На каменистом берегу Онеги что-то ярко краснело. Поочередно приложившись к биноклю, мы со старпомом определили это пятно как Момкины ботинки, в кои был вставлен собственно Момка. Вообще-то мы должны были с ним встретиться два дня назад в Петрозаводске, а не сейчас на необитаемом берегу Онеги, но длительный опыт общения с ним приучил нас к невозмутимости. Поэтому спокойно подошли к берегу, чтобы подобрать ботинки и их обитателя.
Главную ценность для экипажа представляли именно ботинки, но надо, наверное, немного рассказать чем они так полезны, а также откуда их владелец получил свое прозвище.
Начнем сверху, то есть, с владельца. Однажды мы писали письмо питерским яхтсменам, согласовывая участие в проводимой ими регате, и подписали его: "Московские яхтсмены". В то время печатали еще на печатных машинках, причем делали это специально обученные машинистки. Одна из них по моей просьбе напечатала наш рукописный текст, ненароком ударив по литере "м" вместо "с", в результате подпись приобрела несколько фольклорный характер: "Момковские яхтсмены".
Поскольку экипажи у нас были изрядно креативные, они мгновенно оценили всю прелесть этого мема и стали его прокачивать. В результате возник и стал развиваться фольклор о самобытных яхстменах из Великих Момок, обитатели которых именовались попросту момками.
Как-то так получилось, что творимый образ типичного момки удивительно совпал с одним из наших коллег, так что мы вскоре почти перестали к нему обращаться по имени.
Вы сами понимаете, что человек-персонаж Момка не мог отличаться обыденностью поведения, например, своевременно приходить в назначенное место, именно поэтому мы спокойно отреагировали на его появление в необусловленное время на черт знает каком диком бреге.
Пока старпом с величайшим тщанием и бережением, дабы не замочить красные ботинки, принимает их владельца на борт, я постараюсь пояснить причины столь внимательного к ним отношения.
Мы, "моряки с Москва-реки", впервые участвовали в морской регате на Балтике. Надо честно признаться, что для нас, привыкшим к подмосковным водохранилищам, это оказалось вообще другим видом спорта, но это сюжет для другого повествования.
Так вот, ближе к ботинкам.
После того, как мы выгрузили яхты с теплохода в речном порту Питера, их надо было перегнать в район стрелки Крестовского острова в принимающий яхтклуб. Погожим жарким днем караван наших яхт шел по каким-то узким Мойкам и Невкам (да простят меня петербуржцы за недостаточное знание их гидрографии), и тут красный Момкин ботинок выпал за борт и был отброшен волной к парапету.
Естественно, пришлось тормознуть, чтобы его подобрать, при этом остановилась, чтобы не растягиваться, и вся эскадра.
Ботинок был выловлен и вывешен сушиться, но сразу тронуться в путь мы были уже не в силах: оказалось, что прямо напротив места происшествия как нельзя более кстати находится пивная палатка. Но как быть? Гранитный парапет, за него не зацепиться, ну и дальше тоже ничего подходящего нет. А жара, пива хочется!
И вот тут настал наш звездный час! Надо сказать, что наш экипаж выносил немало насмешек, имея на носовом релинге (это трубчатое ограждение) изрядную бухту полипропиленового троса, которую мне просто жаба не позволяла разрезать на нормального размера куски.
-- Ха! -- сказал я, отцепляя бухту и начиная ее разматывать. Перебрался через парапет, пересек тротуар, миновал полосу газона, перешел улицу (машины то ли с пониманием, то ли с недоумением притормозили), перешел через противоположный тротуар, дважды обвел трос вокруг пивной будки и завязал нормальный швартовочный узел -- штык со шлагом.
К нашей таким образом ошвартованной яхте подшвартовались остальные и мы гордо прошествовали к пивняку, встреченные аплодисментами присутствующих. Более того, нас даже допустили к окошку без очереди, ибо прониклись уважением к нетривиальному решению проблемы швартовки. А вы заметили, что всё началось с красного ботинка?
Первая гонка регаты имела финиш близ Зеленогорска в Финском заливе, бывшего курортного поселка Териоки. Крутая, высокая по нашим московским понятиям волна, непонятное поведение на ней яхты, попытка найти нужную манеру вождения -- всё это изрядно измотало нас на дистанции. На берег мы сошли, ощущая, как под ногами качается земля и чувствуя, что этому надо как-то противостоять: наверное, лучше всего раскачать ее в противофазе. Совершенно не ориентируясь в местных реалиях, да еще во время разгула сухого закона, мы понятия не имели, куда податься, но на Момке были красные ботинки!
-- Идемте! -- сказал он, неопределенно махнув в пространство рукой, как первый космонавт при слове "поехали", и повел нас сквозь какие-то кусты и буераки. Достойной альтернативы всяко не просматривалось, потому мы целенаправленно продирались вслед за ним. Через несколько минут -- о, чудо! -- в совершенной глухомани перед нами образовался стеклянный пивной павильон, до закрытия которого оставалось всего несколько минут, и нас туда решительно не хотели впускать.
Впрочем, когда мы поклялись, что не задержим персонал ни на секунду, местные служители Гамбринуса оценили нашу целеустремленность и сжалились.
Слово надо было держать, поэтому пришлось вливать в себя пиво быстро, нещадно давясь, но результат был достигнут: земля стала качаться привычным образом.
Вы обратили внимание на роль красных ботинок? Вот и мы тоже стали обращать. С тех пор было много случаев убедиться в их доброй магической силе, поэтому мы старались залучить Момку с собой в плаванья, а иной раз даже сдавали другим экипажам в аренду -- за определенный откат, конечно.
Кстати, об аренде: однажды на длинном переходе нашим девам стало немного утомительно вести яхту вдвоем, и мы для усиления откомандировали к ним Момку. С какой неохотой он возвращался! С каким восторгом, с каким сиянием глаз он рассказывал потом об этой командировке!
-- Представляете, -- говорил он, -- когда я спустился с вахты в каюту, там было чистенько, прибрано, на полу лежали коврики, на иллюминаторах висели занавесочки, а мой сикхский спальник был уже расстелен! (сикхским мы называли его индийский мешок -- как раз в то время в Индии была какая-то сикхская заварушка).
-- Но это всё пустяки, -- продолжал он прерывающимся от чувств голосом, -- представляете: они там готовили горячую еду!!! И даже спрашивали, что я хочу на обед!!!
С тех пор мы избегали сдавать его девчонкам в аренду, ибо он еще долго не мог прийти в себя, без аппетита жевал положенный ему в обед шматок черного хлеба с луковицей и, кажется, изучал возможности приладить занавесочку у своего спального места.
Ну вот, пока я вам все это рассказывал, Момку с ботинками загрузили на штатное место и мы отправилась дальше гулять по Онеге -- для начала в Уницкую губу, где нас должна была дожидаться остальная эскадра.
Предутренняя вахта, именуемая на флоте "собакой", досталась Момке. Когда я, зевая и потягиваясь, выбрался на палубу, яхта резво неслась сквозь утреннюю дымку, а Момка явно балдел, почти не вмешиваясь в управление. Бросив взгляд на компАс, я понял, что мы идем совершенно не туда, а примерно перпендикулярно нужному направлению. Выразив своё недоумение по этому поводу, я получил ответ, дескать, фигня, что не туда, зато как хорошо идем!
Со вторым утверждением я был согласен, но с первым согласиться никак не мог, так что пришлось менять курс и галсами (зигзагом) идти против ветра, что, конечно, было не так комфортно.
В конечном итоге мы пришли в точку рандеву в Уницкой губе и встретились с эскадрой. Часть яхт ушла в ближайший населенный пункт -- Ламбасручей, выпросив у нас Момку в аренду. Я с легкой руки отдал его вместе с красными ботинками, предварительно оговорив нашу долю в пиве, а сами мы комфортно ошвартовались на другом берегу, у заброшенного деревянного причала близ нежилого селения Пегрема. Я еще немного позадавался: показывал прочей эскадре мастер-класс, в одиночку проведя швартовку с одновременной постановкой на якорь и подходом к пирсу носом с нулевой скоростью.
На стоянке произошла неприятность: при уборке парусов девчонки уронили за борт маленькую, но важную деталюшку (яхтсмены поймут: кипу стаксель-шкота); обходиться без нее было бы затруднительно. В прозрачной онежской воде ее было прекрасно видно, но глубина была в несколько метров, багром не дотянуться. Один выход: нырять. Лучшим ныряльщиком был наш старпом, но вода была более, чем прохладная, да и глубина приличная. Пришлось пообещать ему соответствующие реабилитационные мероприятия (из адмиральского и из девчачьего фондов) , а также принять некоторые технические меры.
Технические меры заключались в том, что мы насобирали в сетку камней и привязали к ней веревку. Я предлагал прицепить к ней же и старпома -- для быстроты погружения -- а потом, дескать, когда он уцопит деталюшку, мы за эту веревку всё вместе и вытащим.Как раз будет стимул там на дне не задерживаться, а быстрей выполнять поставленную задачу. Почему-то такая прогрессивная технология его не вдохновила, поэтому он сначала опустил на дно груз на веревке, а затем, перебирая по веревке руками, спустился туда и сам, цапнул деталюшку и поплавком взлетел на поверхность. Его тут же растерли полотенцами, девчонки вытащили обещанный гонорар: бутылочку коньяку, я тоже выкатил бренди из адмиральского фонда, а также -- это входило в адмиральский наградной ритуал за особые заслуги -- позволил ему выкурить адмиральского табачку из адмиральской же трубки.
В результате менее, чем через полчаса, он уже интересовался, не собирается ли кто-нибудь уронить еще что-нибудь за борт, ибо душа жаждет новых подвигов -- за соответствующее вознаграждение, конечно. К этому времени подоспели гонцы из магазина -- конечно, красные ботинки вновь сработали безукоризненно, -- так что мы всей эскадрой отпраздновали День Обретения Кипки Стакселя.
Припасы были пополнены, плотвичек у причала вволю наловлено, настало время двигаться дальше. Согласитесь, было бы нелепо, гуляя по Онеге, не заглянуть на Кижи (кстати, местные произносят это название с ударением на первом слоге).
По пути, проходя на малой скорости над каменистыми мелями, которые зовутся на Онеге лудами, мы закинули с кормы блесну на леске. Почти тут же ею соблазнилась щука, мы подтянули ее к корме, но подцепить было нечем, старпом было спустился в воду в надежде там ее как-то победить, но когда я меланхолично заметил, что у нее такая пасть, что туда явно поместятся два моих кулака -- и не только кулака, рассуждая логически, -- резво выбрался на палубу. Щука, убедившись, что с нами неинтересно, вильнула хвостом, оборвала леску и была такова.
На Кижский фарватер мы попали почти в полный штиль. Паруса висели, яхты еле ползли. Что здесь запрещено хождение под парусами, мы в то время по наивности не знали. Погода была роскошная, и наши девушки решили поплескаться возле своей яхты. Картинка была совершенно идиллическая, мы расслабились и не сразу заметили, что за нашими купальщицами, опустившись на брюхо, еле ползет крылатая "Комета", явно ими любуясь.
Налюбовавшись всласть, капитан деликатно прокашлялся в микрофон и шепотом, чтобы не испугать, сообщил девам, что купаться на судовом ходу не следует, да и шляться яхтам под парусами здесь запрещено. Что поделать -- пришлось внять и быстро удрыгать с судового хода, ибо вид у этой крылатой овощерезки весьма устрашающий.
О красотах Кижского заповедника написано много, потому не буду на этом останавливаться, скажу только, что ночевка на о. Кижи запрещена, потому пришлось отойти поодаль и пристроиться у какого-то острова, благо, их там целый архипелаг.
Затем был переход на таинственный и магический Лукостров, наше Лукоморье, с полуразвалившейся церковью, заброшенным кладбищем и замечательным, давно уже нежилым, настоящим северным домом со всеми службами, собранными под одной крышей -- вы можете прочесть обо всем этом в интернете. От себя добавлю, что на пригорке там растет прекрасная земляника.
Дальше наш путь лежал в бухту Восточная на острове Большой Клименецкий. При подходе к берегу мы привычно сбросили с кормы якорь, и он благополучно вертикально утонул на всю длину якорного конца, так что рассчитывать на него не приходилось. Момка лихо спрыгнул с носа яхты на берег со швартовным концом в руках и быстренько обвязал его вокруг растущего на берегу подберезовика исполинских размеров.
Простояли мы там недолго: бухта открыта для всех восточных ветров, якоря не держат, так что стоянку нельзя считать безопасной. Но за то время, что там пробыли, успели ознакомиться со впечатляющей растительностью: об одном грибе, наскоро приспособленном Момкой для швартовки, я уже говорил, так он был не самым крупным; а еще там прямо от носа яхт начинались заросли черники с ягодами невиданных размеров: примерно с виноградины величиной.
Но, как ни жаль было расставаться с потрясающими ягодно-грибными угодьями, надо было двигаться дальше, и мы отправились на южный берег, в уютные бухточки, отдохнуть и искупаться на песчаных пляжах.
Со своей яхты мы заметили какую-то суету на девчачьей яхте (в это время там находился еще один отрок, взятый нашими девушками в целях перевоспитания). Команда совершала непонятные порывистые движения, раздавались эмоциональные возгласы. Опасаясь бунта на корабле, я постарался к ним приблизиться, дабы немедля беспорядки пресечь, а зачинщиков вздернуть на рее. Выяснилось, что юноша заблеснил щуку и теперь происходит конфликт интересов между ею и экипажем яхты, в том смысле, что щуку настоятельно приглашали на борт, а она решительно тому сопротивлялась. Из воды показалась нечто незначительных размеров, в связи с чем раздался крик:
-- Давай дуршлаг!
Капитан нырнула в каюту и выскочила с дуршлагом. Рыбку подвели поближе к яхте, и выяснилось, что изначально была видна только часть головы, так что речь о дуршлаге уже не шла. Собственно, ведро тут тоже явно не помогло бы, ибо туда только голова и поместилась бы, а щуку желательно было извлечь целиком.Каким-то образом юноше удалось перевалить рыбину через борт в кокпит яхты, где она изобразила пошедший вразнос электромотор.
Раздался крик:
-- Молоток давай!
Капитан извлекла из каюты молоток, а сама быстренько полезла на мачту, поскольку внизу разворачивалась нешуточная баталия -- такая себе техасская резня бензопилой. Конечно, нас всех охватил охотничий азарт, но я не мог не отметить, что киллер чаще попадает молотком по яхте, чем по рыбе, что сильно настораживало. Но все окончилось благополучно (для яхты, а не для рыбы).
Найдя подходящую бухточку с песчаным пляжем, мы поставили эскадру на якоря поодаль от берега -- он был отмелый -- и стали готовиться к отдыху. Для обеспечения важнейшей его составляющей старпом подошел к яхте вброд, загрузил на плечи Момку в красных ботинках и побрел к берегу. И вот тут случилось! Какое-то неловкое движение, старпом оступился, уронил Момку -- и чудесные ботинки намокли! Сколько мы ни пытались их сушить, чистить и совершать разные магические ритуалы -- ничто не помогло, они отказались указывать нужный путь.
Стало очевидно, что плавание пора заканчивать: какой в нем смысл без красных ботинок!
На берегу на костре приготовили уху в нескольких котлах -- в один эта щука не влезала. Интересно было заготавливать дрова для костра: по Онеге гоняют плоты и зачастую теряют от них бревна. Эти бревна, выброшенные на песчаный берег, за несколько лет высыхают настолько, что этакий телеграфный столб легко перетаскивать в одиночку, а поджечь его можно буквально одной спичкой. Когда волочешь его одним концом по песку, раздается негромкая заунывная мелодия -- мы впервые столкнулись с поющими песками, в связи с чем от любопытства натаскали немало бревен, намного больше, чем было надо, но интересно же!
Чудеса на этом не кончились. Когда в сгустившейся темноте кто-то рубанул по бревну топором, от бревна сыпанул сноп искр. Физики мы или где? -- конечно, появились разные гипотезы, но ни одна не была достаточно убедительной, пока кто-то не сообразил насыпать на бревно кучку песка и рубануть по ней топором, вызвав целый фейерверк.
-- Уф, -- сказали мы, облегченно вздохнув, -- кварцевый песок, пьезоэффект! -- и стали спокойно пить водку под уху.
Переночевали на якорях, отойдя на всякий случай подальше от берега, а утром удалось немного порыбачить. Вода в Онеге удивительно чистая и прозрачная, вполне пригодная для питья. Хотя глубина под яхтами была несколько метров, было прекрасно видно, как на фоне песчаного дна гуляют стаи довольно приличной плотвы. Крючки и лески были у всех, опустить снасть можно прямо с руки, поклевку видно просто глазом, а вот что же насадить на крючок? У нас со вчерашнего ужина оставались макароны-рожки с тушенкой, их и предложили рыбе. Рыба презрительно сморщилась и пренебрежительно вильнула хвостом. И тут кого-то посетила идея полить макароны кетчупом. О чудо! -- рыба устроила за этим дефицитом давку, как в оные времена в ГУМе за итальянскими сапогами, так что нам оставалось только покрикивать:
-- В очередь, сукины дети, в очередь! -- И еще, утаскивая макаронину из-под носа какой-нибудь рьяной мелочи: -- Пошла вон, подрасти сначала, а вот ты, толстенькая, вот, возьми, это тебе, моя хорошая!
В результате мы быстро обеспечили себе завтрак, после чего пошли на Петрозаводск -- грузить яхты на теплоход до Москвы, а самим отправляться поездом.
А ботинки? -- спросите вы. Нет, ботинки так и не заработали, впрочем, в Москве в них и нужды не было.