Виртуозу слога (И. Бродскому)
Чтоб не прожить свой век убого,
Твой слог превозношу я в степень Бога.
Язык – Твой Бог,
Язык – мой Бог,
Навек. И уж без некролога
Длину строфы в длинноту жизни превратив,
Ты невозможность мира осязаешь
Как первозданной Сути лейтмотив.
И созидая дар свой искрометный,
Жонглируешь фонемами шурша,
Как Властелин литот, эпитетов двубортных,
Просодией неистово дыша,
Паришь над Царствием совка,
Как свет лампады мотылька,
Неугасимо противление,
Тоской приправлено слегка,
Но чья- то легкая рука
Вершит святое Провидение,
Где каждый стих как откровение,
Пророка вечных осмыслений,
Противоречий и смещений
Хранит бессмертия река.
«Нам будут долго предлагать не прогадать:
«Ах, - скажут, - что Вы! Вы еще не жили!
Вам надо только – только начинать!..» -
Ну а потом предложат: или – или…»
В. Высоцкий
Возвращение (75-летию И. Бродского)
В огромном городе уставших фонарей,
Дороги вьются серой гладкой лентой,
Приходит ночь, и мачты кораблей
Стремятся в облака, на постаментах
Фигуры, как немые знатоки
Истории, что пишется украдкой,
Архитектура помнит власть стихии
И профиль ленинградского ландшафта.
С поэтом уж не встретится, увы,
Нам не хватило времени и такта,
Проспект уснул. Увяли все цветы
Решеток кованых, в начале марта.
И вдоль мостов, что обнимал канал,
Лишь эхо от ботинок парусинных.
Он все сказал. Наверное, не знал,
Что не вернется к лампе керосинной,
В просторный этот город никогда,
Сменив страну и континент до срока,
Все также будет шумно течь вода
Средь Невского бурлящего потока.
Но станет горд, за то, что он здесь жил,
Любой благополучный современник,
Как он страдал, дышал. Писал, любил,
Прочтет в стихах унылый соплеменник.
И что-то большее проснется в нем,
И оживет прозрачно- зрелой сутью,
Как будто исчисляет метроном,
Духовности шкалу блестящей ртутью.
Глаголы гения повсюду возведут
В незыблемые слова аксиомы,
И почести со славой воздадут
Открыв литературные приемы.
Вновь зазвучит поэзии фальцет,
Как времени спасительная скрипка,
Давая исключительный ответ,
Что в мире бренно все и зыбко.
Он смотрит сквозь стальные небеса,
На гладь Невы и Петербург туманный,
И наполняются надеждой паруса,
Чрез благовест России покаянной.
И теперь в этот день в суете законной столицы,
От подземного дна выводя перископ наружу,
Я, такие, бывает, в окулярах встречаю лица,
И тебя, надеюсь, когда-нибудь я увижу.»
Е. Рейн
Литейный проспект, 23
Наступил год памяти юбилейный,
Петербург овеян тихой прохладой,
И парит под небом проспект Литейный
Неизменною канонадой.
Заиграет флейта мотив старинный,
Сладкозвучной небесной трелью,
Осень оказалась немыслимо длинной,
И карминовой акварелью,
Вновь рисует узоры витой листопад,
На проспектах города, невесомо,
Не вернется юность уже назад,
Сквозь фасады старого дома.
Золотыми монетами листья звенят,
Пахнет свежестью и лавандой,
Каждый памятью жизни своей распят,
Посреди опустевшей веранды.
Верным псом ожидает немой фронтон.
Но опять по ночам не спится,
День надевает короткий блузон,
Время длится, канал струится.
Час, и снова мосты разводят,
И былая нежность в туман уходит,
Лев косматый с прохожих свой глаз не сводит,
И величественна Нева.
Не найти для поэта убедительные слова,
Смысла нет забывать никакого,
Начинается новая жизни глава,
В ней звучит, не спеша босса-нова.
В Павловском парке вечно лежит зима,
Падает занавес, кончена синема...»
Е.Рейн
Поэту
Петербург всегда укрыт облаками и туманом,
Профиль города размыт, и порой бывает странно,
Что сияет ночь как день, только изредка, спонтанно,
Зажигается звезда в перспективе Ориона.
Он вернется вновь сюда, к сырости немых каналов,
На мосту застынет лев, переводчиком сигналов,
Кораблей неясный гул снизойдет. Уже немало
Лет прошло, с тех пор как жизнь увела его с вокзала.
Впрочем, он живет давно из Москвы сбегая в Питер,
От себя и от толпы, сквозняков, судьбы, наитий,
Все спешит за горизонт, в череду других событий,
Совершая длинный путь в иерархии открытий.
И Флоренция, и Крит распахнут свои объятия,
Часто на чужбине зрит человек на важность платья,
Но роднее всех дорог сердцу милое занятие,
И бумага, и перо, словно божие распятие.
2015