Отреченец
Год 1955.
Уткнувшись в колени деда, Светка после беспокойной ночи крепко спала, а Федосей, витая в воспоминаниях, машинально гладил её по голове. Голос Елены, слегка коснувшись сознания, проникал всё глубже, глубже, спугнул воспоминания и Федосей, наконец, услышал её.
- Ты что - совсем оглох? Кричу-кричу, а он как мёртвый.
Федосей обернулся и приложил палец к губам. Жена стояла у заплота:
- Гости у нас. Сворачивай удочки…
Дед взял спящую внучку отнёс на полати, обнялся с братом и шёпотом пригласил во двор.
- Ну, здравствуй, братуха, какими ветрами к нашим пенатам?
- По делам был на Сизой, завернул. Закусить-то есть чего? Я с бутылочкой.
- Найдём. Елена рыбы нажарила. Черемши со Светкой принесли.
Они присели к столу, на который Елена поставила тарелку с ломтями хлеба, и ушла в дом за остальным провиантом.
Выпили, закусили и Феофан спросил:
- 10 лет, как война кончилась, правительство поменялось, а
ты всё молчишь - в могилу хочешь унести свою тайну?
Федосей понурился, помолчал, налил в стопки, поднял и пригласил выпить не чокаясь. Попросил Елену принести паспорт, альбом и отправляться к удочкам, которые оставил на берегу.
- Зачем тебе паспорт?
- Открой, посмотри.
- !!!!!!!
- Вот то-то и оно. Никакой я не Федосей Малафеевич, а отреченец Федосей Михайлович.
В 1934 году 23 ноября Бейский военкомат направил в Приморье, в Никольск-Уссурийский СВК. Добрался туда в декабре. Через год учёбы, не имея ни одного класса образования, уже сам преподавал. Хорошо, отец гонял к беглому попу: учил читать, писать, и считать. Пригодилось…
Федосей замолчал. Он впервые нарушал мертвенность молчания. В один миг в мыслях промелькнула жизнь энергичного, целеустремленного деревенского парня. Машинально взял бутылку, не замечая, что из переполненного стакана жидкость выливается через край. Феофан тронул руку, вернул в добрый майский вечер, к плеску енисейской волны.
- Попал служить в ОКДВА. В 26 Сталинскую дивизию. 76 стрелкового Карельского полка, которой командовал маршал Советского Союза Блюхер Василий Константинович, в 1 учебный батальон.
В ноябре 1935 года присвоили звание сержанта госбезопасности, назначили отделенным командиром первого учебного батальона 26 стрелковой дивизии.
В декабре 1936 года, когда прибыл новый набор, назначили младшим командиром взвода Полковой школы 76-го Стрелкового полка, чтобы обучал стрельбе новобранцев.
Тогда с каждого политзанятия уходили всё сумрачнее: начиная с 1936 года японские и маньчжурские силы совершили более 200 нарушений границы СССР у озера Хасан, 35 раз они вылились в крупные боевые столкновения. Было совершено 100 с лишним случаев нарушения границы по суше и 40 вторжений самолётов в воздушное пространство СССР. В Японском море участились нарушения японцами. На западе Гитлер готовился к войне с Европой. Предполагали, что Великобритания и США были заинтересованы в эскалации вооружённого конфликта между СССР и Японией на Дальнем Востоке, чтобы оттянуть войска с Западных границ.
Японию к войне против СССР эти страны поощряли поставкой стратегического сырья, товаров и горючего для военной промышленности Японии, которые не прекратились ни после начала японского наступления в Китае летом 1937 года, ни после начала боев у озера Хасан.
Поэтому, в октябре1937 года, меня, как толкового командира отправили на курсы младших лейтенантов…
Федосей замолчал, неспеша набил трубку, закурил, а Феофан
вставил:
- А мы учились, работали, мечтали и не подозревали какая беда
нависла над Родиной.
- Мне тогда оставалось меньше года до конца срочной службы. Никогда не забуду то роковое число:13 февраля 1938 года, когда присвоили звание младшего лейтенанта. После торжественного построения, на котором генерал-майор объявил постановление Министерства Обороны о присвоении первого офицерского звания, меня вызвал подполковник курсов Тавхутдинов.
- Товарищ подполковник, младший лейтенант Федосей Иванов прибыл по Вашему приказанию.
- Проходите, Федосей Малафеевич, присаживайтесь разговор будет долгим.
- Ты знаешь, Фаня, растерялся я, хотел ответить, что лучше постою, потому что за столом сидели генерал-майор, подполковники, полковники – от звёзд на погонах в глазах рябило, но не посмел, присел на краешек стула.
- Федосей Малафеевич, за время службы Вы показали себя дисциплинированным, волевым, энергичным бойцом и младшим командиром. Политически развиты, много работаете над повышением военных и специальных знаний. Хороший методист стрелкового дела. Быстро ориентируетесь в обстановке, решения принимаете правильные. Боретесь за укрепление советской воинской дисциплины среди личного состава. Пользуетесь деловым и политическим авторитетом среди подчинённого личного состава и офицерского состава батальона. Поддерживаете связь с партийно-комсомольской организацией. Правильно нацеливаете партийно-комсомольский актив на выполнение поставленных задач. Но одно дело проявлять качества достойные советского офицера под мирным небом и совсем другое, когда над головой свистят пули. Через 9 месяцев заканчивается срок службы, вы можете уехать в родную деревню и заниматься мирным трудом, но вам известны сложная политическая обстановка и потребность Родины в толковых офицерах. Вы один из немногих, кому предлагаем делать офицерскую карьеру в рядах РККА. Подумайте дня три, потом направим для обретения опыта в боевой обстановке на озере Хасан. И ещё. Подумайте о том, что ваши, секретные рапорты, пойдут в главную ставку товарища Сталина, поэтому нас смущает ваше отчество. Можете взять любое на букву М и пока свободны. Через три дня ждём рапорт об отправке на Хасан, или на сверхсрочную...
- Давай не чокаясь…
- Вот оно как, - задумчиво произнёс Феофан.
- Не помню, как вышел, забрёл в кустарник у забора. В роту вернулся к вечеру. Надо было или отречься от отца, или возвратиться крутить хвосты лошадям. Болела душа, помню, как отца подкосила Марфина свадьба убёгом, как его проклятие ломало жизнь семьи. Для меня высокая честь продолжить офицерскую династию рода, но без благословения, да ещё под проклятием…
Знал, что отречение не одобрила бы матушка и душу отца в небесных обителях лишал покоя.
Представлял, как в офицерской форме от девчат не было бы отбоя. Эх! Жизнь под благословением провела бы через войны, и деток бы ростил, а так…
Он махнул рукой и потянулся за бутылкой.
- Переступил нравственные угрызения совести, выбрал карьеру военного. Месил грязь на озере Хасан во главе разведроты. Много пыли подняли вокруг той срамной компании, а моё личное мнение: кто-то прилежно сокращал численность бойцов РККА накануне страшной войны, где тоже много сражений не умением, а числом и количеством пролитой крови.
- Чего мелешь, садовая голова?
- Не забывай, я служил в разведке. Думаешь случайно и в 37, и в 38 годах лучших офицеров репрессировали? Тех, которые готовы были защищать не только мать, подарившую жизнь, но и землю матушку-кормилицу, и Родину-мать, и Мати Богородицу – Заступницу Пречистую. Много трогательных встреч подарили военные дороги. Иным беспризорникам, которые в 15 лет уходили на флот юнгами, чтобы не умереть с голода, и добивались высоких воинских званий, готов в ноги поклониться. Не подчистил бы Сталин накануне войны генералитет от гнилодушных, уж давно были бы рабами.
- Палку-то не перегибай, - возмутился Феофан.
- Я за палку ещё не брался! Ты службу в окопе провёл с простым народом, у которого души, как родники, а я если и упомяну какую боевую операцию, то без подробностей, чтоб тебя не смущать. Многое забылось бы давно, да вопиет кровь невинно пролитая и часто не по простым просчётам командиров. Вся душа истомилась от воплей тех неумолкаемых, вот и хочется упиться, крушить всё, что под руку попадётся, чтоб заглушить боль нестерпимую.
Феофан достал из рюкзака вторую бутылку, похлопал брата по руке:
- Ну-ну, не гневайся. Выговоришься, легче станет. Давай, братка, трубками обменяемся. Будем прилагаться, словно воздушный поцелуй будем посылать друг другу?
Отвлёкся Федосей, успокоился и продолжил:
- Вернулся Хасанской компании в подразделение. Получил благодарность от командования. Перед отправкой в Совгавань, усадили в архив, для изучения разведданных от японских лазутчиков. В ноябре прибыл в воинскую часть 9245. Только подписали приказ о зачислении командиром стрелкового взвода 365-го батальона морской пехоты СТОФ, поступило распоряжение из ставки об отправке нашего подразделения в Красноярск, где формировали 119 стрелковую дивизию для Финской войны. Много стянули войск и бронетехники для укрепления позиций Ленинграда. Сталин пытался договориться с финнами об аренде Кольского полуострова, чтобы разместить там военные базы, но, Финляндия заключила тайное соглашение с Германией, надеясь присоединить прилегающие плодородные советские земли.
Кто устроил инцидент с расстрелом русских пограничников так и не выяснили, только РККА потеряла в той войне 88 тысяч солдат и больше половины боевой техники. А военные базы, которые разместили на Кольском полуострове, Ленинграду не помогли. Финляндия разрешила немцам пройти по своей территории для блокады Ленинграда, и все укрепрайоны стёрли с земли.
Если на Хасане барахтались в грязи, то там тонули в сугробах. Армия финнов была меньше, но партизанская тактика позволяла потери нести меньше, а молниеносными, неожиданными атаками парализовать движение нашей техники на дорогах, заваленых снегом.
Федосей, поднялся, шуганул курицу, которая разгребала грядку с луком, потом продолжил исповедь, о бездне душевных мук.
- Не было бы счастья, да несчастье помогло. В марте нас вернули к месту службы. Не посрамились и здесь сибиряки дальневосточники: писали о нас в газете военкоры. Бережно хранил заметку, пока не ликвидировали, когда в полосатую робу облачали. В Ленинграде с Акиндином встретились. В одной теплушке ехали до Красноярска, наговорились от души. Перед Финской мужиков на переподготовку брали: одних раньше, других позже и они помесили карельские снега. Мы с Акиндином были не разлей вода, и оба – оторви, да выбрось. Припомнили и кулачные бои, и таёжный промысел, и рыбалки, и как ездили на прополку в поля! У него уже пацан ходить начал. Жил в Ачурах. А у меня с женитьбой не получалось - служба. Сообщил ему, что военную династию отца и дядьки продолжил, где простор для силушки богатырской.
- В Красноярске расстались. Трепетало сердечушко от близости родной деревни, да в теплушку надо…
Вернулся в батальон, который базировался в окрестностях Совгавани, поставили командовать стрелковой ротой разведчиков в батальоне Тавхутдинова. Когда началась война, писал рапорт об отправке на фронт – отказали. Во флот брали парней бравых - кровь играла, нужна была моя командирская жилка, перенятая от отца. Так и служил до начала войны с японцами. Построения, учения, патрулирование побережья, задержание японских нарушителей, траление мин. Дожили до Победы на Западе, а под боком оккупированный Сахалин.
К столу подошла жена. Федосей замолчал и вопросительно посмотрел на неё.
- Клёв закончился.
- Ты, Еленушка, сходи на хутор, покалякай – разговор не для бабьих ушей.
Жена, обиделась, хлопнула калиткой, ушла, Федосей продолжил:
- 15 августа вечером, десант, из сторожевого корабля, нескольких морских охотников, 20 торпедных катеров, транспорта, 5 тральщиков, с двумя тысячами стрелков морской пехоты, под командованием подполковника Тавхутдинова, вышел из Совгавани.
Дождь и плохая видимость сыграли на руку. В пять часов утра16 августа наши с Егоровым разведроты первыми высадились на причале Торо и на песчаной отмели, чтобы взять порт в кольцо. Когда всё зачистили, прибежал взвод японцев из 37 человек. Мы их ликвидировали, и моя рота двинулась к Торо, а Егоров к посёлку Нюхаку. В это время высадился второй десантный отряд. К нам присоединился отряд старшего лейтената Болина. После упорного трёхчасового боя, при огневой поддержке корабельной артиллерии и авиации, 47 японцев были убиты, 22 человека десантники взяли в плен, остальные отошли в направлении Тайхэя и на северо-восток от Торо. К 20 часам мы вышли на северную окраину города Яма-Сигай. В тот день японцам удалось сбить истребитель Як-9 - последнюю боевую потерю в этой страшной войне.
17 августа наши десанты при поддержке авиации овладели городом Яма-Сигай и приблизились к порту Эсутору, где в 5.00 соединились с 22-й отдельной пулеметной ротой, высаженной с торпедных катеров. Парни из группы рассказывали, что когда вышли к устью реки Эсутору, их заметили японские дозорные. Около сотни ополченцев, вооруженных охотничьими ружьями и саблями, бросились через болото в атаку. Моряки открыли огонь из автоматов. Незнакомые с этим оружием «гражданские» японцы решили, что их обстреливают из пулеметов и повернули обратно.
Знаешь, Фаня, то ли им приказ был живыми в плен не сдаваться, то ли боялись, но многие делали харакири. Считалось, что так сохраняли честь семьи. Медсестры из больницы Тайхэй приняли снотворное, уселись умирать под деревом. Дозы оказались малы, и старшая медсестра скальпелем перерезала им вены. Вокруг Эсутору более двухсот японцев покончили самоубийством. В голове не укладывается эта бессмысленность. Наши сражались до последнего, а умирая, хоть одного врага тащили с собой. Взрывались гранатами среди врагов, направляли самолёты во вражеские колонны.
Среди японских ополченцев было много женщин и детей с острыми бамбуковыми палками. Поэтому рота наших автоматчиков не выполнила приказ Тавхутдинова – не перекрыла проселочные дороги, и последние вооруженные японцы беспрепятственно ушли по распадку.
Комбаты Тавхутдинов и Гадзиев решили Эсутору атаковать на рассвете. Морская пехота – с берега канала Масурао, а наш стрелковый батальон – с фланга, в направлении бумажной фабрики. Была запланирована и авиаподготовка, но туман в Совгавани задержал вылет авиации. Ночью мы выяснили обстановку в районе бумажной фабрики, где было светло как днем. Там полыхали гигантские штабеля бумаги.
В 07:00, после артобстрела, Тавхутдинов бросил десант на штурм практически пустого города. Эсутору горел. Бойцы задыхались от дыма, некоторые двигались по-пластунски. Мы форсировали канал Масурао. Там погиб краснофлотец Батурин: он первым бросился на мост, был ранен, но добежал до середины моста, где снова ранили смертельно. Пулемет засекли и уничтожили. 25 августа японские части, расположенные на Южном Сахалине капитулировали и он стал советским.
Наш 365-й отдельный батальон морской пехоты преобразовали в Гвардейский. Меня представили к правительственной награде медалью «За боевые заслуги» и присвоили звание гвардии старшего лейтенанта. Для кого-то война закончилась и они отправились в объятия родных. Кто-то дослуживал, ждал, пока подрастёт новое поколения для набора в армию. Думал, дадут мне отпуск, чтобы съездить на родину. Валентина и чемоданы собрала, но моя победная головушка покатилась к пропасти… Может, хватит? Давай наливай…
Но Феофан возразил:
- Когда ещё уединённо побеседуем? Написал «Азъ», пиши «Боги».
Федосей, помолчал, вспоминая последние тропы военной карьеры, набил трубку и продолжил:
- На политзанятии доложили о положении в освобождённой Северной Корее, которая много лет была колонией Японии. Японцы из 1000 предприятий, оставили 15, остальные разрушили, когда отступали. Земля – в руках японских и корейских кулаков, которые нещадно эксплуатировали народ. Армии нет: мужчин или отправляли в Японию на заводы, или из них формировали отряды, которые воевали в составе Квантунской армии. Компартия находилась в Сеуле и группы северокорейских коммунистов подчинялись ей, поэтому сформировать правительство было нелегко. Отсутствие переводчиков осложняло работу военных офицеров, хороших специалистов, но плохо ориентированных в политике.
Поэтому я снова предстал перед отцами командирами, получил предписание в составе корейских военнослужащих, воевавших в советской армии, отправляться в Корею с миротворческой миссией. Нас отправили во Владивосток, где переформировывали армии для отправки в Северную Корею.
В январе нас встречал сам Ким Ир Сен. С каждым здоровался за руку. Тогда речь о создании армии не велась, во избежание конфликтов с американцами, поэтому обучали бойцов под прикрытием создания сторожевых отрядов для охраны портов, правительства и промышленных предприятий.
Народ относился к нам хорошо, а кулаки были против национализации, поэтому провокаций было много. Проход через границу был свободным, южнокорейские террористы проникали на территорию и после диверсий безнаказанно пересекали 38-ю параллель. Поэтому наша рота наряду с обучением, заступала на дежурства по охране порта, предприятий, которые восстанавливали. Охраняли мы и митинг первого марта, когда на Ким Ир Сена, было совершено покушение.
В тот злосчастный день мы охраняли пакгауз. Ночь тёмная, ненастная, но мы заметили группу людей, которая двигалась к проходной. Сообщили в комендатуру. Несколько раз посветили фонарём в надежде на отклик - не последовало. Сделали выстрел в воздух - никакой реакции, тогда я применил автоматную очередь. Ответными выстрелами мне ранили руку. Прибыло подразделение из комендатуры. Меня под белы рученьки увезли выяснять подробности, потом арестовали, обвинили в превышении служебных полномочий и отправили на Вторую речку во Владивостоке на пересыльный пункт. Я верил, что разберутся и написал апелляцию, хоть не думаю, что она сыграла роль в моей судьбе. Мои подчинённые с Ким Ир Сеном написали прошение товарищу Калинину. Пока послевоенными дорогами с бюрократической волокитой пришёл оправдательный приговор, отмотал я под следствием больше двух лет. Сошёл бы с ума, если бы не охранник.
Он строился, ему нужны были наличники, а я сболтнул, что у отца перенял мастерство краснодеревщика. В свою смену он отводил меня в служебку, и там я коротал время за любимым делом.
- Деда я поспала. Мы пойдём на рыбалку? – на пороге дома стояла заспанная внучка.
- Нет, Светочка, не пойдём, сегодня у нас гости. Ты принеси-ка мне опасную бритву, которая лежит на окне и сходи за бабой Леной на хутор.
Феофан удивлённо вскинул брови.
Когда девочка ушла, Федосей засучил рукав рубахи на правой руке и обратился к брату:
- Дай-ка руку…
Федосей приложил её к шраму на предплечье, и Феофан под пальцами ощутил шишку.
- Это пуля – моя попутчица из Кореи. После ареста мне просто забинтовали рану, так и сросся я с той тёмной ноченькой. Разбередил ты мне душу. Уйдёшь, опять надо будет боль выплеснуть, но уже не хочется крушить. Ты вырежь мне эту памятку и Светку с собой забери, тогда мне проще будет успокоиться. Вон охотничий нож лежит, давай я закушу ручку, а ты резани.
- Кончай нести околесицу. Сходи в больницу, там удалят.
- Что, кишка тонка, тогда смотри…
Федосей резко взмахнул опасной бритвой. Кровь хлестнула струёй на стол, одежду. Засунул пальцы в рану, извлёк оттуда пулю от американского кольта М1911 и велел брату перетянуть руку полотенцем. Всё произошло в считанные мгновенья. Феофан не мог оправиться от шока, а Федосей время от времени скрипел зубами. Когда выпили, Федосей виновато произнёс:
- Видишь указательный палец скрюченный из-за пули, когда спрашивают почему, то смеюсь, что всю войну, даже спал не спуская пальца с курка, вот он и загнулся…
После освобождения, в военном трибунале выдали паспорт, военный билет. В военкомате написал рапорт об увольнении из армии. Отправили в запас в звании гвардии старшего лейтенанта и через неделю велели прийти за наградой. Душила нестерпимая обида, но даже напиться не за что. Плюнул – не пошёл, так и ищет меня по свету моя серебряная медаль. Найдёт ли?
Первые дни кантовался у охранника в срубе, помогал со строительством. Потом он устроил меня грузчиком в порт: домой надо добираться, а денег нет. Вот потому и вернулся только в 1950 году. В 34-м, когда уходил в армию, Светкину мать качал в колыбели, а вернулся внучка родилась.
- Давай, выпьем – душа горит. Десять лет горит…