я сидел у двери процедурной, белея.
подошла медсестра и сказала: «приветики».
полстакана гноя, плотного как желе,
из меня выцедил хирург, обколов анестетиком.
я попадал потом к нему ещё раза четыре,
он укоризненно цокал и делал надрез.
и говорил: «я не знаю, что точно случилось,
полагаю, вам нужен отпуск и плазмоферез».
потом в организме что-то сломалось, похоже,
(или исправилось, но от этого еще более жутко):
гной перестал выходить через кожу.
гной начал проявляться в поступках.
воспалённые отношения и разговоры,
невозможность с кем-либо сблизиться всерьёз,
последовательное уничтожение всех, кто дорог.
хирург говорил: «неблагоприятный прогноз».
я уже не боюсь ни себя, ни смерти,
и только одно желание приходит на ум:
чтобы мой процесс гниения никого не аффектил,
чтобы никто не почувствовал трупный парфюм.
однажды я вскроюсь, как разбухшая язва,
лопнет нутро, выпуская рой мух.
хирург говорил: «тут всё, кажется, ясно».
хирург говорил: «это всё ни к чему».
я пью до дна стакан крепкого белого гноя
молча, ведь нечего больше сказать.
за себя и за тех, кто хотел быть со мною,
и мухи гнездятся в бесцветных глазах.
21 02 21