Остывший чай, холодный в плошке рис.
Сон на двоих пророческий и странный.
Магнолий алых брызги на столе,
как строчки недописанных стихов,
как нежность недопонятых канонов.
Молчанье снега облаками пишет
живое одиночество вершин.
Бамбуковые рощи ксилографий
по мятому подобию травы
в иероглифы одели безмятежность.
Река в долине у подножья гор
скругляет путь и, убежав сквозь скалы,
торопиться на встречу с океаном.
Я знаю этот путь, его конец известен.
Гул океана... Северные ленты
ночною радугой зигзагами по небу.
Льдом дышит ночь, беззвездность запустенья,
где осень и весна одновременно,
с зимой, столкнулись. Лето не цвело.
Куда исчезли время с расстояньем,
сезоны, сполохи причуд погодных?
Зелено-голубое средостенье
сошло с ума... Шар сам себе не рад.
Мое мгновенье в опоздавшей жизни,
не потеряй наш след среди безумства
всеобщего, фатального безумства всего во всем.
Найди меня в себе. Я прячусь там.
Не выселить, не оторвать, не выжечь...