Уезжайте,
мы вас не осудим:
каждый ищет, чтоб было теплей.
Но становятся разными судьбы
у страны и ее сыновей.
Приобщенье – великая сила.
Со страною – на жизнь и на смерть.
В ваших душах ее не хватило –
всё плохое осилить суметь.
Пережить недостатки и беды,
боль в душе от врагов затая,
чтоб на празднике дальней победы
мог с другими сказать: тут и я…
Уезжайте!
Конечно, вы правы:
недовольство не стоит скрывать.
Пограничные наши заставы
вас пропустят, увидев едва.
Слишком мало смогли вы добиться:
визу выправив, взяли билет.
Всё равно: от себя вам не скрыться…
Права выбора родины нет!
Русским запахом будущность пахнет.
Всё с рождения предрешено.
Юг хорош. Но березка там чахнет.
Есть отечество только одно.
Новый мир предоставит удобства,
ваши судьбы и души дробя.
Но полынного вкуса сиротство
каждой клеткой проявит себя.
Повидаете лица другие.
Дни иные придут в ваши сны.
Всё равно!
Есть болезнь. Ностальгия.
Ею русские заражены.
Вам утехи мирские открыты.
Деньги есть. Подавай только знак.
Но не хлебом единым лишь сыты.
Глаз захочет простой березняк.
Он захочет извивы речушек
в обрамленье ракит и лугов,
силуэты безвестных церквушек –
караульных далеких веков.
Вам
среди европейских величий,
посреди азиатских дворцов,
вдруг почудится песня синичья
в тишине подмосковных лесов.
Там, на солнце погреться отпущен,
развевается, жаром горя,
на обдутой ветрами опушке
черно-красный наряд снегиря.
В зарубежье расчетливом, шумном,
в океане холодных людей,
вдруг захочется слышать безумно,
чтобы курский хлестал соловей,
чтобы кто-то играл на тальянке,
пёк картошку в горячей золе.
Вот и Кремль: чудо рук итальянских,
но стоит ведь на русской земле…
К вам
среди нескончаемых линий
автострад,
по разбросанным дням,
вдруг забытое к сердцу прихлынет,
подберется без спроса к глазам:
изумрудность калужских ополий,
пруд Алёнушки, снежность ветвей;
и знакомый до плача, до боли,
вид саврасовских в гнездах грачей.
Есть отеческий край. Независим
От вождей. От царей. От молвы.
Там остатки берестяных писем
ждут раскопок на склонах Псковы
Край, что был до варяжского гостя.
Край языческих капищ и чувств.
Не Союз. Не Россия. А просто
начинавшая Киевом Русь.
Край, где Пушкин, Толстой и Тургенев…
Где Чайковский сердца потрясал;
где князь Курбский (герой иль изменник?)
несогласные письма писал.
По какому же мутному следу
вы пошли, путь неверный держа,
от земель тех, где отич и дедич
под славянским курганом лежат.
Над раздольем рязанской равнины,
над проселками тульской земли:
-ШАПКИ НАЗЕМЬ!-
глядите, как клином
вольно в небе летят журавли.
-ШАПКИ НАЗЕМЬ!-
какая-то сила
выжимает вдруг слезы из глаз.
Это в память приходит Россия,
край, который далёко сейчас…
Запах родины горек и сладок.
Дай нам бог, как подступит к нам смерть,
напоследок слабеющим взглядом
на просторы Руси посмотреть.
Поглядеть через дверь иль в оконце,
или даже сквозь щели замка,
как под вечными всплесками солнца,
тень бросая, плывут облака.
Мир высоких домов и покосов,
мир, что нежен бывает и груб;
где в тени, на притихшем погосте,
мы находим последний приют.
Даже черное горе приемля,
даже с бедами тесно сойдясь,
я люблю эту трудную землю,
край, который меня в детстве спас.
Не уйдя и его не отринув,
не согнув раболепно спины,
принимаю и грозы, и ливни –
очищающий запах весны!