:
Так, где-то песни не допеты,
Поспешно коль ушёл ашуг,
Как будто в рай купил билеты.
С тех пор прошло уж много лет,
Когда от боли все завыли,
Но не вернулся к нам поэт -
Знать, мы его не заслужили.
Не может быть его вины,
Коль песен автора забудут:
Так, значит, не было страны,
С того у мира не убудет.