В марте осень привычно не кажется дальше,
чем в июле и августе, эта загадка
разрешается возрастом, жизнь суррогатна,
словно скачущий с веточкой птичий идальго
в двух шагах от почти невесомого счастья,
когда руки, как реки, и скованны льдами,
и трещат, покрываясь узоров следами,
перед тем как разлиться на всех безучастных
неприкаянной нежностью, талою болью,
ослепительной радостью позднего света,
в марте прячется осень, как Елисавета
в бесконечных пустынях за пазухой Бога.