Когда звезды падают, они или сгорают дотла, или засыпают, превращаются в камни.
Он умел зажигать звезды. Никто, даже он сам не знал как, по каким приметам на речном дне, на горном склоне, в дорожной пыли он находил заснувшие звезды. Но безошибочным наитием отыскав, он уже не расставался с ними. Носил в специальном кармашке, слева, на груди.
Когда выдавалась свободная минута, держал в ладонях, согревал дыханием, разговаривал с ними. Когда был занят чем-то, то клал рядом с собой, чтобы неспешное течение могучей реки жизни подспудно и милосердно разбивало косность камня.
Разжигая очаг, он пододвигал их ближе к огню, чтобы спящим звездам снились сны о Первородном Пламени, частью которого были и они и огонь в очаге.
Ясным июльским полднем он укладывал их на подоконник залитый солнцем, чтобы знали они каким теплым и ласковым бывает свет настоящей звезды.
Весенним утром он подставлял их под крылья ветра, чтобы тот, певучий и легкий на
подъем научил их летать.
Он омывал их в кристальных струях водопадов, чтобы будущий их свет был чист и незапятнан.
И каждую ночь, он поднимался в горы и возносил спящую на его ладонях звезду к ночному небу, показывая ее другим звездам и удивленной Луне.
И вдруг – каждый раз по-разному – наступал миг и звезда просыпалась. Открывала глаза и:
- Ах! – как легкое перышко под ветром улетала с ладони, поднимаясь все выше и выше, светя все ярче и ярче.
А он, улыбаясь как может улыбаться человек совершивший большой и тяжелый труд, спускался в долину. Разжигал очаг, смотрел на яркое пламя и даже в самую жаркую и душную ночь подкладывал в огонь полено за поленом, будто стояли за окном трескучие зимние морозы.
Как-то местный священник, согбенный годами старик, застал его весенним полднем у горного ручья. Оперся грудью о посох и спросил:
- Зачем тебе все это? Ведь от них – он указал рукой на небо: - нет тебе ни тепла, ни благодарности.
Он улыбнулся, пожал плечами и ничего не сказал.
Да и как объяснить человеку, что удел звезды не валяться в дорожной пыли, а сиять на ночном небе, верным маяком в кромешной тьме вести за собою по морям и суше караваны, тревожить, будоражить, дарить мечту и вдохновлять музыкантов и поэтов.
А однажды зимой он исчез. Люди видели как он тяжелой походкой, шатаясь, будто во хмелю, ушел в горы. И не вернулся. Ни вечером. Ни на следующий день. Ни через год.
Дом его, сложенный крепкими руками, долго сопротивлялся беспощадному времени, проливным дождям, ледяным ветрам, палящему солнцу. Но скорее всего (дома, они ведь тоже живые) он, как верный пес, не веря в дурное, просто ждал, когда вернется хозяин.
Его нашли куцехвостые пастушьи волкодавы. Обнюхали и хриплым, сорванным лаем привели своих хозяев. Высокие молчаливые горцы укрыли камнями бездыханное тело, совершили над ним похоронный обряд, скупой и короткий - как и сама их нелегкая жизнь – и увели свои стада дальше, на восток.
Он умел зажигать звезды, но ни одна из них не согрела его в лютую зимнюю ночь.