Научный, но не фантастический рассказ.
Ступень первая
Было утро, затем был день... наступил вечер, опустилась ночь. И появилось выражение, общеупотребительное - "на следующий день". Это так естественно, что на следующий день все будет в той же последовательности, в том же порядке вещей. Будет так, как заведено, так как и должно. И больше никак. Интересно, кем? Кем заведено? И что такое норма? Это то, с чем сравнивают? Потому что так принято в нашей системе координат, чтобы узнать, что тяжелее килограмм радости или килограмм грусти, сравнивают с килограммом, хранящимся в палате мер и весов. А измерить одиночество возможно? В палате спросят, чьё?
Ваше одиночество будем измерять? - Спросил хранитель и придвинул папку.
- Пожалуйста, посмотрите классификацию. Здесь указано много видов, какой из них ваш?
Посмотрев на список, я не нашел нужного мне вида. Все было, но моего - не было. Я не терял сразу всех близких, не был сиротой, не сидел в тюрьме...
Хранитель эталонов покачал головой: - Не получится, нужно обязательно выбрать один из вариантов. Измерения производят, сравнивая с условной шкалой.
- Ну что ж, прошу прощения, за беспокойство.
- Подождите - хранитель замялся, как-то странно посмотрел, и глаза старика блеснули - Вы же понимаете, что вся эта фикция для туристов.
— Это очевидно, - ответил я - конечно же, но согласитесь, человек зачастую склонен сверять свое внутреннее состояние, с тем, что выпадет... при гадании, например.
Хранитель заулыбался так, точно сам вложил эти слова мне в голову
- Но если хотите поучаствовать в одном из аспектов нашего исследования, тогда можем провести настоящие измерения, а не в угоду публике, когда довольные приезжие уходят с рекомендациями, способствующими приятному времяпрепровождению и, с удовольствием нежатся в бассейнах и подставляют свои пятки спа-рыбкам, оставляя немалые деньги в казне. И, предвидя мой следующий вопрос, торопливо добавил - Не тревожьтесь, это совершенно бесплатно, ведь для нашей лаборатории необходимо накапливать опыт.
Предчувствуя подвох, я засомневался, вспомнил о том, что любопытство сгубило кошку, но спросил - А в чем, собственно, суть методики?
- Метод достаточно прост - хранитель на секунду задумался и пару раз потянул пальцами мочку уха вниз. Только сейчас, я обратил внимание, что уши у него, как у Будды, изображаемого в восточной живописи, такой же вислоухий, что в сочетании с длинным носом, производило комичное впечатление.
- Так вот, дело в том - клоунская гримаса исчезла с его лица - что линию жизни можно интерполировать. Для этого нужна некоторая информация о человеке, его полное имя, данное при рождении, биография и, желательно, характеристика с работы.
Тут, я, конечно, окончательно растерялся, открыл рот, а хранитель настолько сдержанно отвернулся, что, мне показалось, что он титаническим усилием сдерживает приступы смеха. Затем, он стал пространно распространятся о предполагаемой линии, которая, может быть представлена, как например, на мониторе, в который он тыкал химическим карандашом, и что на самом деле она, линия жизни, существует в большем количестве измерений... и так далее, и тому подобное... речь его сдабривалась сравнениями и техническими терминами и, временами, я терял суть его туманного объяснения.
Неожиданно у него зазвонил телефон, сунув руку в большой карман, где поместилась бы маленькая вселенная, он достал допотопный сотовый в чехле и выдал фразу, из которой я не понял ровным счетом ничего, кроме адгезии, абсорбции и астролябии.
— Вот вам анкета - он проворно сунул мне в руку не первой свежести лист четвертого формата - и, если согласны, приходите завтра. На сегодня достаточно. Пусть немного уложится.
- Что уложится? - Хотел спросить я, но не спросил.
- Сами поймете, вы ведь не глупый человек - сказал он, словно читал мои мысли - но этот вопрос не самый важный, лучше подумайте о другом. До свидания.
Я побрел по коридору к выходу и, мне показалось, что дверь позади меня осторожно приоткрылась, будто кто-то смотрел мне вслед и, тут же, бесшумно захлопнулась...
Сойти вниз или подняться на вторую?
- Странное учреждение и старикан какой-то двусмысленный - ворчал я про себя, но анкетку сложил вчетверо и положил в карман.
В голове крутился один вопрос. Зачем? Зачем я туда пошел? В надежде найти ответы? И есть ли ответы на мои вопросы...
В последнее время у меня было очень странное восприятие окружающей действительности. Мир крутился вокруг меня, как и прежде, но я перестал, если так можно выразится, вникать в него. Словно в жизни появилась некая пустота, которая вытеснила собой все краски и впечатления, все переживания повседневности. Может быть это связано с тем, что интенсивность событий в последние годы слишком, чересчур возросла и я попросту перестал справляться с ворохом нерешенных задач. Защитная реакция? Возможно. Но пустота ведь что-то втянет в себя, как пить дать.
А пока что наваливалось одиночество. Никаких предпосылок к этому не было, я не страдал никогда депрессиями, плохими настроениями и меланхолии с барином не случались. Всегда уважительно относился к грусти, описанной в японской поэзии, но для меня это было всегда светлым чувством, радостной грустью. И, в связи с насыщенной событиями жизнью, одиночества мне наоборот не хватало. Иногда я думал, что сто лет уже не был сам с собой. Не был в помехозащищенном пространстве, когда тихо, когда никуда не торопишься, когда небо слышит твои мысли. Но сейчас нахлынуло чувство, будто я один во всей вселенной. Такое уже случалось в начале армейской службы, да и в детстве тоже, когда родители, занятые собой, редко приезжали и я коротал вечера со старенькой бабушкой и задумывался о бренности бытия. Случалось и в отрочестве, тогда, как и многие сверстники, я записался в секцию дзю-до, стал заниматься и тренер часто хвалил меня, замечая малейший мой успех. Я радовался, поскольку долгие годы похвалы мне не хватало. Но в какой-то момент, сильно опередив сверстников по достижениям, я вдруг ощутил резкий приступ того самого, того самого ужасного чувства. Спросил тренера, даже не ожидая помощи в ответе - он мне всегда казался более просто устроенным человеком. Но он вдруг подошел ко мне ближе, от него повеяло такой отцовской нежностью, что я чуть не разрыдался. Погладил меня по голове, обнял своей огромной рукой за плечи и сказал: - Держись сынок, это плата за мастерство. Даже если ты всегда будешь не один, даже если будут дома мал мала меньше, одиночество никуда не денется. А еще ты поймешь, что родство по духу – родство истинное, рождающее настоящую любовь. И чем выше человек поднимается на пути своего развития, тем сильнее он чувствует потребность в душе родственной по небу, не даром был такой бог – Род. Более того, чем быстрее отрываешься ты от земли грешной, тем острее чувствуешь себя одинокой птицей.
- И как высоко может взлететь одинокая птица? - спросил я его.
— Это зависит от того, куда она смотрит, если в небо, то очень высоко, если же она не будет выделяться окраской своих перьев, то еще выше, ведь это даст ей дополнительный шанс, а если она не будет задерживаться в стаях себе подобных, то еще и еще выше, ведь только она смотрит вверх, а остальные останутся летать в своей плоскости восприятия.
- Но ведь на таких высотах ее никто не увидит, зачем тогда все это?
- Зато ее всегда слышно, - сказал тренер, хоть и поет она тихо.
- А о чем она поет?
- О том, что видит на тех высотах, о бесконечности.
- Наверно, это очень грустная песня... какая же в ней польза?
- В ней очень большая польза, - ответил он, сделав акцент на букве «о» - каждый кто ее слышит, понимает, что мир не такой, каким мы его себе представляем. И тебе предстоит оказаться перед выбором, идти по лестнице вверх или отступить вниз.
- А остаться, нельзя ли остаться на той ступени, на которую взошел?
- Нет, третьего не дано.
И я заплакал.
Безвременье
Вздрогнув, я понял, что сижу на скамейке в парке. Сколько же я так просидел? Уже опустилась черная южная ночь. Ничего себе, поплыл по волнам памяти. Звезды зажглись и светили ярко, была видна бухта, подсвеченная огоньками береговых поселков, где-то звучала музыка и смех. Дансинг, наверно. Пойти, что ли к ним, поплясать, вспомнить молодость? Старик сказал подумать о другом, о чем это, другом? Вот я и задумался, провалился в дебри воспоминаний. А может о том, зачем я там появился? Что явилось истинной причиной?
В гостинице было душно – кондиционер чинили, но видно так и не справились. Открытое окно не приносило облегчения. Настенные часы стояли, что было уже привычно. Секундная стрелка двигалась, механизм скрипел, делая вид, что еще не все потеряно, но тщетно. Замена батарейки помогала, но ненадолго. Перед отъездом, когда взбесились часы в ноутбуке, я не придал этому значения, подумав, что сел внутренний элемент питания, но когда перестали ходить трое часов дома, одни на даче и одни на работе - я задумался – очень уж феноменальное совпадение К тому же, все хронометры вели себя одинаково – урчали и безрезультатно старались, даже имея новый механизм. Подсчитать вероятность такого случая для математика не составит труда, и я был уже убежден, что вероятность эта была бы чрезвычайно мала – счетчики времени были разных производителей. А с другой стороны, чего от них хотеть, просто технические устройства, просто измерители времени, бездушные железки-пластмасски, отмеряющие течение нашей жизни. Но это же не значит, что мое время закончилось? Но все-таки странно.
Раздался стук в дверь и на пороге появился сосед – Слушай, коллега, у тебя батарейки не найдется? Пальчиковой?
- А что случилось? Часы?
- Часы, а ты чего – телепат?
- Я – нет, но впору Ури Геллера позвать – очень уж много трупов со стрелками.
Ступень вторая
Сосед позвал смотреть меня памятники старины, и мы весь следующий день прошлялись по горам. В довершение маленького похода, погода испортилась, с восточной стороны поползла чернота и засверкали молнии. Мы не на шутку перепугались – горы были лысые, а молнии сверкали все ближе, и разница во времени между вспышкой и громом была все меньше. Скоро на нас не было ни одной сухой нитки, зато ужаса полные штаны – лежа в ложбинках мы молились, чтобы молния нас не достала.
Дома из шортов вывалился не ужас - но мокрая анкета и, только сейчас, я прочел вопросы. В одном из пунктов были указаны возможные побочные эффекты измерений – тошнота, головная боль, галлюцинации. Предлагалось означить свое согласие и подписать отказ от предъявления претензий.
Я уже не знал куда деться от сомнений, заполнить анкету и пойти... или забыть об этой странной истории, ведь я и так уже нарушил молчаливую договоренность и не появился на следующий день. Постепенно мной овладело ощущение «как на иголках», внутренняя тревога выросла, беспокойство одолело меня. И, отдавая себе отчет в том, что я никому ничего не должен, все-таки начал думать, что попал на крючок. Ну, ладно, думаю, в конце концов, если это поможет мне разобраться в себе – игра стоит свеч. Наступлю на горло собственной нерешительности и утром схожу в эту «палату». И, тут же внутренний голос сообщил, что мне это не нужно не под каким соусом, что это обычный развод, только для другой категории туристов, что все это полный бред.
Смущало только одно – процедура была бесплатная. Ну какой там опыт? Что там можно накопить? Скорее всего, дают наживку, а затем, когда шансов отказаться станет меньше, сделают новое предложение и на других условиях. Определенно, мне стало откровенно тяжело и неизвестно почему - я не мог не пойти, но и заставить себя взять эту планку внутренних противоречий, тоже не мог.
Когда две недели назад, мы сидели с другом-поэтом на скамейке в городе гораздо более северном, болтали и болтали ногами, он, как человек чуткий и внимательный, спросил, что происходит.
- Ничего особенного, вроде все в порядке, - ответил я ему, съежившись, и почувствовал, как мое лицо превращается в куриный зад.
- Не отгораживайся, а то на задницу становишься похож…, я ведь не просто так спрашиваю, рядом с тобой какое-то странное ощущение.
При этих словах мне стало немного не по себе и по спине побежали мурашки. Я рассказал про часы, о других совпадениях и казусах. Даже о смешном, когда зашел за куст по нужде и свет погас во всем квартале, а другой приятель кричал, чтобы я был осторожнее, вдруг там оголенный провод!
— Вот что, - сказал друг-поэт - тебе нужен компас Джека-Воробья, найди его! У тебя сейчас опасное состояние, когда не знаешь куда плыть – любой ветер попутный.
Не стал ли я похож на ту птицу, которая передает ощущение бесконечности? Скорее всего – нет, внутреннее развитие в последние годы явно замедлилось, а может быть, даже повернулось в другую сторону.
Так, валяясь на кровати и отдыхая после гор, предавался я сомнениям, которые то ли враги, то ли друзья.
Постепенно в памяти начали всплывать слова старика об интерполяции линии жизни и обо всем, что он накрутил вокруг и около.
Он что-то говорил о том, что кроме линии являющейся данностью, существует вторая – отличная от первой. Это тот путь, те отклонения, которые мы совершаем, отклоняясь от того, что предначертано. Он обозвал это то ли девиацией, то ли флуктуацией... И чем больше отклонение, тем больше ощущение одиночества. Как-то так. Получается, если ты резко меняешь себя, причем в любую сторону, взлетаешь ли, падаешь вниз - каждый раз чувство внутреннего вакуума усиливается. Все верно, ведь взять даже тех, кого любил, близких, родных, друзей – они остаются на месте, в силу большей инертности, ну или, наоборот, тоже убегают от тебя, меняя свое направление и скорость. И имеют только два пути, если осознают, конечно – тащить тебя за собой, что сложно или положить на место, туда, где взяли.
Хранитель был прав, все стало укладываться в моей голове и появилось внутренняя теплота, некая благодарность за то, что он расшевелил меня и заставил думать. Точнее, я и не думал вовсе, просто мучился, а ответы стали приходить сами.
Решено, поддавшись порыву, натянул на себя одежду и выскочил из гостиницы. Я решил сделать этот шаг. А пока прогуляюсь, закажу шашлык и вино в одном из ресторанчиков и посмотрю, как выглядит это заведение вечером. В темноте. Светится ли реклама. Висит ли замок.
Взятие первой производной
Вспомнил, что забыл плейер, и поспешил вернуться, очень уж хотелось послушать «Весенний вальс». Ворвался в номер и остался стоять, как вкопанный – настенные часы лежали на полу, стекло разбилось, секундная стрелка все также одиноко двигалась, поскрипывая, словно жаловалась. Я не стал ничего трогать, надел наушники, вышел на балкончик, постоять и посмотреть на закат, догорающий в море. Вернувшись в комнату, с удивлением заметил свет в ванной комнате. Ну вот, еще ничего не предпринял, а уже глюки. Я же выключал! И дверьми не хлопал, а от сквозняка часы, скорее всего, не могли упасть. И тут я заметил, что гвоздь, точнее шуруп, в стене, на котором держались часы, выглядит странно, да и более чем – он без шляпки. Шляпку обнаружил на полу, поднял двумя пальцами и закричал: - Ну не бывает! Ну невозможно! Даже у Геллера ложки гнулись, но не ломались же. Да и нет его рядом, да и растерял он свои способности, как говорят.
"Часы упали на пол и умерла душа.
Зачем теперь мне тело - с другим живет она"
Чьи это стихи? Ах да, это же мой тренер по дзю-до. Он писал хокку, и прикреплял листки на стену в кабинете.
Я поднял часы и положил на тумбочку. В знак уважения. И к часам. И к порядку...
Шашлык жевался, но вкуса не ощущалось. Хорошо, что попросил чек заранее, можно уйти в любой момент. И я побрел неторопливо, вдыхая запах пицундских сосен, и незаметно оказался перед красным рекламным щитом. Красный щит – Ротшильд по-немецки, если верить полиглотам. И он хвастался услугами.
«Лучшая палата измерений в мире! Измерениям подвластно все! Здоровье, финансовые возможности, жизненные перспективы. Измеряем уровень любви, ненависти, доброты. В номенклатуре более тысячи позиций. Даем рекомендации и прогноз на будущее. Корректируем судьбу!»
Замок на двери висел. Навесной. Но висел, однако, на одной створке и с золотым ключом в скважине. – Надо же так латунь отполировать! Они что упражняются в отмыкании и замыкании?
Корректируем судьбу! Удивили! У нас таких бабок, с такими же возможностями – в любой бульварной газетенке. Бабки давай и все скорректируют! Только вот проверить ничего нельзя, ведь невозможно сравнить себя до и после. Сплошное вранье.
Света в окнах не было, заходить было боязно, мало ли что! Приедет полиция и скажут, что сам проник на частную территорию, что тогда? Но любопытство – лучший санитар кошек на свете. Да и ладно. Я – собака. В коридоре горели лампочки дежурного освещения и дверь с табличкой «реквизит» была единственной открытой настежь.
Войдя в реквизиторскую, я зацепился ногой в темноте за что-то мягкое, но тяжелое и, машинально взмахнул рукой, схватившись за висевшую ткань, но она меня не удержала, и я упал, опрокинув на себя нечто похожее на вешалку. Эх, жалко соседа не взял, сейчас бы лежал под кучей тряпья и карнавальных костюмов не в одиночестве, и не испытывал бы ужаса, пронизывающего до пят, когда не ясно, манекены на тебя валятся или то, что рисует воображение. Вероятно, обо что-то споткнулся, схватился за кафтан из перьев и обрушил на себя кладовую скелетов. Да бог с ними, кажется ничего не сломал, и у себя, в том числе. Постучавшись в следующую, уже закрытую дверь, потянул на себя и стал вглядываться в пространство комнаты. Когда привыкли глаза к темноте, я даже отпрянул, мне показалось, что в середине комнаты, в тусклом лунном свете, кто-то раскачивается в белых одеждах. Приглядевшись, я понял, что никто не висит, слава богу. Но все-таки, там был человек – подросток. Он стоял очень странно, на полусогнутых и с прямой спиной, а руки покоились в первой позиции. Глаза были завязаны черным лоскутом, а из невидимого динамика тихо лилась музыка, даже не музыка, а скрипы неведомых средневековых инструментов. Главное не удивляться – так мне подумалось. С этими мыслями я повернулся, желая покинуть помещение и столкнулся лицом к лицу, но с кем же? Хорошо – не полиция, не наркоман, а вроде бы нормальных очертаний человек. Женщина.
- Тшшш, - она поднесла палец к губам – покойничка разбудишь!
Я оторопел: -, Что, простите?
- Не прощу ни за сто, ни за тысячу! Идите за мной, я же вас только и дожидаюсь, отец сказал - вы придете вечером, но время, как всегда, не обозначил, все как обычно.
Она провела меня в комнату, похожую на библиотеку. Здесь было достаточно светло, были видны полки с книгами в старых переплетах, на мебельной утвари стояли предметы, о назначении которых приходилось лишь догадываться. Женщина была брюнеткой, а черные глаза, темная юбка до колен и коричневая блузка только усиливали торжество темных тонов.
- Прошу прощения… я пришел, я… меня зовут…
- Да не извиняйтесь, не за что, говорю же, специально жду вас, - она протянула руку – Иршада Атхатовна, рада знакомству.
- Ваш отец – Хранитель?
- Я его приемная дочь, много лет назад он меня вызволил из сексуального рабства, научил грамоте, снял с иглы и вправил восьмой позвонок… от СПИДа, излечил… да много чего…
- ???
- Отмороженный палец вот, вырастил, - из ее кулачка встал средний палец в недвусмысленной позиции, и ладно бы жест, но палец был идеально прямым и длинным, а на фаланге, под рубиновым ногтем, его обвивал перстень в виде золотой змейки. Это окончательно меня ввело в ступор – очень уж очевидной была аллегория - и я почувствовал, что краснею.
- Ссимпатичное колеччко, золото вам идет.
- Спасибо, это не золото - тис крашеный, ядовитый хвойник такой, на котором растут ягоды.
- А дальше?
- Дальше, применив свою методику вычислений, он нашел мою мать, женился на ней. Так я появилась на свет…
- Вы же сказали – приемная дочь!
- А… это после рабства, а родил когда, тут уж понятно, что родная…
- ???
- Слушайте, вы как истукан с Пасхи, давайте уже расслабьтесь, нечего любопытничать, если не готовы.
- К чему?
- К ответам, ясное дело... Знаете, он женщин не очень жалует – всегда был женоненавистником, но меня почему-то не гонит, помогаю ему в исследованиях, но поговорить не с кем бывает.
- Ясно.
- Ну, если ясно, тогда давайте анкету и вставайте между двумя волноводами, да-да, сюда. Нет, лучше садитесь. Не бойтесь, кресло под вами не треснет. Руки - на пластины различителей, они к контурам подключены, а теперь… хотела сказать, чтобы рот открыли, да вижу, что и так широковато…
Иршада Атхатовна была красивой женщиной неопределенного возраста, ей можно было дать и 35 и 45 лет, такое впечатление, что все зависело от освещенности, но закомплексовал я от того, что стал чувствовать натужность своего мышления. Ай Кью меряться с ней бессмысленно, это уж точно. Что тогда говорить об отце, родившем ее, освободив от рабства.
- Сегодня берем первую производную в точке, соответствующей реальному нахождению индивидуума на шкале времени. Вы знаете, что такое производная? – Спросила Атхатовна
- Это, кажется, скорость изменения, какого-либо процесса?
- Да, правильно, мгновенная скорость изменения функции. И, если помните из школы, первая производная от координаты пути это?
- Скорость?
- Да, а вторая?
- Ускорение?
- Опять попали. Редко попадаются те, которые попадаются.
- Попадаются?
- Слушайте, хватит повторяться, я же русскими буквами говорю. На ловца и зверь бежит. Короче, ту скорость с которой вы отдалились от предначертанного, сейчас и узнаем, а заодно и расстояние. Ведь скорость — это есть зависимость событий вашего существования от функции следования во времени и пространстве, приводящих к изменению координаты.
-Чьей координаты?
- Индивидуума, т.е. вашей.
- А последствия?
- Подследствия? – перефразировала она, - Будут!
- А смысл?
- И нет смысла, и есть одновременно. Это сложно понять. Но, если в итоге будете искать ответы не там, где светло, а в той системе измерений, где эти ответы возможны, то уже неплохо. А там и до смысла недалеко.
И она дернула рубильник.
Волноводы глухо загудели, стрелочные приборы, подключенные к различителям - зашевелились. На меня накатила волна неуверенности и снова полезли неприятные мысли:
- Накупили старых приборов на блошином рынке и устраивают шоу, ага. А волноводы здесь причем? Это ж СВЧ, они что, меня облучают? Вот дурень, действительно, попался. Что если встать и уйти?
- Вы знаете, - доверительно сообщила Иршада Атхатовна, - вам никаких измерений не нужно, все по лицу читается - цыганкой быть не надо. Но порядок, есть порядок, вы, кажется, передумали? - я отрицательно закачал головой. - Ну вот и хорошо, не будем нарушать причинно-следственные связи.
- Слушайте, а как вы узнали, что я приду - вдруг всполошился я, - ведь мы на вчера договаривались?
- О, это очень простые вычисления, можно сказать, начальная школа,- лукаво улыбнулась Иршада и подсела к столику заваленному методическими пособиями.
- Все равно - не понятно, ну, а палец как можно заново вырастить? - не унимался я.
- Ладно, расскажу и рецепт напишу, вдруг кому-нибудь понадобится, тоже ничего сложного - один корень, один цветок домашний и соль... и мнооого терпения, - очень покладисто отвечала дочь Хранителя, - давайте, пожалуй, начинать, а то окажетесь не там, где нужно. Сейчас я вопросы буду задавать, они не потребуют открытия какой-либо информации. Вопросы обычные, отвечайте честно.
Посыпались вопросы самой разнообразной тематики, при ответах стрелки отклонялись, если я не был уверен в ответе - то одна, если чувствовал свою правоту - то обе.
- Что под столом? - Пол!
- Вы страдаете шизофренией? - Нет!
- А он, - показала на шкаф, - Да, нет же!
- День рождения Ленина? Стихи пишете? Большой взрыв был? Сколько клеток на доске? Кошку вашу как зовут? Есть в жизни справедливость? А место празднику?
Ну и так далее и тому подобное. Вопросов было много. Меня даже замутило. Голова закружилась.
- Вспомните с самого детства - ваших друзей, родственников, всех с кем сталкивались в пространстве и времени... сейчас это просто сделать, после разминки мозг должен работать быстрее компьютера, - и через секундную паузу, - теперь вспоминайте, что с ними связано, какие события, отношения, все, что было.
Мозг работал, действительно, молниеносно, но без каких-либо усилий с моей стороны. Я ничего не видел и не замечал, погрузившись в себя. Вспоминались мельчайшие подробности, о которых я давно уже не помнил, все на что наросло тесто жизни, все, что было погребено под пластами неправды к самому себе. Моя маска, мой образ, все, что я о себе думал, какой я есть, что я за человек - все рухнуло. И пришло понимание того, как я сам себя вожу за нос, как я вру себе. Почему у меня всегда все хорошо - потому что все забыл, зарыл в песок времени? Разве мне не бывает плохо? И мне стыдно, прежде всего себе в этом признаваться?
Этот мысленный эксперимент был ужасен, было впечатление потерянности времени, все события жизни сжались и рассматривались мной одновременно. Было стыдно за некоторые поступки, было смертельно жаль, что все прошло и ничего не исправишь, чувствовалась стремительность жизни, что все проходит очень быстро, очень скоро конец этой пьесы...Меня тошнило, сознание лихорадило, мой мир разваливался...стало холодно и невыносимо печально. Я бродил по дебрям подсознания.
В определенный момент картинка прояснилась, но звука почему-то не было. Иршада Атхатовна стояла у доски, писала мелом формулы, тыкала в них указкой, изображая рапиристку на соревнованиях и что-то картинно объясняла. Театральность, с которой она крутилась, выставляла колено и опиралась на воображаемую шпагу - вызывала восхищение. Мимика, пластика, живость действа была такова, что хотелось кричать - Верю! Сопереживание мое каждому ее жесту - возрастало. Постепенно слух включился и стала слышна музыка. Начался кордебалет! Танец захватил меня полностью. Я чувствовал, что она - это я. Вот я кручусь у доски под музыку, подскакиваю, положив руки на бедра и выкидываю ноги в чулках в такт музыке. Одежда удобно облегает меня, я чувствую свое женское естество - мне легко и хорошо. И я вдруг понял, что вижу самого себя же сидящем в кресле, тут, словно действие наркотика прекратилось и сила тяжести вжала меня в привычно-сидячее состояние, вернув все мужское. Музыка приобрела стиль марша, зазвенели доспехи, застучали каблуки. Иршаду я не мог найти - она словно растворилась, зато занавес на стене отодвинулся и в комнату, пригнув голову, протиснулся огромный пестрый птенец, одетый в ливрею. За ним паровозиком шел Хранитель, держа птицу за хвост. Эта процессия маршем шествовала по библиотеке, Хранитель, по-птичьи, склонил голову набок и, вышагивая в такт музыке, высоко задирал колени. Проходя мимо меня, птенец повернул ко мне клюв и сказал:
- Смотри в глаза, чувствуешь изливающуюся силу? Пей ее!
Глаза были похожи на отполированный до зеркальности черный гранит. Я стал смотреть и утонул в них.
Результаты дифференцирования
В комнате была комфортная температура. - Кондиционер починили, что ли? - Вставать не хотелось, но, с другой стороны, все равно уже проснулся, надо подниматься и варить кофе, и вспоминать, что происходило, и думать, что делать. Точно помню, что ничего не ел и не пил. Получается наркотики мне подсунуть не могли, да и не болело ничего. Что сейчас, утро? По ощущениям должно быть утро, а так - вроде вечер. За окном светлые сумерки. И море... море очень странное. По спине прошелся холодок от предчувствия закономерной неизбежности, а еще от неизвестного, но, в то же время чего-то узнаваемого. Да... море странное... и темный цвет, и редкие всполохи, будто небольшие молнии на поверхности... Стоя у окна, я вглядывался вдаль.
По комнате прошлепали босые ноги, пространство наполнилось фиолетовыми красками, и я не успел испугаться, как чьи-то руки обвили меня, как лианы:
- Ну, привеет. Вспоминается что-нибудь?
- Да, море знакомое..., - словно ничего не произошло, ответил я неожиданно спокойно для самого себя.
— Это не море, это - океан. Красивый, да? Пойдем покажу еще...
Мы вышли, но балкона не было. Зато была терраса, каменная и длинная, вдоль океана. Правый берег уходил в водную гладь, горы цвета охры и умбры жженой терялись в дымке. Все вокруг - от розовых, лиловых тонов, до васильково-фиолетовых оттенков. Тихо. Балюстрада террасы составляла единое целое с большими арочными проемами, через которые было прекрасно видно линию горизонта. Потолка не было. Красивейшее небо над головой... вечернее? Океан темный, необычных цветов и ... живой.
- Я видел это место. И музыку слышал, если так можно назвать это звучание.
- Ну, да, это ведь - твоя планета, ты же дома, сказала она, погладив моё плечо.
- А музыка, это поет океан? И дельфины танцуют?
- Танцуют.
- А мы? Мы встречались? Ну... раньше? - Я приготовился задавать вопросы, но она покачала головой, - вопросы здесь бессмысленны, только память и ее глубина имеет значение. Разве ты не помнишь? Вспоминай. Я с тобой. Я за тебя...
- Одиночество, это от того, что я все забыл?
- Трудно сказать, но похоже на правду.
— Это все реально? Все что происходит со мной? И что будет дальше?
- Что ты говоришь такое, здесь нет "дальше", это твое стереотипное мышление других линий жизни...Не думай ни о чем, просто воспринимай.
- А мы еще встретимся?
- Воспринимай, - она дернула меня за рукав и посмотрела в глаза.
-Хорошо, я попытаюсь.
Попытаться не получалось, что-то кольнуло меня через карман джинсов.
Рука нащупала какую-то железку, гвоздь, кажется. Достал из кармана и, с удивлением уставился на шуруп. Целый, шляпка на месте. Тот самый, на котором висели часы. Или такой же? Интересно, часы на тумбочке идут?
Кажется, я спросил это вслух.
- Идут. Ты воспринимай пока, а я чай приготовлю. Будешь с вареньем?
- С каким?
- Черная смородина.
- Смородина? Черная? Конечно буду! Это же - сиестра, как говорил знакомый этимолог, на каком-то старом диалекте, саамском или финно-угорском. Из-за нее еще Сестрорецк назвали...
И тут я вспомнил.
Я воспринимал.
Ступень третья, почти что третья
В комнате была комфортная температура. - Кондиционер починили, что ли? - Вставать не хотелось, но, с другой стороны, все равно уже проснулся, надо подниматься и варить кофе, и вспоминать, что происходило, и думать, что делать. Зазвонил телефон. Кто бы это мог быть? Здесь из соображений улучшения связи я поставил другую сим-карту. Номер почти никому не успел сообщить.
- Доброе утро! - Я узнал голос Иршады Атхатовны, - Ну и напугали вы нас вчера! Уж мы вас чаем отпаивали-отпаивали, а вас как заклинило! Говорили, как сомнамбула и бродили, как лунатик. Потом отец сказал, что вы верно спите и возвращать вас в явь насильно нельзя, вот мы вас аккуратненько и сопроводили, только вот по лестнице вы не желали подниматься, мне пришлось самой вас тащить... на плечо положила. Ну а потом дождались пока в кровать ляжете.
Я подумал о том, что при встрече с Иршадой Атхатовной неосознанно отметил силу, которая читалась в каждом ее движении, но не настолько же, чтобы взвалить на плечо восемьдесят три килограмма.
- Извините за бестактность, а сколько вам лет? - вырвалось у меня.
- Пятьдесят четыре, - не смутившись ответила дочь Хранителя, — это все отец, я думаю он маг и волшебник, я совсем не старею, а сила только прибавляется. Да ладно, шутка. В его увлеченности, есть конечно какая-то магия. Но попробуйте вместе с ним поработать, он же как заведенный. Все меня заставлял делать и до сих пор ему во всем помогаю. Могу и сад разбить, а почва сами знаете какая у нас, могу и свечи на машине и колесо поменять, двигатель перебрать... в общем к вашим услугам...Как вы себя чувствуете?
- Все в порядке и чувствую себя нормально, только в голове вместо каши, которая должна, по идее, быть, такая пустота, что эхо гуляет. А какой результат измерений?
- А вам что, мало результатов? Ненасытный. Сегодня продолжим. Сначала массаж, затем иглоукалывание ржавыми вилками, а на десерт - экскурсия на маяк.
- Послушайте, мне кажется, была другая планета... Или это сон? Ее можно вернуть? Ту, другую.
- А что, была планета? Можно, конечно. Она сама вернется, если взять вторую производную, а это уже будет скорость изменения скорости или быстрота изменений здесь, что влечет последствия там... Только вот, понимаете, - она затихла, - по нашим предположениям, это вызовет эффект "билета в один конец", никто не проверял, конечно, но, скорее всего вы не вернетесь... внешне все будет выглядеть как концовка фильма К-пэкс. Вам это надо?
- Скажите, другие варианты могут быть?
- Да могут, но не сейчас, постепенно, откликами на кривизну третьего порядка, если же вы сейчас там что-то забыли, то... поможет только дифференцирование... но я вам не советую, правда. Приходите лучше на массаж, это надежней, полезней и приятней, а экскурсия будет - закачаетесь!
- Да, любопытно... я тут был уже в одном месте, каменные сооружения древности смотрел...кто говорит, что это портал в другое измерение, кто про обитель отшельников, которые уходили в последний путь... кто во что горазд.
- А, домики с дыркой? Дольмены? Никто не знает наверняка, но я думаю, что это специальные хранилища для меда, орехов и так далее - кладовые до нашей эры, а вот маяк - место культовое, мало кому удается там побывать. Спросите сто человек, наверняка никто не был. Это, как принято сейчас говорить - место силы, там вы сможете... ну, что-нибудь сможете... или приобретете, или поймете. Представляете, скольким кораблям ежедневно он служит, показывает путь.
На том и порешили.
И снова червь сомнений стал одолевать меня, слишком все было чересчур слишком... по-другому и не скажешь, с одной стороны меня не отпускало ощущение того, что меня поймали на крючок восприятия, с другой - обстоятельства последних дней плавно вытекали друг из друга, складывались в единую мозаику, только вот общей картины я не видел. Мне, откровенно говоря, не хотелось снова идти в эту шутовскую палату. Очень не хотелось. Ну надо же, везде люди, как люди - простые, иногда хамоватые, а здесь - вроде клоуны какие-то... но вежливые, внимательные, от них исходит теплота. Но почему такие странные? Не является ли модель их поведения способом какого-нибудь нового нейролингвистического программирования? Может быть так случится, что при следующем сеансе я добровольно подпишу бумагу... например, о продаже какого-нибудь внутреннего органа? Тьфу, лезет же в голову всякая гадость... А сон про другую планету? Мне когда-то он раньше ещё снился, точнее привиделся в пограничном состоянии между сном и явью. Очень реалистичное посещение совершенно другого мира, очень притягательного для меня, с другими красками, воздухом, океаном. Я тогда даже подумал, может действительно человек имеет бессмертную душу, и она попадает на Землю, как в рабочую поездку, что-ли. А на самом деле, родина души этой, где-то там, за облаками, в других мирах. И какие там люди? Какие одежды? Ходят ли в гости друг к другу? Есть ли там лодки... И вот теперь повторение сна, и там был я уже не один, причем точно помню, что во сне картина пребывания там для меня прояснилась, я вспомнил что-то что скрыто в памяти, как в той сказке, когда ангелы собирая детей на землю, прикладывают им палец к губам, и от этого действа блокируется память и появляется ямка на губе, а одному мальчику забыли приложить палец, только счастливее он не стал на Земле. Так может быть и не надо ничего... вспоминать, возвращать утраченную память... Да и что такого страшного случилось? Небольшое дорожное происшествие на пешеходном переходе, ударился головой, подзабыл кое-что. Доктор исключил все сомнения, сказав, что все вернется, губу зашил, синяки пройдут... ничего особенного. Но кошмарное, страшное одиночество не покидало меня, а уже второй год заканчивается, или третий? Да, я почти полностью все вспомнил, доктор не солгал. Лица друзей, поначалу туманно-странные, новые лица, стали обычными родными в мельчайших подробностях, память десятилетней давности стала даже лучше, я мог запросто вспомнить как звали маму одноклассника, номера домов и телефоны двадцатилетней давности. Да и в обыденной жизни не пользовался записной книжкой, теперь уже повсеместно размещающейся в маленьком сотовом аппарате практически каждого индивидуума от школьника до пенсионера. Откуда тогда эта мучительная неспособность вспомнить что-то особенное, главное, может быть решающее в судьбе. Или это просто последствия? Нет ничего. Не было. Иллюзии?
Пожалуй, мне нужна эта вторая производная.
Предмет исследования
Смутное ощущение возврата к потерянному не покидало меня, я точно знал, что во время первого измерения, каким бы глупым мне это все не казалось, я начал вспоминать... Словно кончиками пальцев, как птица крылом, я прикоснулся к чему-то необычайно нежному, к такой любви, про которую не рассказать-не написать, к счастью, которого не измеришь никакими самыми точными приборами. Нет таких приборов, там были совершенно другие проявления мироздания, совсем другая частота повторения волн.
Я ходил за стариком по кабинетам, слушал его рассказы и удивлялся. Мозг отказывался верить. Он показывал приборы, с помощью которых он проводил измерения, отличал добро от зла, правду от лжи, наблюдал за изменениями магнитных и электрических полей - следствиями возмущений на солнце, давал свои трактовки известным аксиомам и теоремам.
Суть закона Ома была в ограничении, порождающем силу, принцип Монте-Карло - отделением зерен от плевел, а критерий Неймана-Пирсона - избыточной половой функцией, ухудшающей обоняние и, как следствие, неспособностью видеть неискаженно. Я, откровенно говоря, поплыл. В конце концов, я вспомнил зачем пришел и стал настаивать на взятии второй производной. Хранитель же, словно нарочно, прямо не отвечал, а как-то косвенно и невпопад. Знаете ли - сказал он - я сделал открытие, суть в том, что в нашем мире мы представляем из себя поверхность бытия. Он подошел к бумажному планшету и нарисовал маркером кривую.
— Это очень условно и упрощенно, но представьте, что эта линия двигается, тоже нелинейно и описывает собой некоторую поверхность, превращаясь из одномерного в двухмерное пространство. - Человек же, априорно многомерен...человек думает, чувствует. Человек несет в пространстве квантовые процессы своих атомов, он порождает поля, еще неизученные наукой. И, так как, процессы здесь происходят во времени - Хранитель поднял указательный палец вверх и произнес с пафосом - он формирует поверхность бытия!
Я чуть не прыснул. Тем не менее мне понравилось его слушать и внимать его убедительности.
- А теперь послушайте - прошипел он - взятие каждой новой производной от кривизны в степени n, позволяет заглянуть туда, откуда уже можно и не вернуться.
При этих словах шерсть моя встала дыбом и холодок по спине пробежал, не взирая на теплый климат. Стало жутковато, я уж и не знал хочу ли я и дальше настаивать. Такого страху нагнал он на меня своим шепотом. Поэтому я с легкостью согласился на массаж.
Иршада ставила банки, терла меня какой-то травой, потом зашелестела одежда, по-видимому, она разделась до пояса и пыхтя, и фыркая , мяла меня, долбила и тыкала вилкой в акупунктурные точки. Она совсем разгорячилась, периодически вытирала полотенцем пот со лба и шеи, было такое впечатление, что она либо жнёт, либо пашет. Нет, не жнёт..., определенно пашет...
Маяк
Леонид Владимирович, куда вы меня везёте? - Спросил я хозяина гостиницы, - я же просил пляж побезлюдней, а мы куда?
В старой вазовской шестёрке было душно и жарко, в первую же минуту поездки с меня сошло семь потов. Залезть в машину, постоявшую под южным солнцем, это отдельное удовольствие, а, проще говоря, ад.
– Ты ж на маяк, хотел, вот и везу, там тебя Владимир Николаевич встретит, замок откроет и внутрь запустит, а дальше ты уж сам, мы туда не ходим, там ... это ... не особо, ну чё мы там не видели... ты уж сам, как- нибудь.
Леонид Владимирович посерьёзнел и пришпорил Жигуль - дорога пошла в гору.
Вторая производная от одиночества. Она же последняя
Владимир Николаевич поколдовал с замком, попробовал одним ключом, вторым, третьим - замок не открывался. Он тихо чертыхался и пробовал другие ключи, их было в связке несметное количество.
– Поклажу оставь - пробурчал он пропитым басом, не понадобится.
– В смысле, не понадобится? - я проблеял холодея и прислонил рюкзак с торчащими ластами к каменной кладке маяка.
– В коромысле! - огрызнулся Владимир Николаевич, - совсем не понадобится, никогда... Гыыы, шутка! Лестница настолько длинная, что любой лишний вес будет в тягость, так что оставляй все, даже часы - никто не возьмёт...
Наконец, ключи подошли и деревянные двери отворились,
– Все, теперь сам, я дальше не могу, доступа нет... Сам давай, да, давай, давай! – И подтолкнул меня в спину. - Лестница справа! Против часовой стрелки! Как войдёшь, держись правой рукой за стену!
Меня встретила густая темнота. Двери за мной закрылись, было полное ощущение, что жизнь моя закончилась и я, и я ... иду к какому-то страшному суду.
Держась рукой за стену, я нашел ступени и стал подниматься. Круговая лестница медленно вела наверх, через изредка встречающиеся в стенах отдушины проникал скупой свет.
Где-то несоизмеримо выше послышался лязг железа, топот и человеческие междометия. Стало страшно, я же один должен был быть здесь... Я снова оказался перед выбором - идти вверх или опускаться вниз.
Каменная старинная лестница была без перил и прижималась к стене, в середине башни зияла темнотой пропасть. Только бы не упасть, только бы голова не закружилась, подумалось мне и.., усиливающийся гул и лязг превратился в неясные тени, кто-то спускался вниз...
И я увидел... Неистово лупя по друг другу, высекая мечами и топорами искры из стены, вниз катились рыцари. Нижние отступали, верхние наваливались с дикими воплями.
Я прижался к стене и не понимал, что делать.
Вдруг снизу, в синем халате, с тряпкой и ведром, показалась женщина.
– А ну ка, дай! - гаркнула она, толкая меня на стену.
– Ишь, хулиганье! Я тут убираю, а они мусорят! Креста на вас нет! - проорала она, надвигаясь на отступавших и нападавших.
– Как нет? Остановились и затихли рыцари, подняв забрала.
– У меня под латами! - сказал тихо нижний.
– А у меня крест под кольчугой, - прохрипел верхний, - на, смотри, татуировка! - и стал задирать кольчугу к подбородку.
Уборщица, ни слова не говоря хлестанула сначала нижнего половой тряпкой, да так, что аж забрало закрылось, затем начала хлестать верхних с криками - Ходют и Ходют!
Воспользовавшись моментом, я просочился между рыцарями и уборщицей, перешагнул через кошку и сбивая дыхание, побежал, перешагивая через ступеньку, наверх.
Тяжело дыша, ввалился в верхнюю келью и увидел святая святых - диковинная лампа вращалась, мигая ярчайшим светом и испускала периодический дикий писк.
Меня затошнило, я стал метаться вокруг лампы и обнаружил выход на балкон. Вывалился наружу и задышал полной грудью.
Дверь за мной захлопнулась, я оказался один. Сильнейший туман окутывал все вокруг, не было видно даже перил.
Мне опять стало дурно, ступни мои потеряли ощущение поверхности пола, будто я взлетел ввысь, сознание померкло, и я погрузился в туман.
Родина
– Вставай, хватит валяться, пошли – услышал я сквозь сон. Кто-то тащил меня за руку. Знакомый голос, подумал я, вспоминая...
Я лежал на песке у самого океана, было удивительно тепло и искры звёзд падали в воду...
Мы шли вдоль края воды, сгущались сумерки, темно-синяя заря висела над дальними горами...
Она то останавливалась, то отставала, то забегала вперёд, показывая на огонек у подножия гор. И, не умолкая, рассказывала про поющий океан, танцующих дельфинов и фиолетовую зарю. Она висла на моей руке, не касаясь земли, потом опускалась на землю, и мы снова шли вдоль океана держась за руки. Я шел с той, кого любил, любил всегда, сильнее жизни, с той, кого искал всю свою жизнь, с той, кого нашел.