Идет волшебница весна
Навстречу вьюгам и метелям.
Весна смела, весна-красна,
Но белый снег дорогу стелет.
И там, где след хранит тепло,
Взойдет подснежник раньше срока,
Как летней радости залог.
Земле от Неба ангел робкий,
Он чист и светел, побратим
Тепла и стужи – вот так встреча!
А лепесток весной слетит
Зиме на тающие плечи.
И чары Севера спадут,
И звон рассыплется хрустальный
По всей земле. Снежинки сдул
На кроны мая ветер дальний.
Как белоснежен майский лик!
Но только ветер тронет ветку,
Украсит летопись земли
Зимы последняя виньетка.
В этот день 15 февраля в простонародье стали отмечать встречу зимы с весной.
В Православии Сретение – очень важный Господский праздник. Сретение произошло через 40 дней после Рождества Христова. День Сретения (встреча) — точка во времени, где встретились Новый и Ветхий Заветы. Родители на сороковой день пришли с новорожденным Иисусом в Храм — для обряда посвящения Богу. И там произошла встреча Младенца со старцем Симеоном. По преданию, на момент встречи со Христом Симеону было больше 300 лет. Много лет назад Симеон переводил книгу пророка Исаи и увидел загадочные слова: «Се Дева во чреве приимет и родит Сына». Как дева, то есть девственница, может родить? Ученый усомнился и хотел исправить «Дева» на «Жена» (женщина). Но ему явился Ангел и не просто запретил менять слово, но сказал, что Симеон не умрет, пока лично не убедится, что пророчество истинно. И вот, день пришел. Исполнилось то, что ученый ждал всю свою непосильно долгую жизнь. Симеон взял на руки Младенца, рожденного от Девы, — а значит, пророчество Ангела исполнилось. Старец мог спокойно умереть. «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко…» Церковь назвала его Симеоном Богоприимцем и прославила как святого.
Сретение. Иосиф Бродский
Анне Ахматовой
Когда Она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял Младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
Младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.
Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом
свет падал Младенцу; но Он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему,
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,
реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
Дитя: Он — Твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в Нем». — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В лежащем сейчас на раменах Твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть Его будет, Твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шел молча по этому храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
16 февраля 1972 года.