Агния

Валентина Игошева
АГНИЯ

   Деревня Лесково ничем не выделялась среди остальных деревень, которые вольготно раскинулись по обоим берегам реки Светлихи: большая, многолюдная. В деревне насчитывалось шестнадцать домов, и в каждом доме от двух до десяти детей.  Говорят: кому как повезло, или  на всё воля Божья. Агния была в семье четвёртым и последним ребёнком. Её часто кликали заскрёбышем. О себе она заявила в 1907 году громким криком, дав понять, что родилась с характером. Сама была крепенькой и здоровой, но только на правой ножке ступня была вывернута внутрь и при ходьбе опиралась не на ступню, а на её наружную сторону. Погоревали родители, да что тут будешь делать – смирились с уродством дочки. На удивление она была безболезненной. Девочка со временем приспособилась ходить, больше опираясь на наружную лодыжку.  Повзрослев, Агния превратилась в привлекательную девушку с тёмно-русыми волосами, немного вьющимися, свисающими  длинной косой ниже пояса. И так случилось, что приглянулась она Юрию, парню из деревни с противоположного берега реки. А когда тот сказал родителям, что хочет жениться на Агнии, то они посокрушались-посокрушались, да и согласились. Так Агния на двадцать третьем году вышла замуж за Юрия.
Сначала жили у чужих людей в зимовке. Но хозяева были не из бедных и через недолго построили новый дом поближе к центральной усадьбе и переехали, оставив старый молодым. Так у Агнии с Юрием, к их великой радости, появился свой дом. У них друг за другом  родились Аня, Лёша, Тамара и Саша. Они завели корову, овец, кур. Жили небогато, но в достатке. Юрий и Агния были работящими, да и в детишках души не чаяли. В доме зачастую был слышен детский смех. Люди не то чтобы завидовали, но нет-нет, да и скажут:
– Вот какое счастье Агнишке привалило: и муж работящий и непьющий, и дети все здоровенькие. Даром что сама инвалидка.
Находились и такие «добрые люди», которые передавали эти слова Агнии, но она не злилась, только проронит тихо:
– Кому что Бог дал.
Но счастье оборвала Великая Отечественная война. Вместе с мужчинами-односельчанами ушёл Юрий на войну, оставив жену с малыми  детьми.
   Агния погоревала-погоревала, но … надо жить, детей поднимать. С хозяйством справляться не смогала. И здоровым-то женщинам было тяжело, а она, считай, с одной ногой. Хорошо, что старшие Анютка и Лёша подросли, так помогали и навоз выкидать со двора, и сено привезти, и дров заготовить. На дворе уже стояла одна корова с телёнком. Но работы и с ними хватало. Река была далеко, а воду брали из общего колодца, стоящего посреди деревни. Лёша не боялся ходить по воду, может, потому что был мальчиком и был более сильным, чем сестра, а Аня – та каждый раз шла со страхом. Особенно зимой и весной: под ногами скользко, того и смотри, упадёшь в колодец. Да и ведро не единожды соскальзывало с багра и тонуло в колодце. Мать расстраивалась, кричала на неё и ругалась, а та уйдёт в какой-нибудь закуток и плачет. А назавтра опять, преодолевая страх, шла на колодец. Конечно, и ведро, которое когда-то было потоплено, после поднимали, но навалившееся горе Агнию как подменило: стала часто срываться на детях.
   Шёл второй год войны. Сидит как-то  Агния у окна, смотрит: идёт муж, Юрий, в шинели, с вещмешком за плечами. Ох, и обрадовалась она, соскочила со стула и на улицу. Выбежала на крылечко, смотрит, а там никого нет. Долго стояла в растерянности, не понимая, что это было: видела-то как наяву. А вскоре  принесли похоронку, в которой уведомлялось, что рядовой  Тропинин Юрий Алексеевич погиб там-то и такого-то, и указан был именно тот день, когда ей привиделся.
Она  из-за своего уродства и так-то была не очень разговорчивой, а тут совсем замкнулась в себе. При детях себя сдерживала, а ночью уткнётся в подушку и завоет, как раненый зверь.
   Жили голодно, единственное, что спасало, молоко, но, когда корову запускала, и молока не было. В администрации сельсовета, видя такое положение, предложили:
– Агния, а поведи-ка ты двоих младшеньких в детдом, там они хоть будут сытыми да в тепле.
Детский дом располагался в соседнем сельсовете, в двадцати километрах от их деревни. Агния подумала и отвела с мыслью:
– И то правда: там хоть будут сытыми. Да и не так уж далеко, буду их проведывать.
Но никто не мог и предположить, что детдом вскоре расформируют и детей младшего отряда отправят в детдом, расположенный в другой области. Узнав про это, Агния не спала, не ела:
– Шо я наделала?! Своих кровиночек бросила. Шо за мать-то  я такая?!
А назавтра с утра пораньше уже шла по пыльной дороге за детьми:
– И умрём, так вместе!

   Стоял август. Дни были пригожими, тёплыми. Но,  несмотря на это, дорога ей далась тяжело:  шестьдесят с лишним километров в одну сторону пешком да столько же в другую. Правда, на обратном пути немного повезло: километров с двадцать подвезли на лошади.  После того, как вернулась с Томой и Сашей домой, долго ещё ходила с забинтованной ногой: лодыжку больной ноги истёрла в кровь.
   Растила, учила, воспитывала. Материнской любви и заботы хватало на всех. Никого не выделяла, всех держала в строгости. Зачастую рубила с плеча. Что своим родным, что другим не раз говаривала:
– Не люблю ходить возле да около.
А, если вдруг почувствует, что на неё кто-то обиделся, резанёт:
– Шо на меня обижатьчо, шо думаю, то и говорю.
И говорила. Конечно, иногда бы лучше было промолчать, да где там, это не про Агнию. Замуж так больше и не вышла: кому нужна инвалид с четырьмя детьми.
Дети повзрослели и разлетелись по разным сторонам, только Лёшка пришёл из армии да и остался дома, с матерью, сказав:
– Никуда не поеду. С тобой останусь.
Мать обрадовалась такому решению сына и препятствовать не стала. Эх, если бы она знала, чем всё это обернётся.
А парень он был видный: высокий, стройный, красивый! Многие из девчат на него заглядывались, но он всё в шутку обращал: то с одной на вечёрке позаигрывает, то с другой. Мать уговаривала:
– Лёшка, женись ты да живи по-людски.
А он в ответ только рассмеётся:
– Мне и так хорошо.
Может, и долго бы гулял, да встретил тут на одной из вечёрок Тоню, девушку на шесть лет младше его, из соседней деревни  и … влюбился.  Тоне тоже льстило: такой красавец обратил на неё внимание! А после второй вечёрки Алексей заявил матери:
– Всё мать, идём свататься.

   Привезли Тоню в дом к свекрови вместе с небольшим приданым: домоткаными половиками и рушниками.  Агния с первых дней всем своим видом и поведением говорила:
– Дом мой! Хозяйка в нём я!
Невестку постоянно одёргивала: то не так сделала, это не так. Но Тоня никогда ей не перечила и старалась ей во всём угодить.
И всё бы хорошо, но донеслась весточка до невестки, когда та была уже на сносях,  что Павла, с которой гулял какое-то время Алексей, родила девочку. Защемило у Тони сердечко: и свекровь поедом ест, да ещё и соперница родила. И уговорила она мужа уехать в лесопункт жить. Там у них родился сын Ванятка. Но прожили недолго: муж стал часто выпивать,  и ему предложили уволиться  по собственному желанию. Так они вернулись к Агнии.
   Внуку Агния обрадовалась. Обычно суровая на лицо, она стала чаще улыбаться. Тоня пошла работать дояркой на ферму, а муж – трактористом. Жизнь помаленьку налаживалась. Тоня уже ходила беременной со вторым. Агния нянчилась с Ваняткой и помогала по хозяйству: приготовить, постирать, погладить, а когда, если есть в этом необходимость, и корову подоить, и скотину управить. Вскоре родилась девочка, назвали Аней. Семейная жизнь шла своим чередом и тут, как гром средь ясного дня. Когда Ане исполнилось два года, девочка умирает. Все ещё удивлялись: вроде бы ничем не болела, была весёлой и бойкой девчонкой. Пила из ковша воду и вдруг поперхнулась, посинела и упала замертво. Алексей снова сорвался и запил. Если раньше, возвращаясь домой пьяным, покричит да песен попоёт и тут же заснёт, то теперь начинал кричать то на жену, то на мать, кроя их матом. А то, бывало, схватит Тоню одной рукой за горло, а во второй держит нож и кричит:
– Убью, стерва!
А, если мать начнёт приставать за сноху, затолкает её под стол, да и пытается  пнуть, а не получается, так как у стола понизу были приколочены рейки, на которые дети ставили ножки, и Алексей, ударяясь ногой о рейки,  ещё больше зверел. Вот теперь-то и пожалела Агния, что разрешила сыну остаться дома.
Конечно, после, протрезвев, он просил прощения и у матери, и у жены. И они прощали. Но это повторялось вновь и вновь. И, предчувствуя очередной скандал, Тоня забирала Ванятку и уходили спать в баню, если это было летом, а в холодное время уходили на ночлег к соседке, одинокой старушке, которая всё  знала и жалела их.
Агния же говорила:
– Из своего дома никуда не пойду. На то пошло – пусть убивает.
Она жалела и сноху, и себя, но сделать ничего не могла. А пойти в сельсовет и пожаловаться на сына было выше её сил. Агния однажды собралась и поехала жить к дочке Анне, но в семье у неё тоже не ладилось, и она через неделю вернулась обратно в свой дом. Со снохой уже давно жили в полном согласии, а во внуке так вообще души не чаяла – так любила его. Сын пил по-чёрному: по неделе, а то и по две. Бил и жену, и мать.
Бывало ещё не раз, Агния нет-нет, да и бросит в сердцах:
– Всё! Ухожу от вас!
Дойдёт до реки, посидит на берегу, посмотрит затуманенным взглядом в воду и …повернёт обратно. О чём она думала, что вспоминала – один Бог ведает. Не любила она делиться своими мыслями ни с кем.
Алексей, когда трезвел, думал:
– Что я делаю?! Не ровён час, ведь убью.
А, когда напивался, всё повторялось: драки, угрозы. Но однажды он не пришёл домой. Такого раньше не было. Мать и Тоня забеспокоились, почувствовали неладное. И, действительно, когда вышли на улицу и зашли за дом, увидели, что внизу под огородом что-то чернело. Подошли, а там Алексей повесился.
Не зарыдали в голос, Агния только тихо проронила:
– Отстрадались.
И непонятно, к кому относилось: то ли к себе, снохе и внуку, то ли к сыну, а, скорее всего, ко всем сразу.

   Пятнадцать лет замужества как сплошной кошмарный сон… На похоронах плакал каждый о своём: Агния о том, каким зверем в жизни оказался её сын, Антонина от жалости к себе и сыну Ивану, и только Иван, четырнадцатилетний подросток,  не плакал. Он нежно прижимал к себе бабушку и маму и тихо повторял:
– Мама, не плачь. Бабушка, не надо, – что добавляло масла в огонь, и они начинали ещё сильнее рыдать…

   Прошёл год после смерти Алексея. Жизнь помаленьку вошла в своё русло. Внук Иван закончил восемь классов и уехал учиться в райцентр на шофёра. Антонина продолжала работать дояркой, а Агния стригла ненужные вещи и вязала половички-кружки: не могла сидеть без дела. Изредка наведывались в гости сын Александр и дочери Анна и Тамара. У Анны муж тоже был извергом: пил, гулял и бил её. Агния понимала её и жалела: сама прошла через это, но и помочь ничем не могла. Правда, предлагала:
– Переезжай к нам. Места всем хватит.
Но дочь ответила:
– Нет, мама. У меня там работа, дети, внуки, да и квартира мной заработана. Может, будет постарше – угомонится.
Но из дальнейших писем было видно, что в жизни Анны ничего не менялось. Единственное,  что дети и внуки радовали.
И после очередного письма от дочери Агния проронила:
– Антонина, на тебя хоть Бог-то взглянул, не то, что на мою дочь…
Ещё девять лет Агния жила после смерти сына: Алексей умер в 1973 году, Агния – в 1982-ом.  У неё болела печень, но до последнего была на ногах и говорила:
– В больницу не поеду, помирать буду в своём дому.
Под конец слегла, а через неделю Агнии не стало.  Так завершился жизненный путь ещё одной женщины, матери-мученицы.