***
"Слово молодым", приложение журнала "Русское слово" (Прага), 2019/02
http://ruslo.cz/images/pdf/SM-2019-02.pdf
"Поэт с уникальным голосом"
Сегодня в "Литературном клубе" украинский поэт, прозаик и переводчик Ольга Брагина. Родилась она в Киеве 15 октября 1982 года, окончила переводчесий факультет Киевского национального лингвистического университета. Помимо многочисленных публикаций в сети, ее стихи выходили в журналах "Волга", "Интерпоэзия", "Новая Юность", "Воздух", "Контекст", "Дети Ра", "Зинзивер", "Литературная Америка" и др. В 2010-2012 гг. была редактором отделов поэзии альманаха "Арт-Шум" и журнала "Литера-Dnepr". Малая проза напечатана в антологии "Очень короткие тексты". Участник интернет-проекта "Русская поэтическая речь", знаменитого международного Волошинского фестиваля (2010-2012 гг.), а также фестивалей "Книжный Арсенал", "Львовский форум издателей", "Вентилятор", "Мегалит" и др. Автор поэтических сборников "Аппликации" (2011), "Неймдроппинг" (2012), Фоновый свет (2018).
Татьяна Аникина
Ольга, в сети о вас информации совсем немного. Это ваша позиция: поэт равняется тайна? Или просто никто пока не поинтересовался, чем помимо литературы, стихов живет и дышит молодая женщина Ольга Брагина? Если нет возражений, расскажите, пожалуйста, о себе, своих близких, круге общения, любимых занятиях.
- Я всегда думала, что поэт наиболее полно проявляется в своих произведениях (хотя в своем блоге в фейсбуке достаточно часто пишу о друзьях и близких). Моя семья - родители и младший брат. В семье в основном инженеры и программисты (хотя были еще библиотекари и художники), с литературой связала свою жизнь только я. Сначала это было на уровне хобби - повлияло чтение знаменитой антологии "Три века русской поэзии" и сборника баллад "Воздушный корабль", хотелось придумывать в рифму что-то свое. В начале нулевых появились сайты свободной публикации, потом познакомилась с профессиональными поэтами, начала ездить на фестивали и публиковаться в журналах. Любимое - книги и путешествия, то, что делает нашу жизнь осмысленной и интересной.
Существует расхожее мнение, что рождению первых стихов очень способствуют сильные чувства: любовь, измена, предательство. У вас было так же? Если да, то, как вы думаете, почему то, что для одних всего лишь краткосрочная терапия, для вас стало любимым делом и образом жизни?
- Первая любовь - некое знакомство с миром, еще на ощупь, хочется сформулировать и осмыслить новые впечатления. У меня первые стихи были не о любви, скорее, о каких-то отвлеченных материях в духе классицизма, я тогда и не была ни в кого влюблена. На самом деле я не считаю стихи терапией (хотя сам процесс соединения слов в предложения создает ощущение порядка и гармонии) - это некий маячок-маркер "я есть", который не утешает, но заставляет думать дальше.
На вас, на ваши новые стихи литературная критика сразу обратила внимание: достаточно напомнить включение первого же сборника "Аппликации" в "Пять книг недели" по версии НГ-Exlibris. Критики любят рассуждать о ваших стихах, разбирать их сюжеты, попытаться объяснить. Как часто они ошибаются и в чем?
- Вспомнился такой пример из рецензии на "Фоновый свет": критик предположил, что стихотворение содержит аллюзию на песню Высоцкого, а это была аллюзия на рекламу "Макдональдса". Но на самом деле критика - это важно, если она конструктивная.
"Предметная область" - так называется ваша страница в livejournal. Но границы вашей поэзии куда шире предметности! В ней переплетены история и современность, живопись и природа, реальные личности и литературные персонажи, страны, а порой и языки. Не говоря уже об эмоциях, чувствах... Если бы вы давали название странице сейчас, каким бы оно было и почему?
- Сейчас я назвала бы страницу цитатой из известной песни - "Everybody is Looking for Something": мир очень быстро меняется, и нам нужно искать для него новые формулировки и выразительные средства.
Заинтересовать, увлечь нынешних молодых людей поэзией - дело благое. Я искренне рада, что вы используете для этого все современные средства: блоги, интернет-порталы, видеоклипы на youtube. Но все ли коллеги по цеху согласны с вашим подходом?
- Мы находимся в двух измерениях - в онлайне мы выкладываем свои стихи и клипы в интернете, а в оффлайне существуют "толстые" литературные журналы, которые появились в России столетие назад и создают свой освященный традицией литпроцесс. В некотором роде можно говорить про сообщающиеся сосуды, поскольку представители онлайна иногда печатаются в толстых журналах, а представители оффлайна выходят в интернет, хотя официально эта грань еще не преодолена. Но все средства взаимодействия с читателями хороши).
на седьмой день года, который отнял все силы,
доедаешь салаты, смотришь "Снежное чувство Смиллы".
за окном разверзлись хляби, а после остались лужи.
отключи телефон, пока абоненту не стало хуже...
Читая эти и многие другие ваши стихи, я порой ловлю себя на том, что слышу рэп. Вас бы удивило, обидело, порадовало, если бы кто-то из рэпперов их исполнил? И вообще кто-то кроме вас?
- Я с интересом отношусь к актуальным практикам, и мне было бы интересно, если бы кто-то прочитал мои стихи как рэп - собственно, они во многом и задумывались именно как рэп, просто в нашей литературоцентричной традиции это пока не очень принято - существует разделение на журнальную поэзию и рэп, который собирает стадионы.
Вы пишете на русском и украинском, публикуетесь в Украине, вас знают и читают в России. Бывает ли трудно в читательской аудитории, учитывая нынешние отношения между двумя странами? "Мы боимся на месте одном оставаться и страны чужие любить как свою" - это же и о вас?
- На презентации в России меня просили прочитать украинские стихи - в квартире, где некогда жил Вертинский (а украинские стихи я не распечатала, потому что не ожидала услышать в центре Москвы такой запрос), но, думаю, моим читателям в принципе чужда ксенофобия. Я не пыталась читать украинские стихи на улицах города, поэтому предполагать ничего не могу. А в Украине я свободно говорю и пишу на русском, это не вызывает никакой неприязни.
В одном из интервью вы сказали, что поэзия - это в том числе "возможность посмотреть на себя через несколько лет и понять, что мы меняемся...". Вы уже посмотрели? И какие изменения произошли с поэтом и человеком Ольгой Брагиной?
- Человек меняется, скорее всего, даже каждую секунду. Растет, преодолевает, думает над ошибками, которых, наверное, можно было бы избежать, но если бы их не было, он не стал бы собой здесь и сейчас. И всё это отражается в поэзии. Наверное, я избавилась от некоторых свойственных юности иллюзий (это можно сказать и о нашей стране), но начала верить в свои силы. Поняла, что твое счастье зависит только от тебя. Человек должен стать собой, как говорится, все остальные роли уже заняты.
Среди наших читателей есть те, кто пишет стихи и уже видит себя поэтом. Как им понять, по плечу ли им этот путь? И если они решат, что да, какие шаги им предстоит сделать, чтобы попасть в большую Поэзию?
- На самом деле путь сам выбирает человека, нужно следовать по нему только вперед, и всё получится. Чтобы попасть в большую поэзию, нужно общаться с единомышленниками, читать других поэтов, изучать современные тенденции, и найти свой уникальный голос.
***
мама рассказывала когда выпал первый снег мне был год и два месяца
вышла на улицу в зимнем комбинезоне
увидела что весь двор нашей хрущёвки укрыт чем-то белым
и побежала обратно вверх по лестнице никогда не видела снега
потом чтобы заставить меня гулять каждый день шли в магазин игрушек
покупали каких-то пластмассовых лис советской промышленности резиновых обезьян
обезьяне я проколола уши надела позолоченные серёжки в форме сердечка
кукле оторвала голову чтобы посмотреть что внутри
у меня был кукольный дом игрушечный утюжок сервиз с вишенкой брошка-паук
бусы искусственный жемчуг распался по комнате весь разлетелся лежал под кроватью
стены хрущёвки всё время кто-то сверлил я слушала детские сказки
смотрела в окно там не было снега
***
Милли просыпается ни свет ни заря от голосов в голове
они спорят между собой велят купить кофеварку не пить растворимый
говорят что нужно было второе высшее теперь не быть ей в этой жизни любимой
нужно было купить то черное платье в белый горох из праздничного сатина
нужно было только детские книги читать и то написанные недлинно
но перепутала проводки который из них синий который зеленый бог весть
теперь не нужно разбираться в себе ставить будильник на шесть
Милли поворачивает ключ зажигания включает первую передачу
по радио говорят (не помню волну, там только хиты) что случайностей нет
любое событие что-то да значит
нужно просто уметь читать эти знаки послания вселенной сложить в правильный пазл
Милли смотрит в зеркало заднего вида на свою седую челку курит
"лучшие двери только у нас"
сообщает ей бодрый голос человека который исчез прошлой зимой
при невыясненных провалился под лёд
но лучшие двери страны телефон свидетельство о регистрации от такого-то числа
легкая музыка для начала
Милли дует на стекло рисует сердечко кривое давно по этому скучала
трамвай заходит на третий круг девочка где ты живешь
ты должна помнить свой адрес уже большая
в ранце подгнившее яблоко можно мы останемся здесь мы тихо не нарушая
будем смотреть в окно как падает снег и тает не долетая до земли
стеклом от елочных игрушек что к празднику завезли
***
Снимки на фоне вечности
Ольга Брагина об украинском детстве, переводах, которые расширяют поэтику, протестах в Беларуси и новейшей украинской поэзии
В её киевской квартире много книг - на русском, украинском и английском языках. Она шла от культуры (замкнутый книжный подросток), а вышла в жизнь: да и как не выйти, когда в твоей стране война? Как укрыться за текстом?
Семь лет назад Ольга Брагина была другим человеком. Учёные считают, что за этот срок обновляются все клетки в организме. Но нужно ли семь лет, чтобы 'отрастить' новые клетки, когда в твоей стране не прекращаются обстрелы? Когда ты судорожно ищешь адреса бомбоубежищ, а внутри впервые болит сильнее, чем снаружи?
Невозможно сосчитать, сколько в ней тогда было сломанных клеток, но можно предположить, сколько нужно было внутренних сил и - да! смелости - чтобы вот уже шесть лет словами-подорожниками на русском и украинском сшивать надорванное пространство культур. (Да, не стран, - тех людей, которых объединяют базовые понятия, это её слова).
Понимает ли Ольга Брагина, что слова её - материнские ладони? И, в то же время, - это яростные слова. Она выросла из дневниковой игры в аппликации, сбросила с себя власть мировой культуры. И летит вослед мандельштамовскому лучу - в своих словах и в голосах переведённых ею поэтов. Минувшим летом Брагина стала одной из немногих, кто осознанно и целенаправленно переводил поэтов Беларуси, будто бы тем самым обнимая их боль, идя с ними по площадям Минска, неся бело-красно-белый флаг, каждым переводом, каждым словом усиливая гул единения, который охватил весь мир, всех людей с неатрофировавшейся совестью и аллергией на диктатуру.
В нашем интервью слышны отголоски этой внутренней ярости, общей победы над 'диктатом страха и молчания', но не только. Мне хотелось, чтобы вы увидели человека, которого - которую - жизнь привела от книжной девочки к самой себе. И вручила самое прекрасное - саму себя.
Мне оно кажется немного домашним - с чаем и пониманием в глазах, с книгами и живыми людьми, с чем-то очень глубинным - ближе к концу - в чём вся Ольга Брагина.
Владимир Коркунов
- Ольга, первый вопрос о киевском детстве - расскажите о своей семье, что подвигло вас к занятиям литературой? Это же шло из семьи?
- Литераторов в нашей семье не было, но литературу и книги любили. Бабушка по папиной линии окончила Институт культуры, работала в Министерстве культуры с будущим режиссером Николаем Мащенко, снявшим фильм 'Как закалялась сталь', потом работала в Республиканской научно-медицинской библиотеке. Мамин отец был агрономом, потом - председателем колхоза, книги читал все время, это были времена 'самой читающей страны', мама думала, что самое прекрасное - быть писателем. Ее учителя литературы были уверены, что она станет писательницей, в итоге она стала программистом и экономистом, а мечта о литературе перешла ко мне. Сначала мне нравилось переводить с английского (причем рифмованные стихи, о верлибрах нам не рассказывали) - у нас была школа с английским уклоном, основательно учили язык и литературу, благодаря переводам захотелось создавать что-то свое.
- Кажется, вы представительница последнего поколения, которое помнит несвободную Украину. Какой вам запомнилась та страна?
- В сознательном возрасте я застала только перестройку, тотальную несвободу я не помню. Мы еще носили октябрятские звездочки и изучали республики Союза, но у всех уже было чувство, что это все - скорее для проформы. Школа у нас была украинская (уроки русского были наравне, а русская литература с пятого класса входила в состав зарубежной). Читали 'Огонек' и 'Новый мир', смотрели 'Рабыню Изауру', стояли в очередях, радовались ярким кооперативным футболкам - наверное, как и повсюду, ждали перемен.
- У Милана Кундеры в эссе 'Полный отказ от наследия, или Янис Ксенакис' речь, в частности, идёт о том, как бо;льшая цивилизация поглощает меньшую: 'Внутри Российской империи столько других наций как раз в это время теряли язык и идентичность' (эссе связано с вторжением советских войск в Чехословакию). Ощущали ли вы на себе, как поглощалась идентичность Украины? И что вы чувствовали, когда в 1991 году была провозглашена независимость.
- У нас была украинская школа, но язык я выучила раньше и самостоятельно - благодаря детским журналам и передачам на УТ-1 (в первом классе украинский знали не все). Идентичность не то чтобы поглощалась, ее пытались представить второстепенной и карикатурной по сравнению с российской идентичностью метрополии. А у нас был, скорее, подъем национального самосознания, поэтому провозглашение независимости мы абсолютно естественно восприняли как юридическое оформление существования государства, в котором мы живем. Мама голосовала на референдуме, сказала, что подумала: столько людей сражались за независимость, нельзя, чтобы это было зря, надо голосовать.
- Вы - русскоязычный поэт, но в последнее время у вас стали появляться стихи на украинском. Это отзвук событий 2014-го года и возросшего самосознания - или тому есть другие причины?
- На украинском я начала писать в 2011-м, когда познакомилась с молодыми украинскими прозаиками и поэтами, узнала, что украинская литература не закончилась на Забужко и Андруховиче - и много интересного создается здесь и сейчас. Но тогда мои украинские стихи были откровенно ученическими, не было темы. 2014-й год, безусловно, вдохновил и помог выйти на новый уровень - словно вдохнул воздух в легкие.
- По образованию вы переводчица. Как я понимаю, с английского языка (порукой книга Джона Хая). Между тем, вы переводите и с русского, и с беларусского языков. Откуда в вас вообще тяга к переводу?
- Я училась в школе с углубленным изучением английского и поступила в иняз. Мечтала переводить книги, но работа была в основном скучная - перевод договоров и технических описаний. Я интроверт и работу хотела такую вот, бумажную. Но все-таки решила осуществить детскую мечту о литературном переводе, начала с поэзии, потом перешла и к прозе.
- Чем помогает и чем мешает ваша переводческая деятельность вашей поэтической сущности?
- Сильно расширяет кругозор, не дает замкнуться в рамках привычной поэтики. Да и если не пишется свое - можно переводить, возникнут новые идеи.
- Вернёмся к книге Джона Хая (Киев: Каяла, 2018). Татьяна Ретивова, директор издательства, называла Хая в числе самых интересных англоязычных поэтов, наряду, например, с Майклом Палмером или Фионой Сампсон. Расскажите о поэзии Джона, о том, как шла работа над переводами - и поделитесь одним из них.
- Джон Хай - из тех поэтов, кто на рубеже 1980-90-х гг. был в диалоге с советскими авторами 'новой волны', активно переводил их стихи, уже в нулевых был гостем одного из московских поэтических Биеннале и продолжал общаться с Алексеем Парщиковым. Поэзия этого сборника герметична, написана под влиянием буддийских коанов, одна из центральных метафор - метафора кино, перерождения и ожидания. Работать над переводами было очень интересно, спасибо Татьяне за это предложение.
...мальчик спускается к берегу реки - я никогда не рождался
& никогда не умру - зеркала другого лица и места
(где ты сейчас) камень падает из рук//клюв птицы движется над водой на ветру
и галька потока & пустого поля никто не смотрит
каждое слово как мгновение меняющееся во времени & жест & радуга над мостом
& четкий сигнал две красных красных малиновки или не был ли это призрак бросающий камни
в реку с вяза который мы видели в день когда он явился на свет
живой как лишь мысль бывает жива как мир в сказке о небытии
& изящно сплетенные руки неприбытия или ухода
пока ты ждешь и в конце концов он видит твою руку
(День 30-й. Одноглазый мальчик разговаривает со своим настоящим 'я' в дневнике немой девочки.)
- Ваши стихи раньше отчётливо (сейчас менее) находились на границе с прозой - имею в виду ранние публикации и книгу 'Аппликации': заголовки, полный синтаксис, пунктуация. Как вы воспринимали свои тексты в тот период? И можно ли сказать, что и нынешние в чём-то аппликации, только альбом не один, а несколько?
- Я воспринимала их как стихи, записанные в строчку. Если рифмованные. А верлибры в строчку - это, наверное, стихопроза (хотя я это всё воспринимала как стихи - так они приходят и надо так их записывать).
Альбом, наверное, один, но в нем несколько отделений. Мир открывается постепенно, на самом деле и жизни не хватит, чтобы его понять, можно только попытаться, эти попытки уже сами по себе могут быть интересны.
- В своей поэтике вы проделали огромный путь - отчасти сохранив форму, вы избавились от знаков препинания, описания стали конкретнее, более личными, ярче окрашенными эмоционально... Где вы прятали в ранних стихах Ольгу Брагину и как пришли к тому, чтобы дать ей слово в её же текстах?
- Раньше я действительно была более замкнутым человеком и стремилась к объективности восприятия, хотя субъективность в поэзии намного интереснее. А помог раскрыться в том числе и феминизм, осознание того, что наша субъектность и субъективность важна. Как появляются тексты: сначала появляется какое-нибудь словосочетание, которое нужно записать, потом становится интересно, что будет дальше, куда это всё приведет, в конце может быть неожиданный вывод, который вначале ничто не предвещало (где-то в глубинах подсознания это всё наверное спрятано, поэтому сравним стихотворение с сеансом психоанализа). Кажется, клетки организма меняются каждые семь лет, так что той Ольги Брагиной точно уже нет, но интересно на нее посмотреть с высоты жизненного опыта - некая зачарованность мировой культурой, сейчас я знаю, что наша жизнь не менее интересна.
- Геннадий Каневский в предисловии к вашему 'Фоновому свету' (Киев: Каяла, 2018) сравнил ваши стихи с карточками Рубинштейна: 'Перечень, каталог, перечисление'. Отчасти это так, но я вижу и личную книгу. Цветаевский дневник XXI века, но без ламентаций. Тетради Жюля Верна со сведениями обо всём (а после его смерти осталась картотека с 20 тыс. тетрадей). Но критики могут гадать. Потому вопрос к вам - что для вас ваше творчество?
- Возможно, это перечень фактов, из которого нужно сделать какой-то вывод. Как говорят философы: главное - задать вопрос. Жизнь всё ускорялась, потом мы оказались в коронавирусной изоляции, появилось время о многом задуматься - куда движется мир, в каком мире нам хотелось бы жить и не исчезнет ли человечество с лица земли - такие глобальные вопросы, не знаю, может ли ответить на них литература, но их осмысление необходимо. Какой вывод можно сделать из жизни? Она такая, как есть. Мы можем о ней только говорить. Я люблю читать дневники и мемуары - авторы верят, что это нужно сохранить на бумаге и в памяти, я с ними абсолютно солидарна. Творчество (кстати, Геннадий очень не любит, когда говорят 'мое творчество' [улыбается]), но, тем не менее, творчество состоит из сотен моментальных снимков на фоне вечности, впишутся ли они в ее контекст или останутся частным случаем рефлексии - целое складывается из маленьких кусочков мозаики.
- Мы берём интервью в дни протестов в Беларуси, когда становится страшно за свою свободу (а в ночь накануне дня, когда я пишу эти вопросы, в Иране был казнён за участие в мирных протестах борец Навида Афкари). Вы откликнулись на эти события стихотворным циклом и активно переводили беларусских поэтов. Мне кажется, борьба ваших и наших соседей за свободу - отчасти и ваша личная борьба. Или нет?
- Это, безусловно, и моя личная борьба, потому что состояние несвободы я воспринимаю как абсолютно неестественное и бесчеловечное. Как бы то ни было, беларусы уже победили - победили навязанный им диктат страха и молчания.
Приведу одно из переведённых мною в дни протестов стихотворение - беларусской поэтки Вольги Гапеевой.
я собираюсь на войну
каждое утро
чищу ботинки ; готовлю оружие
ПОТОМ
мы будем любить потом
а сейчас некогда
я собираюсь на войну
чищу ботинки ; готовлю оружие
хочешь ; целуй мои глаза
пока не болят они
от колючей проволоки
жабкой станет кто-то другой
а мне некогда
я собираюсь на войну
чищу ботинки ; готовлю оружие
завтра птицы сбросят крылышки ;
это обычный прогноз погоды
ну что ты пожимаешь плечами
я ; невозможна
(Вольга Гапеева)
- Так как интервью будет опубликовано в русскоязычном издании, вопрос, востребованный читателями: что сейчас происходит в новейшей украинской поэзии? Какие поиски ведёт ваше и пришедшее следом поколение?
- Познание мира через форму. Молодые поэты не отказываются от социальности, но облекают ее в кокон эстетики. Проработка травмы войны, потери дома - возможно, не проговариваемой прямо, но присутствующей на уровне языка и метафор. Потеря дома - не только в форме беженства - когда твоей стране угрожают, это серьезно выбивает почву из-под ног, страх хрупкости и незащищенности, страх какого-то вселенского абьюза, когда тебя могут просто стереть в порошок, и вряд ли кто-то будет всерьез за тебя заступаться, потому что геополитика и у всех свои проблемы - такие ассоциации у меня возникают при чтении таких авторов, как бывшая на войне волонтером-медиком Олена Герасимьюк, Сергей Синоптик, живущий в Крыму и метафорически сопоставляющий его с Крымом до 2014-го, киевская поэтесса-биолог Сандра Шевченко и харьковская поэтесса Сандра Мост (несмотря на различие поэтик, общее у них не только имя - это некое проникновение в мозговое вещество реальности с помощью неожиданных сочетаний привычных образов).
- После событий 2014-го года многие поэты стали переходить в своих текстах на украинский язык. Насколько важна эта тенденция для украинской поэзии?
- Это жест искреннего патриотизма, и есть потребность говорить о том, что происходит в стране, именно по-украински. Тенденция очень важна для формирования идентичности - многие и в быту перешли на украинский, но в литературе это более зримо.
- Стало ли вам, преимущественно русскоязычному поэту, сложнее публиковаться или выпускать книги в новых условиях? И не планируете ли вы переходить полностью на украинский в своих текстах?
- Книги у меня выходят в Украине, на русском, как раньше. Сейчас вообще сложное время для книг, независимо от языка, а поэтические сборники - тем более штучный продукт. Есть материалы для сборника на украинском, нужен издатель (улыбается).
- За последние годы стали ли вы ощущать больше свободы?
- Внешняя свобода была, пока мы не попали в карантин - не знаю, как будет со свободой дальше. Свобода - это ведь внутреннее состояние, его нужно подпитывать извне, но вряд ли можно потерять. Сейчас закрыты границы, общество невротизировано, будущее неясно. А политическая свобода, безусловно, есть, иначе у нас не сменился бы на прошлогодних выборах президент.
- А события в Беларуси добавляют к личной невротизации? Это ведь тоже вопросы о свободе и несвободе, особенно когда 'большие соседи' начинают оказывать помощь тому, кому кричат 'уходи'?
- Сейчас, наверное, не так страшно, как в 2014-м, тогда мы искали в интернете адреса бомбоубежищ, потом поняли, что полномасштабных военных действий не будет. В Беларуси несколько другая ситуация, насколько я понимаю, здесь армию создавали с помощью волонтеров практически с нуля, был такой патриотический подъем, там этого просто никто не позволит, поэтому за Беларусь страшно и за любую страну, президент которой, когда-то избранный на демократических выборах, воюет со своим народом.
- Пишущих и публикующихся на русском украинских поэтов мы более-менее знаем. А вот на кого из плохо переведённых или совсем не переведённых украинских поэтов вы обратили внимание российских читателей и переводчиков?
- Мне нравятся Анна Грувер, Дарина Гладун, Лесик Панасюк. Из не переводившихся на русский (насколько я знаю) - Лиза Жарикова и Лиля Войткив.
- В билингвальном журнале 'Парадигма' вы ведёте рецензионную рубрику 'Триптих' - рассказываете об украинских книгах на украинском языке (во втором номере журнала - это обзор сборников Серея Синоптика, Катерины Калитко и Болеслава Лесьмяна в переводах Марианны Кияновской). Насколько важно появление подобного билингвального журнала, который в меру сил стягивает разрушенное культурное пространство между странами, и насколько важно именно для вас участие в проекте?
- Для многих в нашей стране вся Россия ассоциируется с ее властями и воспринимается априори как враг (что психологически объяснимо). Билингвальный журнал - доказательство того, что диалог и взаимодействие возможны. Для меня в условиях бинарной национальной идентичности важно, что это рубрика об украинской поэзии именно на украинском языке: сколь бы нишевым продуктом ни была поэзия, российский читатель узнает, что украинская поэзия есть и в ней происходит много интересного. Проект о современной поэзии на самом деле важен - и об украинской поэзии, и о русской, проект для людей, которые уже не спрашивают 'поэзия ли - верлибр?' (потому что таких споров и в украинской поэзии полно), которым не нужно договариваться о базовых понятиях и можно просто наслаждаться хорошей литературой.
- Во втором номере журнала 'Контекст' вы отрецензировали книгу ушедшего от нас Виталия Науменко 'Бедность, или Две девушки из богемы'. Как я понимаю, это очень важный человек в вашей жизни. Расскажите о знакомстве с Виталием и о том, какую роль он играл для вас.
- С Виталием мы познакомились в 2011-м на Волошинском фестивале в Коктебеле - тогда это было просто знакомство, поэты сидели компанией на набережной и говорили о литературе. А в 2013-м мы разговаривали несколько дней, пока длился фестиваль, и оказалось, что у нас так много общего, словно были знакомы всю жизнь. Потом прожили вместе два года - он был сложным человеком, но очень интересным. Книгу он при мне редактировал, диктовал, а я вносила правки. Книга об Иркутске его молодости, мы были в Иркутской области, в Железногорске-Илимском, а в самом Иркутске я так и не побывала, но благодаря книге явственно его представляю. А еще мы смотрели старые фильмы, брали редкие и забытые издания на буккросинге, ходили по городу и фотографировали. Учились видеть.
- А вот в творчестве вас больше многих поддержал Дмитрий Кузьмин - уже в 2011-м он опубликовал вашу подборку в 'Воздухе', и в дальнейшем вы стали постоянным автором журнала. Можно ли сказать, что отчасти то, кем вы стали в поэзии, - заслуга Кузьмина?
- Я читала 'Воздух', но не надеялась когда-либо туда попасть, а в 2011-м Дмитрий Кузьмин принял три текста, задал только два вопроса - где закрываются кавычки в стихотворении и не появятся ли эти тексты потом в других журналах? Для меня это было как признание, что это литература, а не просто сетевые тексты, которые можно было бы и не писать. Это в целом ориентир - если Дмитрий Кузьмин публикует, значит вы на правильном пути.
- И самый приятный вопрос: над какими переводами и текстами вы работаете сейчас? Можно даже пофантазировать.
- Сейчас я перевожу прекрасный роман Пинчона. Я не поклонница его творчества, но в этот тысячестраничный текст просто влюбилась - он дает возможность поверить в бессмертие.
Публикация: Артикуляция, ? 12, 2020
***
Вика Федорина
"Концепция "конца истории" ошибочна
https://kyivdaily.com.ua/olga-bragyna/
Поэт, прозаик, переводчик Ольга Брагина ответила на вопросы Kyiv Daily из Киева.
...сегодня спали в бомбоубежище. на нашей улице были перестрелки, возле 'Новой линии' высадился десант, но их взяли в плен, в Броварах обезвредили корректировщика и взрывы пока прекратились. за нашу старую добрую ТЭЦ-6 сражаются до сих пор. говорю маме: 'Вот, ты думала, что им нужна банкнотная фабрика, а они хотели 'Новую линию'.
мы все в школе читали Тютчева блажен кто посетил сей мир в его минуты роковые, но для нас это были просто слова, я никогда не думала, что в нашем спальном районе будут перестрелки и десант, нашей главной проблемой всегда были пробки на мосту и переполненный в час пик транспорт.
мы пошли в бомбоубежище, мы были очень напуганы, потому что пишут, что панельный дом при взрыве складывается блоками. бомбоубежище в кирпичной поликлинике, так там сидели втроем на двух табуретках, говорили, что в селе Погребы работала сирена, говорю папе: 'Эти табуретки купили в 80-х, и вот мы сидим на них в бомбоубежище, вот стабильность'.
На каких книгах вы выросли?
- Читать я научилась где-то годам к пяти, до того смотрела в книгу и придумывала свои истории. Научившись читать, первым делом прочла 'Чалыкушу' Решат Нури Гюнтекина в украинском переводе - тогда был популярна экранизация 'Королек - птичка певчая'. Потом мы купили в книжном магазине по соседству Булгакова - 'Мастер и Маргарита', очаровала. В школе любила французскую классику - Бальзак, Золя, потом - Достоевский. Считается, что люди делятся на два типа - читатели Толстого и читатели Достоевского, я была типичным читателем Достоевского, прочла практически всё его и о нем.
Когда вы осознали себя поэтом? (кстати как правильно - поэт/поэтесса?)
- В детском саду сочинила новогоднее стихотворение. Потом в школе нам дали задание на уроке литературы - написать стихотворение без рифм. Потом начала писать баллады - мне очень нравился сборник баллад 'Воздушный корабль', писала бесконечные баллады и поэмы на исторические темы, конечно, всё это не представляло никакой литературной ценности, но мне было интересно. Это были 90-е, ни с какими современными поэтами я знакома не была, о поэзии знала только из изданий классики, в общем, в отношении себя в то время могла бы процитировать Пастернака 'какое, милые, у нас тысячелетье на дворе'? А потом даже Фукуяма признал, что его концепция 'конца истории' ошибочна, сейчас история личности - это история социума, 'личное - это политическое'.
Поэт или поэтесса - мне всё равно, в слове 'поэтесса' ничего обидного не вижу. Поэзия не зависит от гендера.
Литературоведы делят поэзию на различные направления - реализм, модернизм, метареализм и т.д. Вы себя к какому направлению отнесли бы?
- Раньше это был постмодернизм, а сейчас я сказала бы, что это - психологическая поэзия (собственно, так же обозначил это и Сергей Костырко в рецензии на мой сборник 'Фоновый свет' - продолжение классической психологической прозы').
Ваши главные темы - любовь? светлое прошлое? безрадостное настоящее? маленькие люди? кто и что?
- Когда-то на экскурсии нам рассказали о воспоминаниях киевлянки 30-х годов, она написала: 'Жили весело, ходили в кафе и в парк, катались на лодках'. Наверное, человек всегда выстраивает для себя психологическую защиту, хотя все мы знаем историю - светлого прошлого никогда не было. Герои Чехова думали, что светлое будущее наступит через двести лет. Как писали критики - хорошо, что Чехов не дожил до 1917-го года и не увидел, что произошло с его героями. Сейчас в ленте попадаются посты 'как хорошо, что имярек не дожил до этого года и не увидел это всё. Возможно, моя главная тема - экзистенциальный кризис, попытка на ощупь объяснить, что такое слон. Один из возможных вариантов познания реальности.
Что для вас является признаком того, что стихи талантливы?
- Если удалось сказать то, что хотелось. Единство мысли и формы.
Есть ли у вас собственная поэтическая миссия? В чем она состоит?
- Миссия - громкое слово. Известная фраза 'когда говорят пушки - музы молчат', а я считаю, что о времени должна говорить литература. Сейчас время очень ускорилось, возможно, сейчас - время поэзии.
Когда у поэта имеется Facebook, нужно ли все то, что раньше называлось 'литературной жизнью' - журналы, премии, выступления на публике?
- Во время пандемии я участвовала во множестве выступлений по зуму - это очень поддерживало, чувствуешь, что не отрезан от мира, литературная жизнь есть. Да и записи на ютубе в любом случае смотрит больше людей, чем на оффлайн-выступлениях. Журналы нужны для структурирования хаоса - никто не найдет хорошие стихи среди миллионов текстов на сайте свободной публикации. А премиями я никогда не интересовалась - мы ведь пишем не ради премий.
О поэзии без пунктуации - зачем вам этот прием?
- Это не прием как таковой - раньше я аккуратно ставила все знаки препинания. Сейчас не вижу в них смысла, главное - речь.
О 'новой искренности' в поэзии - нужна-не нужна она поэту такая прозрачность?
- Степень искренности, конечно, каждый автор должен определить для себя сам. Сейчас для меня искренность - главное, десять лет назад о писала не о себе, а о литературных персонажах. Сейчас мне интересно осмысливать реальность.
Поэт и вызовы времени. Как думаете, в Украине появятся (может быть, уже появились) фронтовые поэты?
Новая фронтовая поэзия - это было бы интересно, если не в жанре патриотической агитки или пафосных рассуждений. Среди авторов, пишущих о войне, прежде всего нужно упомянуть украинскую поэтессу Олену Герасимьюк.
В состоянии ли поэзия остановить насилие? Жизнь без насилия - утопия или реальность?
- Насилие существует в той или иной форме, если в форме войны, то в форме буллинга или газлайтинга. Мы читаем хорошую литературу, а потом война вдруг оказывается прямо под нашими окнами, и никакая литература не смогла этому помешать. Но войны все равно заканчиваются, а литература остается.
***
Толстой Иван, Померанцев Игорь
"Война уничтожает голоса"
"Несколько миллионов человек за эти дни покинули Украину. У каждого из них своя живая, кричащая история. Война не дает человеку подготовиться, опомниться. Вещи в охапку, документы, деньги на первое время - и беги! Человек перед лицом беды. Что и кто помогает ему спасти себя и близких? Как удается добежать до островка, до укрытия, до мирной полосы? Об этом - в подкаст-сериале Радио Свобода "Гуманитарный коридор". Его авторы Иван Толстой и Игорь Померанцев считают это своим журналистским долгом - помочь горю обрести голос".
Иван Толстой: Переходим к разговору с Ольгой Брагиной, поэтом и переводчиком. Ольга, вы уже в Польше, в безопасности. Расскажите, пожалуйста, о ваших впечатлениях последних дней в Киеве.
Ольга Брагина: Когда началась война, я не спала, было пять часов утра, вдруг начались взрывы, я даже не поняла, что это взрывы. А в восемь утра мы побежали в магазин закупать продукты. Потом ввели комендантский час. Мы несколько раз ночевали в бомбоубежище, при том, что у меня клаустрофобия, мне было страшно туда спускаться, я думала, что нас просто завалит, но уезжать я тоже не хотела.
Иван Толстой: Вы не могли бы нам рассказать о предвоенном времени, об этом предощущении наступающей катастрофы? У вас было чувство, что война всё-таки случится?
Ольга Брагина: Я не верила в войну, наоборот, была уверена, что войны не будет. Я ждала войну в 2014 году, за восемь лет я решила, что это очередное бряцание оружием.
Я живу с родителями и с братом. Он младше меня на девять лет. Он как раз сказал, что война будет идти долго и нам нужно ехать за границу.
Игорь Померанцев: Какие были ваши самые острые впечатления? Вы ведь вели военный дневник?
Ольга Брагина: Вела. Я очень боялась взрывов первые несколько дней, а потом психика привыкает - там что-то взрывается, а мы спим, просто не обращали внимания.
Игорь Померанцев: О чем вы писали в дневнике и о чем пишете сейчас?
Ольга Брагина: Сейчас я пишу о Польше, а тогда это были бытовые зарисовки - бомбоубежище, о чем люди говорят. Люди в бомбоубежище были настроены оптимистично, все считали, что мы скоро победим.
Иван Толстой: Всё-таки вы поэт, художник слова, не могу поверить, чтобы ваше ухо не улавливало какого-то художественного слова, оборота у тех, кто разделял с вами эти трагические обстоятельства. Что вам, как писателю, как поэту, запомнилось? Как говорят люди о войне, как они переживают? Это тупое бормотание себе в ужасе чего-то под нос или люди стараются подыскать какие-то эдакие слова?
Ольга Брагина: Это абсолютно не тупое бормотание, но люди к разговорам тоже не расположены были, все сидели в новостях в бомбоубежище и обсуждали обстановку.
Игорь Померанцев: Почему вы переехали в Польшу, как вас встретили?
Ольга Брагина: В Польшу я переехала потому, что это самая близкая страна, я просто не была никогда в Европе, я была в России, у меня даже закончился загранпаспорт, меня сюда пустили по старому бумажному украинскому паспорту 1998 года, они удивились, но пустили. Жила я в Варшаве у девушки, она из Москвы, но живет давно в Польше, она против режима Путина, боится ехать домой, уже шесть лет не видела семью. Нас она приютила на неделю, а потом мы попали в писательскую резиденцию "Пограничье". Здесь это такой домик, люди делают проекты, издают книги. У меня попросили мои стихи, возможно, выйдет книга билингва: украинские стихи в польском переводе.
Игорь Померанцев: Вы пишете и по-украински, и по-русски. У вас есть друзья в России, друзья писатели и поэты?
Ольга Брагина: Я как раз дружу с русскими писателями больше, чем с украинскими.
Игорь Померанцев: Вы с ними приписываетесь, они знают, что вы беженка? Они выражают вам солидарность?
Ольга Брагина: Вы хотите узнать, не поругалась ли я с ними? Те, с кем я раньше общалась, они как раз словно исчезли, а выражают солидарность совсем не те люди, те, кого я раньше просто не знала. Но это даже намного приятнее. Это сообщество феминисток, эмигранты из Норвегии, они даже интервью у меня взяли, кинокритик Антон Долин, который тоже эмигрировал, кстати.
Игорь Померанцев: Вы много переводите английских и американских поэтов, в том числе современных. Они знают о войне, пишут вам что-то, вы обмениваетесь какими-то мнениями, впечатлениями?
Ольга Брагина: Сейчас многие американские поэты начали переводить меня на английский. Конечно, они знают о войне, спрашивают, жива ли я, финансово многие помогли.
Иван Толстой: Очень часто в беде люди раскрываются какой-то неожиданной стороной. Что вас удивило в поведении тех, кого вы встречали на этом беженском пути или еще в Киеве, кто удивил вас и в хорошем плане, и в отрицательном?
Ольга Брагина: Я на самом деле пессимист, я всегда ожидаю самого плохого, но я узнала, что есть очень много хороших людей, которые просто не оставят тебя в беде. Нам помогли деньгами и жильем. Мы вчера заблудились в поле с мамой и не знали, как вернуться обратно, просто постучались в какой-то дом случайно. Хозяин нас спросил, откуда мы, мы сказали, что мы из Киева, он сказал: "Черт, он всё сломал, всё разбил!" Видно было, что это и его боль.
Игорь Померанцев: Ольга, в Киеве и сейчас вы вели военный дневник, хронику. У вас его нет под рукой? Может быть, что-то прочтете?
Ольга Брагина:
Сегодня спали в бомбоубежище. на нашей улице были перестрелки, возле "Новой линии" высадился десант, но их взяли в плен, в Броварах обезвредили корректировщика и взрывы пока прекратились. за нашу старую добрую ТЭЦ-6 сражаются до сих пор. говорю маме: "Вот, ты думала, что им нужна банкнотная фабрика, а они хотели "Новую линию".
мы все в школе читали Тютчева блажен кто посетил сей мир в его минуты роковые, но для нас это были просто слова, я никогда не думала, что в нашем спальном районе будут перестрелки и десант, нашей главной проблемой всегда были пробки на мосту и переполненный в час пик транспорт. мы пошли в бомбоубежище, мы были очень напуганы, потому что пишут, что панельный дом при взрыве складывается блоками. бомбоубежище в кирпичной поликлинике, так там сидели втроем на двух табуретках, говорили, что в селе Погребы работала сирена, говорю папе: "Эти табуретки купили в 80-х, и вот мы сидим на них в бомбоубежище, вот стабильность". на лавочке один пьяный мужик говорит другому: "Я хочу так поговорить с каждым". говорю папе: "Здесь лучшие люди города, если бы не война, можно было бы подумать, что Новый год". говорю маме: "Мы здесь, как в поэме Ахматовой "Реквием", мама говорит: "Мы ведь и стоим здесь сейчас, чтобы потом не стало, как в этой поэме". мама говорит: "В интернете написано, что какая-то наша ракета не летала тридцать лет, а потом взлетела и что-то взорвала в России". говорю: "Ракета не летала тридцать лет, а потом что-то взорвала? Это какое-то чудо святого Варфоломея". мама говорит: "Да, там так и написано в Интернете". по телефону кто-то говорит, что у П пригорает ж, мама радуется: "Я хочу это слышать". говорю: "Аналитика, которую мы заслужили". Костик говорит: "Во "Флоренции" бомбоубежище - просто оазис". говорю маме: "Вот визионеры. Хотя да, это нам в 90-х было не до того, а у них война не заканчивалась никогда".
Игорь Померанцев: Ольга, у писателей, как правило, обостренный слух, зрение. Какой, по-вашему, голос, какое лицо у войны?
Ольга Брагина: Я не воспринимаю в таком ключе войну, это не человеческое понятие, оно античеловечно по своей сути. Голос и лицо - это гуманизация войны, а война направлена на уничтожение голоса и лица.
Игорь Померанцев: Ольга, вы написали какие-то стихи о войне?
Ольга Брагина: Да, я прочту одно.
мы живем в спальном районе в который пришла война
в спальном районе из которого никогда не удавалось вовремя приехать никуда вечные пробки потом его обустроили хипстерские магазины кофейни парки киностудия FILM.UA а потом к нам пришла война
войну мы знали по концертам возле арки Дружбы народов по фильмам девятого мая мама говорила ее скоро забудут забыли ведь войну 1812 года мама говорит был тост за мирное небо над головой а потом уже стали говорить что за банальщина сколько можно
сколько можно произносить этот тост мирное небо мы живем в спальном районе в который пришла война да мы и не спим совсем есть не можем тошнит при каждом глотке сейчас думаю в какой уникальной ситуации мы находимся Одоевцева в такой ситуации написала "Балладу о толченом стекле" а мы пишем то что видим сейчас в онлайне горящие дома диверсантов переодетых которых взяли в плен история происходит здесь и сейчас
***
Марина Хоббель
Интервью в норвежской газете Dagbladet (рус. версия)
- Где вы сейчас находитесь?
В спальном районе Киева, двухкомная квартира в панельной многоэтажке.
- Можете ли вы описать свою квартиру и то, что вы видите за окнами?
За окном темно и пусто, потому что комендантский час. Но и днем людей на улице немного. Машины почти не ездят. Очереди в магазины за продуктами. Квартира обычной планировки - гостиная, спальня, коридор, кухня, LCD-телевизор, компьютер.
- Как сейчас проходят ваши дни? Как вы живете, когда прямо за вашим порогом идет война?
Сначала было очень страшно, казалось, что наступает конец света. Потом к взрывам привыкаешь. Запасались продуктами, никогда раньше мы не делали столько запасов еды.
- Что делают люди, чтобы не сойти с ума? Что делаете вы?
Я, чтобы не сойти с ума, перевожу стихи с английского. А родители читают новости и смотрят видео экспертов.
- Можете ли вы рассказать нам, что вы думаете об этой войне?
Война, по сути, началась в 2014-м, сейчас добрались до Киева. Мы боялись этого тогда, потом за 8 лет привыкли, и тут всё началось. Война - это всегда ужасно.
- Думали ли вы до 24 февраля, что война возможна?
Честно говоря, не верила.
- Какие были мысли, когда вы проснулись 24 февраля?
Я не спала и услышала взрывы в 5 часов утра, подумала, что уже бомбят Киев, но родителям не звонила. Утром побежали с братом в магазин закупать продукты, потом родители приехали из другого района к нам (успели, пока не перекрыли мост).
- Вы пишете в фейсбуке, что вам сказали сделать запасы воды - о чем еще просят / говорят и откуда /от кого приходят эти сообщения?
Мне присылают много ссылок на программы поддержки беженцев. Еще мы собирали деньги на карточку территориальной обороны Киева.
- Почему вы решили вести дневник на Facebook?
Потому что мы оказались в центре исторических событий, просто живя своей обычной жизнью в своем спальном районе на окраине Киева. Мне показалось важным это зафиксировать в режиме онлайн.
- Я читала ваше стихотворение в переводе на шведский язык, оно произвело на меня сильное впечатление! Как вы используете свою писательскую профессию в эти дни?
Написала несколько стихотворений, что-то уже переводят на другие языки. Но 'Дневник из Киева' вызвал наибольший резонанс.
- Что для вас важно, чтобы мы, не находящиеся в Украине, узнали о войне - и о вашей жизни?
Брат уговорил нас уехать в Польшу, а они с папой остаются здесь. Я очень за них боюсь, и не знаю, как мы доберемся, что будет там. Конечно, надо верить, что всё закончится хорошо, иначе действительно можно сойти с ума.
- Как вы относитесь к тому, что все критические или независимые новостные площадки в России сейчас либо закрыты, либо им запрещено сообщать факты о войне?
Свободу слова в РФ уничтожали давно и планомерно, меня это не удивляет. Будем верить, что дождемся окончания войны и освобождения России.
- Чувствуете ли вы отчаяние или апатию? Что вы чувствуете?
Сначала было отчаяние, потом психика приспособилась. Сейчас боюсь за близких.
- Что переживается тяжелее, дни или ночи, и почему. Чувствуете ли вы страх, как бы вы его описали? За кого вы больше боитесь?
Сначала и дни, и ночи переживались одинаково плохо, потом привыкла и даже начала нормально спать, не слыша ночные взрывы. Боюсь больше всего за брата - я всегда за него боялась. Не знаю, почему мы оказались в эпицентре войны, мы читали про нее в книжках и смотрели в фильмах, но никто не заслужил этот ужас.
- Как выглядит ваше ближайшее бомбоубежище, где оно находится? Кто там прячется, сколько человек? О чем вы говорите, когда сидите там? Могли бы вы описать атмосферу бомбоубежища?
На расстоянии квартала от дома. Можно спать на матрасах или просто сидеть где придется, я спала, составив вместе две табуретки. Люди всю ночь читают новости в телефоне. Атмосфера дружелюбная.
- Что происходит с вашими друзьями и семьей? Кто-нибудь смог уехать из Киева? Кто остался и почему?
Многие уехали, в основном - ближе к границе или за границу. Остаются, в основном, те, у кого нет возможности уехать.
- Каковы ваши планы - попробуете ли вы уехать? Возможно ли это?
Попробуем уехать в Польшу. Меня приглашали в несколько стран, но в Польшу добраться проще.
- Есть ли у вас фотографии, которые вы могли бы отправить нам? Ваши, вашей семьи, бомбоубежища? Может быть, снимок из вашего окна?
- Что заставило вас понять, что вам нужно уезжать из Киева?
Нас убедил уехать брат - сказал, что мы подрываем обороноспособность, а за границей будем в безопасности.
- Уехали только вы с мамой? Как дела у отца и брата - поддерживаете ли вы регулярную связь?
Мы уехали с мамой. Брату и отцу звоним по телефону - волонтеры на варшавском вокзале установили нам польские сим-карты, и звонить можно бесплатно. Брат и отец сейчас дома в Киеве.
- Как вы попали в Польшу? На чем вы ехали, с кем, какой была дорога?
Знакомые ехали в Германию, мы приехали с ними на машине в Краков, оттуда в Варшаву на поезде.
- Сколько времени заняла поездка?
В общей сложности добирались двое суток. Ночевали в хостеле в Тернополе, 10 часов стояли в очереди на польской границе.
- Можете ли вы описать чувство, когда закрывается дверь дома и вы не знаете, сколько еще времени пройдет, прежде чем вы снова попадете домой - и что вас ждет впереди?
Это очень страшно. Я до сих пор не могу поверить в реальность происходящего, приехала сюда в прострации, просыпаюсь утром, мечтая, что это был просто страшный сон, и сейчас я проснусь дома в Киеве. Но мы верим, что всё закончится хорошо и мы скоро вернемся.
- Где вы находитесь в Польше - вы живете у друзей или в центре приема беженцев?
Когда я написала пост в фейсбуке о том, что хочу уехать, многие предлагали помощь, девушка - польский филолог и переводчик написала, что у нее квартира в Варшаве и мы можем пожить у нее. Она из РФ, но не может поехать туда уже 6 лет, ее тетю недавно вызывали на допрос. Мы живем в старом районе Варшавы в квартире-студии, полной книг, и думаем, куда ехать дальше.
***
Мое интервью Виктории Онг из Kulturburo Ludwigshafen
„Die russische Sprache geh;rt nicht allein der Russischen F;deration.“
Olga Bragina, ukrainische Autorin und artist in residence des Kulturb;ros Ludwigshafen, hat bereits vier Gedichtb;nde ver;ffentlicht, eine Prosasammlung und einen Roman. Mit uns spricht sie ;ber ihre Arbeit, aber auch ihre Beziehung zur russischen Sprache und jene Bezugspersonen, die bis heute in der Ukraine verbleiben. Das Interview spiegelt Olga Braginas Positionen und Erfahrungen wider. Es wurde gef;hrt und aus dem Englischen ;bersetzt von Viktoria Helene Ong am Mittwoch, 15. Juni 2022.
- Wie f;hlen Sie sich damit, in Altrip zu sein?
Es ist eine sehr gem;tliche Kleinstadt, die 369 von R;mern am Rhein erbaut wurde. Es gibt hier viele Blumen und viele Menschen haben Haustiere; die Leute hier wissen, dass wir Ukrainerinnen sind und hei;en uns willkommen; das ist angenehm.
- Haben Sie es geschafft, sich einzugew;hnen? Was hilft Ihnen dabei, was macht dies schwierig?
Familie Pinner hat uns in ihrem Haus aufgenommen, nachdem das Kulturb;ro uns nach Deutschland eingeladen hatte. Dies war gemessen an der Kriegssituation sehr hilfreich f;r uns.
- Haben Sie nach wie vor Kontakt zu Freund*innen und Familie in der Ukraine? Wie geht es ihnen?
Mein Vater und Bruder leben in Kiew und gehen zur Arbeit. Viele Freund*innen sind Freiwillige und helfen dem Milit;r, manche von ihnen sind Soldaten geworden.
- Welchen Eindruck haben Sie von der kulturellen Infrastruktur in Ludwigshafen und der Region?
Es gibt hier eine sehr aktive Infrastruktur; die Leute interessieren sich sehr f;r Literatur: Zum Beispiel mochte ich den Poetry Slam im Kulturzentrum am 30. April. In unserer Kleinstadt gibt es eine Kunstgalerie.
- Schreiben Sie Gedichte und Prosa oder fokussieren Sie sich auf Gedichte? Was haben Sie bislang ver;ffentlicht?
Ich schreibe Gedichte, habe aber auch den Roman „Die Pelikane“ auf Ukrainisch verfasst. Insgesamt habe ich vier Gedichtb;nde ver;ffentlicht, eine Prosasammlung und einen Roman.
- Wann fingen Sie an, zu schreiben, und was brachte Sie dazu?
Ich fing w;hrend der Schulzeit an, zu schreiben, wobei ich es spannend fand, Reim und Handlung miteinander zu kombinieren. Heute schreibe ich haupts;chlich in freien Versen, ohne dass sich meine Gedichte an irgendein Schema halten.
- In welchen Sprachen schreiben Sie?
Ich schreibe auf Russisch und Ukrainisch.
- Wer sind Ihre Vorbilder?
Eventuell ist Zinaida Gippius mein Vorbild: eine Poetin, Prosa Autorin, Kritikerin und Feministin. Sie emigrierte vor hundert Jahren nach Europa; letzte Woche haben wir Wiesbaden und den Berg besucht; dort in der N;he lebte sie in einem Hotel.
- Gibt es eine Inspirationsquelle f;r Ihre Gedichte?
Fr;her wurde ich durch Literatur und Weltkultur inspiriert, aber heutzutage ist meine Hauptinspirationsquelle die Realit;t.
- Was genau geschieht, wenn Sie Gedichte verfassen? Welchen Ansatz haben Sie dabei? K;nnten Sie diesen Prozess skizzieren?
Ich bekomme eine Idee und entwickele diese dann. Wenn ich anfange, ein Gedicht zu verfassen, wei; ich noch nicht, wie dieses enden wird: Das Gedicht erschafft sich selbst.
- ;bersetzen Sie Ihre Gedichte selbst ins Englische?
Nein, meine Gedichte werden von anderen Poet*innen und ;bersetzer*innen ;bersetzt.
- Haben Sie zu Ihren Gedichten Reaktionen von Ihren Leser*innen erhalten?
Ich bekomme in erster Linie Reaktionen ;ber das Internet, vor allem Facebook.
- Wie viele Menschen in der Ukraine sprechen Russisch?
Vor dem Krieg lag der Anteil bei 47%, aber aktuell ;ndern viele Menschen ihren Bezug zum Russischen.
- Wie gestaltet sich Ihre Beziehung zum Russischen und Ukrainischen? Hat Ihre Beziehung zu diesen Sprachen sich seit Kriegsbeginn/Invasionsbeginn gewandelt?
Dies sind trotz irgendwelcher verr;ckter Diktatoren beides meine Muttersprachen. Die russische Sprache geh;rt nicht allein der Russischen F;deration.
- Welche Hoffnungen haben Sie f;r die Zukunft?
Meine gr;;te Hoffnung ist, dass der Krieg sobald wie m;glich endet, und zwar mit unserem Sieg.
***
die wei;en mauern, die sterilen fenster der kirche,
die hohle Stille, die fetzen wei;er bandagen und frischer asphalt
aus noch hei; brennender halbfertiger bitumenmasse.
wieso du dich an den leeren sprudelwasser automaten erinnern solltest, diese butterblumen und den baiser.
du wirst auf ewig darin verharren, durch alte fotos zu bl;ttern: hier ist eines von dir direkt vor deinem geburtstag.
an den helden der revolution, an den warmen s;ulen der autokratie, schleichen die symbole des heimatlandes vorbei.
ich w;sste nicht, wieso du dich an kiew erinnern solltest, nun da niemand lebt, um die toten zu lieben oder notizb;cher zu zerrei;en.
und an das tr;be ;l des stadtteils podol, das annushka vergossen hat.
ich w;sste nicht, wieso du dich an das haus erinnern solltest, das kaiser nikolais lieblingsfarbe hatte.
diejenigen, die dem hausmeister und kindheitsfreunden geschichten erz;hlten,
die erkannten dich, erinnerten sich nach all‘ diesen jahren vielleicht auch nicht an dich.
hier vergeht ein demokratisches leben in lokalan;sthesie.
etwas mit keinem anderen namen als: „wieso du dich an das getrennte kiew der 1980er jahre erinnern musst“, das zwischen vorher und nachher unterteilt ist
wie gefaltete Seiten im buchr;cken von herzog von berrys Stundenbuch.
liebe ist rastlos und unfreundlich, sie endet oder beginnt nicht. nur der brennende asphalt,
die fehlenden kartoffelschalen, eicheln und leitungswasser,
fehlendes badesalz und optimistische leute in der U-Bahn – beginnen.
ich w;sste nicht, wieso du dich erinnern solltest.
***
Das Interview zum Gedicht
- Dieses Gedicht spielt heute, obwohl es auch das Kiew der 1980er Jahre behandelt. Wie passt dies zusammen?
Zeit ist nicht linear: die gegenw;rtige Stadt beinhaltet unsere Erinnerungen an sie.
- Von allen m;glichen Settings: Wieso das Kiew der 1980er Jahre?
Es ist die Stadt unserer Kindheit.
- Was haben „sprudelwasser automaten“ mit Kiew zu tun?
Frisches Wasser und Wasserautomaten waren typisch f;r die Sommer in Kiew.
- Sie schreiben von „helden der revolution“. Dachten Sie an jemanden besonderes, w;hrend Sie diese Verse schrieben? Wenn ja, an wen?
Bezogen auf unsere Kindheit spreche ich von den Figuren der Revolution von 1917. Bezogen auf die 2000er gab es in der Ukraine nicht viele Revolutionen, auch wenn neue Held*innen hinzukamen.
- Im selben Vers schreiben Sie von „s;ulen der autokratie“ und erw;hnen „symbole des heimatlandes“. Wie w;rden Sie „Autokratie“ beschreiben und welches Land ist das „heimatland“?
Autokratien sind die Autorit;ten aus unserer sovietischen Kindheit. Das Heimatland ist die Ukraine.
- Sie erw;hnen h;ufiger bekannte Pers;nlichkeiten in Ihren Gedichten: so zum Beispiel „Kaiser Nikolai“ und den „Herzog von Berry“. Warum erw;hnen Sie sie? Und wer sind sie?
Kaiser Nikolai war ein russischer Kaiser, der im Kiew der ersten H;lfte des 19. Jahrhunderts viele H;user und einen Palast bauen lie;. Der Herzog von Berry lie; im 15. Jahrhundert ein pomp;ses Stundenbuch anfertigen: ein ausgefeiltes Manuskript in der Sp;tphase des internationalen gotischen Stils. In meinem Gedicht verweise ich durch sie auf unsere Erinnerungen an das Kiew der Vergangenheit.
- Wenn Sie auf Ihr Leben zur;ckblicken und sich Ihre aktuelle Situation im Vergleich zu jener in der Ukraine vergegenw;rtigen, wie ist Ihr Umgang mit Ihren „kindheitsfreunden“?
Ich habe die meisten viele Jahre nicht gesehen. Ein paar von ihnen verlie;en nach ihrem Uniabschluss das Land. Mit anderen habe ich nicht mehr viel gemeinsam.
- Am Anfang Ihres Gedichts haben Sie Bilder miteinander kombiniert, die nicht zusammen zu passen scheinen. Dasselbe geschieht in den letzten Versen Ihres Gedichts: „der brennende asphalt, | die fehlenden kartoffelschalen, eicheln und leitungswasser, | fehlendes badesalz und optimistische leute in der U-Bahn“. Was ist den ersten und den letzten Versen gemeinsam und wof;r stehen diese Bilder?
Wir wuchsen in Zeiten auf, in denen es an den notwendigsten Dingen fehlte; die meisten Leute waren schlecht gelaunt, weil ihnen keine positive Zukunft bl;hte. Es scheint als w;re es besser, diese Zeiten zu vergessen, aber sie war unsere Kindheit, die dennoch viel versprach.
***
Интервью в зине "Diary"
Ольга, большое спасибо, что согласились дать интервью и присоединиться к нашему проекту ZINE;;;;;;: когда началась война, вы находились в Украине. Я представляю ужас, страх, который охватывает мирное население, когда война становится такой близкой, приходит в города. Сейчас вам пришлось уехать из страны. Вы продолжали писать и в первые месяцы войны, и сейчас. Писать под грохотом разрывающихся снарядов или воем воздушной тревоги – это требует определенной внутренней силы, это должно быть сложно, писать в беженстве (насколько верно употреблять это слово) также сложная задача. Как бы вы могли описать то, что происходит и произошло с вами в последние месяцы как с украинкой, как с женщиной, с поэтом.
- За это время я объехала много европейских городов, в Берлине поучаствовала в марше на День независимости 24-го августа, читала украинские стихи беженцам в Людвигсхафене, читала стихи и рассказывала о своем опыте эмиграции в Литературном коллоквиуме Берлина, продолжаю писать стихи, поскольку это привычный для меня способ самовыражения и осмысления происходящего. Для меня стихи - универсальный язык, на котором можно говорить об ужасе, который мы до сих пор не можем осмыслить. Беженство сопряжено со множеством бытовых трудностей, я попала в новую для себя среду, и здесь сработал эффект остранения, возможность посмотреть на мир под другим углом. Но постоянный стресс - безусловно, тяжело. Летом я просыпалась каждое утро и думала: вот сейчас прочитаю в новостях, что война закончилась.
- В какой-то момент вы начали вести нечто вроде онлайн дневника. Расскажите, как пришло чувство, мысль о том, что нужно документировать происходящее.
- Я начала записывать то, что вижу, в фейсбуке в первый день войны, 24-го февраля. Тогда все люди бросились в магазины и к банкоматам, потому что думали, что продукты исчезнут с полок и банкоматы перестанут выдавать наличные. А мы толком не знали, что покупать, если исчезнет свет и надо будет эвакуироваться. И куда эвакуироваться, тоже не знали. Хотели купить сухой спирт, но его как раз и не нашли. Я пришла домой и написала пост о том, что слышала от людей в магазинах и на рынке. И еще записала сон, который приснился маме в ночь начала войны. Просто потому что мы видели войну только в кино и не представляли, как это может быть в реальности в 2022-м году. Не покидало чувство ирреальности происходящего - словно находишься в дурацком блокбастере
- У вас был опыт дневникового письма до этого, насколько вам было сложно или легко выбирать регистр, стиль, ваш поэтический опыт мешал или наоборот помогал вам писать о войне?
- Поскольку я писала о том, что происходило вокруг, это были привычные для меня дневниковые записи, я не пыталась специально изобрести новый стиль, чтобы писать о войне. С поэтическим опытом это не связано, но мои стихи о войне тоже стали, скажем так, более «прозаичными».
- Ваш основной письменный язык – русский, если я не ошибаюсь. Вы много печатались в России, поэтические круги и читатели в России хорошо знают ваше творчество и сейчас произошёл такой резкий разрыв двух культур. Как вы переживаете это?
- Настоящая русская культура сейчас - в эмиграции или в подполье, с ней я связь не разорвала. Надеюсь, что скоро она вернется.
- Находясь вне Украины вы продолжаете работать. Насколько я могу судить, вы очень активны. Есть ли замысел, планы или желание написать о войне. Если да, то насколько это письмо может быть дневниковым, хронологизирующим, свидетельством или автобиографией.
- Писать роман о войне или автобиографию я не буду, настоящую войну я в общем-то не видела и не считаю себя вправе об этом писать. Если говорить о моем опыте, он собран в заметках на фейсбуке, наверное, из них можно было бы составить книгу, если издателей это заинтересует.
- Ольга, огромное спасибо, что ответили на вопросы. Мы наблюдаем за тем, что происходит в Украине с сочувствием, с ужасом, но параллельно и одновременно находимся в собственной войне. Я очень благодарен вам, что вы пишите, что сопротивляетесь войне письмом. Если, отвечая на вопросы у вас возникли мысли, которыми вы хотите поделиться с армянскими читателями, то можете добавить здесь.
- Мы должны верить, что война закончится, после ночи будет день. И если нам для чего-то дан такой опыт, о нем нужно рассказать и осмыслить.