В довоенном Ленинграде,
Под сентябрьский урожай,
Девяносто девять братьев,
Все Бестужевы, сложа
На столы закуску с водкой,
Поднимали без конца
Девяносто девять стопок
За рождённого мальца.
Наречён он был Владимир,
Детство - в сполыхах войны,
Где с лихвой лишь тьма полыни,
Белены, да резеды,
Ну, а хлеба или масла,
Как грошей у бедняка...
Было голодно и страшно,
И сквозило у виска.
Слава Богу, Афанасьев
В лихолетья выжил сын,
Девяносто девять братьев
Сберегали, как один.
После в мирном бледном солнце
Он шагал через дворы,
Сквозь бараки и колодцы,
Сквозь вокзалы, пустыри,
Сквозь хвалу и нареканья,
Через радость, через злость
К своему шагал призванью,
Что с ним вместе родилось.
И дошёл до режиссуры
Столь доступной и простой,
Будоражащей натуры,
Отнимающей покой,
Отрезвляющей сознанье,
Просвятляющей умы...
Это точно по призванью
И велению судьбы.
А потом открыл театр,
А за жизнь, открыл их пять!
Сколько ж надобно таланта,
Чтобы столько создавать?!
Сколько буйства, сколько страсти,
Неуёмности и сил,
И нередко сквозь напасти
Тех, кто "свыше" не пустил.
Но он был везуч и счастлив -
Столь спектаклей встали в строй!
И про тех родимых братьев
Он спектакль поставил свой.
А потом к любой премьере
В зал, где восемьдесят мест,
Девяносто девять смело
Шли и было где присесть.
Так восторги и объятья
От спектакля не сдержа,
Девяносто девять братьев,
Все Бестужевы, сложа
На столы закуску с водкой,
Поднимали без конца
Девяносто девять стопок,
Расставаясь у крыльца.
Закурив в дверном проёме,
Улыбался режиссёр,
И вздремнув немного дома,
Утром вновь в театр шёл.
Сердце жгло не остывая,
Лишь с годами седины
Добавляло и до края
Шестьдесят седьмой весны
Довело его и в марте
Замолчало насовсем.
Девяносто девять братьев
Опустили взгляды в снег.
За отдачу и работу,
За горение и бег
Для Бестужевых он сотым
Братом стал давно навек.
И на кладбище Смоленском,
Как о пройденном исход,
Надпись высечена веско:
Он - театра Дон Кихот.
3 апреля 2021 года