1
Юноша, бордовый чемодан,
суете взирания предан,
он как-будто канувший на годы -
всё гулял, веления погоды -
радостно и лихо принимая,
всё идя, и словно по следам,
с милою улыбкою внимая
солнечному свету и садам.
И к повесе подошла его фигура.
-Полчаса бессмысленно хожу,
но юнца что двигается хмуро,
в сих садах, увы, не нахожу.
-Не найдёшь, его полгода нету,
он болел - не справился - ушел,
все внимали ласковому свету,
человек от рынка шел.
Птицы, небо, ветер голосит,
пригляделся, нежная пора -
ну а он за стёклами висит,
в тихое мгновение утра.
Юноша на окна обернулся,
удивлённою гримасою лица.
-Ты с попойки видимо вернулся?
среди водки не найдя конца?
-Ну зачем, парниша? приезжаешь,
и людей невинных обижаешь,
не согласен? хорошо - не верь,
коль увидеть истину желаешь -
вон домишко, этажи и дверь.
Мыслей словно листиков у леса,
битый дух во пламени горит.
-Разум потерял повеса?
или правду говорит?
Он себя как тягу поднимая -
в тишине все звуки замечал,
и сомненья в сердце унимая
по двери испуганно стучал.
Но внезапно он возненавидел,
сей мирок, живее и сильней,
на двери бумажечку увидел -
"Опечатано" написано на ней.
И её сорвав неосторожно -
он стучал, ещё сильнее стал.
-Невозможно, это невозможно.
Еле-слышно юноша шептал.
-Он-же чистый, он-же чистый, боже!
для чего ты это? для чего?
Где шаги? ну подходи, ну что-же.
Но увы - не слышно ничего.
В чемодане юноша копался,
ключ найдя - подаренный давно,
и зайдя прислушаться пытался,
к пустоте где тихо и темно.
Вся душа истерзанная вняла -
пустоте - что звука лишена,
но вещицы всякие обняла,
вездесущая девица тишина.
Неизвестные потоку животины,
и держащие небесные тона -
у стены - забытые картины,
в них земля - спасения полна.
Эта быль ужасна и жестока,
но величье гибель не уймёт,
в них сокрытое блистание истока -
что никто на свете не поймёт.
И вернулся к местному Эдилу
юноша вне радости и сил,
на толпой забитого могилу:
-Отведи. Повесу попросил.
2
-Ах, небытию предаться проще,
иные люди вечно говорят,
но их ума возвышенные рощи -
в огне забвенья, боли - не горят.
Их ум болезни не тиранят,
жестокого скопленья дар,
их душу вешнюю не ранят,
за правду нанося удар.
Они иного не признают,
и вой извечный не уймут,
они лишения не знают,
они лишенья не поймут.
3
Он сам себя за невозможное ругая,
и во неверии по кладбищу шагая -
избитый разум - болию терзал,
а мужичок бессловием пугая -
на крест восьмиконечный указал.
И юноша, внимаючи вне сил -
обличие душевного упадка:
-Так вот какое имя ты носил,
не человек - а сущая загадка.
Невинно убиенное созданье,
дитя красот, возвышенных идей,
тебя не пощадило мирозданье,
тупых и стонущих людей.
Им не понятны вешние красоты,
ни чистота, ни воля, ни цветы,
они живут - убившие высоты -
среди своей ужасной пустоты.
Им не познать, извечное безличье -
не осознает данное величье,
среди пустот, жестокой людогрызни -
они живут - не понимая жизни.
Они живут, но их по сути нету,
тебя отправили во тьму небытия,
и ты не явишься возвышенному свету,
свои загадки дивные тая.
Внезапно за спиной позвал -
парнишу некий силуэт,
себя смотрителем назвал,
сквозь листья опускался свет,
и тишина, чудесны книги
в такой бы тишине читать,
но подарила злые миги
кончины подленькая тать.
-Меня просил парниша этот
тебе письмишко передать.
"Когда он явится, бордовый чемодан -
в его руке, белесой, утончённой,
когда он явится - печалии предан,
ко мне идя ходою увлечённой.
Вы передайте юноше курсив,
как заскрипят петелечки на дверце,
своею добротою погасив -
все пламени терзающие сердце."
Он дал письмо, и молча удалился,
а юноша предался вышине,
и дивною надеждою налился,
шурша письмом во этой тишине.
Его сомнений зов не покидал,
-Как слаженно, волнующе всё это,
похожее на фабулу сюжета...
...как-будто всё прошедшее создал -
уставший ум какого-то поэта.
"-Да милый друг, сей миг настал,
мне как-то легче ныне, вольно,
но всё-же я, увы, устал,
и мне невыносимо больно.
О сокровеннейший, о духа чистота,
хоть я нашел родного человека,
меня увы - объяла пустота,
среди сего распущенного века.
Больные люди, вечные тираны,
убили всё - в чём диво нахожу,
мне нанесли невыносимы раны,
и милый человек - я ухожу.
Мои простые, но любимые творенья,
тебя прошу - от пустоши спаси,
детей ужасного забвенья -
в свои чертоги унеси.
В могиле не душа - а тело,
уже довольно, не грусти,
...ну и за сделанное дело -
глупца убогого прости.
***
Моих детей, любимые творенья,
прошу тебя - от пустоты спаси,
невинных чад ужасного забвенья -
в свои чертоги, стены - унеси.
В могиле этой не душа - а тело,
уже довольно, небо, не грусти,
...ну и за это сделанное дело -
сего глупца убогого прости.
37