Всенародная скорбь
Чуть свет - утреннюю тишину переполошил резкий стук в окно:
- Марфа! Слышь, Марфа! Вставай! Бежим в сельпо! Горе-то какое! Сталин умер!
Перепуганные домочадцы, хлопая заспанными глазами, подбежали к окну. Но там уже никого не было. Посыльный стучался в раму следующего дома. В предрассветном сумраке торопливо бежал народ, застёгиваясь на ходу. Надя наскоро одела орущую Светку, сунула Венке. Оделась сама и бросилась вслед за матерью и братом.
Возле сельмага, на котором укреплён репродуктор, негде яблоку упасть. На заборе, крышах сидели пацанята и с любопытством смотрели на взрослых. Те, затаив дыхание, устремили взоры в холодную матовость колокола, из которого под звуки траурной мелодии, звучал скорбный голос диктора. Он говорил о безмерной утрате страны, осиротевшей без «отца народов» … В морозную стылость тянулись струйки дыма от самокруток и пар от учащённого дыхания. Они сливались, стыли лёгким облачком, словно звали к небу взоры. Но народ не до конца испил чашу страданий. Все плакали. Диктор смолк, над серой массой ватников в треухах, над плюшками в полушалках, плескались звуки мелодий, рвущих души.
На крыльцо, пристроенное к дверям магазина на втором этаже, поднялся председатель сельпо Сергей Иванович начал перечислять заслуги любимого вождя, которые заслонили титанические усилия всего народа:
– Он был целеустремлённым борцом с мироедами буржуями. Благодаря его руководству заколосились пшеницей поля, вытоптанные копытами войны, страна поднялась из нищеты и голода. Из отсталой аграрной страны мы превратились в индустриальную державу. Хоть нет среди стоящих ни одной семьи, у которой не унесла война дорогих людей, но наши дети - самые счастливые дети. Давно ли вместо росписи, ставили крестики? Сегодня совсем мало безграмотных стариков! Магазины не зияют голыми полками. Цены на товары и продукты, ежегодно снижаются. На полях, вместо загнанных лошадок, поют железную песню трактора. Составлен генплан на строительство гидростанции. Во всех селах есть медпункты, каждый год открываются школы. Потому, что наши заботы – были его заботами. В память о нем, покажем мировому капитализму сплочённость в ударном труде на благо Родины.
Плакали все, слушая Сергея Ивановича. Единый плач - но слёзы разные. Одни, ослеплённые пропагандой, плакали из-за потери "кормильца" и страха за будущее. Другие - от светлой, тихой надежды на то, что страна слезами, кровью народа и избранника Божья, омылась за надругательство над верой. Вдохновлённые речью, люди, беседуя, расходились по домам. Приспущен флаг. Под каждой крышей витает день всеобщего траура и поминовения.
После митинга зарёванная Марфа пробилась к председателю:
– Серёжа, приходи к матери. У неё есть на чёрный день наливочки из боярышника и смородины. Заодно и Серёжу помянем.
– Хорошо. Идите, собирайте стол, позвоню в район, подойду.
Закадычный друг погибшего Сергея подоспел с женой тогда, когда многочисленное бабье войско Матрёны накрывало половиками приставленные к столу плахи, на табуретах.
Стол наскоро уставлен последними осенними припасами. Наполнили стопки, Матрёна обратилась к председателю:
– Серёжа ты голова, тебе и слово держать.
Все встали.
- Мир праху его и вечная память…
Помолчал и добавил:
– Земля пухом…
Самым изуверским мозгам того времени не могло прийти на ум, что не будет ему ни мира, ни памяти, ни лёгкой земли. Что будут имя его трепать, как собаки замызганную тряпку, бегать с его чучелом по улицам и нести бред сумасшедшего. Записывать этот бред на видеокамеры и показывать по телевидению.
Выпили обжигающую сладость, захрустели ядрёными огурчиками, застучали деревянными ложками о миски с разваристой картохой. После третьей, ритуальной, завязался разговор.
– Матрёна, Божий человек, скажи, как по твоему разумению пойдёт дальше наша сиротская жизнь?
– Правильно сказал – сиротская. Только осиротели мы не сейчас, а тогда, когда волка Никона впустили в овечий стан, молитвы похерили, колокола поплавили, кровью праведной землю залили.
– Вот даже как? - удивлённо вскинул брови Сергей Иванович:
– Ну-ка поясни.
– Вы за бродячим призраком Европы гоняетесь, а нам ли судить о путях Господних? Может, глазам Светкиного поколения откроется истина. Разглядят призраков, которых вы лепите, и растают они, как туман в лучах утряшнего солнушка. Спокон века Россию спасал крест, с которого Спаситель вознёсся, а не тот, на котором распятый мается. Навесили на грудь народа покойника, как тавро, об участи, уготованной ему. Да в слепоте своей не видим, что стоим в тени зловещей масонской звезды, поливаем землю кровушкой. Не могёт уж впитывать её. Под ногами хлюпать начала…
– Что городишь-то? Страну - из разрухи вытянули. К мировым показателям по всем статьям подошли, без хлеба не сидим.
– Не хлебом единым жив человек. Я две революции пережила, пять войн, много горюшка людского повидала, думушек передумала и углядела, что у звёздных медалей две стороны и оборотная в тени той звезды сокрыта от людей. Что твои показатели, если они сшиты жилами, из людей вытянутыми? На моё разумение – что людям любо, то и Богу угодно. Покой душе человеческой душе нужен, а мы всё колготимся, колготимся, а придёт белоголовая пора, оглянемся назад - и что? Показатели твои углядим? Как тогда была беспортошна, так и сейчас срам одной юбкой прикрыт. Только тогда душа в спокое была, а сейчас на части рвётся, глядючи на вас грамотеев.
– Значит ты, Матрёнушка о царской кабале тоскуешь?
– Всяко правительство от Бога, знать, лучшего не заслужили,
поэтому себя исправлять надо, а не иудствовать.
– По-твоему Сталин - Иуда?
– Нет, доля ему выпала в логове иудином крест нести. Под страхом возмездия, бороться с теми, которые углядели врагов народа во мне, да в убогих, которые горбились с рождения за краюшечку. Упокой, Господи, их души…
Воцарилось неловкое раздумье…
– Я отчёты не пишу. Молча несу всё, что Бог на душу положит. Служу Богу, молюсь за мир грешный.
– Не Богу ты служишь, а людям. Пластаешься, не жалея себя.
– Это и есть Божье дело, если с любовью сполняется.
– Да-а-а, нагородили мы городьбу. Давайте на посошок помянем тех, кто не с нами, да пора за дела браться – солнце к зениту тянет.
Светка с печи, смотрела на зарёванные лица, слушала, как срывались слова: «Сталин умер! Отец родной!» Через годы докопается, почему убивались люди о вожде, при котором сорваны были с родовых гнездовий и сосланы в Сибирь. Раскулачены и лишены того, что приобреталось кровавыми мозолями. При котором телами их мужей отгремевшая война покрыла поля. Сталина уважал и боялся весь капиталистический мир, поэтому его все считали надёжной опорой и боялись, что из-за перестановок в правительстве может начаться новая война. И она началась. Безжалостная духовная война. Все поставлены перед выбором. От каждого в отдельности зависит: быть России, иль не быть...