Русские императоры - ч. 21 Иоанн У1

Евгения Грекова 2
               

                По мотивам  романов:

  Казимира Феликсовича  Валишевского   «Первые Романовы»; (1849 -1935);
  «Последний Рюрикович»  Валерия Елманова  (25 июля 1962…..);
  «Русские цари» – Борис  Иванович  Антонов, (01.09.1941……);   
  «Тишайший» - Владислав   Анатольевич Бахревский  (15.08.1936…..);
  «Сказание о спасении от поляков Михаила Фёдоровича Романова» - авто
  Виноградов Николай Николаевич   (1876 - 1938);
  «Правда о Сусанине» - Алексей   Данилович   Домнинский  (1794-1870);
  «Иван   Грозный»  Костылёв  Валентин  Иванович  (1884-1950)
  «Колос  мечты» - Георге Мадан (16 августа 1938…)
  «Княжна Мария Кантемирова» - Майков Леонид Николаевич (1839-1900)
  «Ледяной дом» - Лажечников Иван Иванович (25.09.1792 – 07.07.1869)
  «Анна Леопольдовна. Наказанная добродетель» - Лев Иосифович Бердников(1956..)   
  «Анна Леопольдовна» - Игорь Владимирович Курукин  (р. 28.1953...
  "Мирович" - Григорий Петрович Данилевский (1829-1885)

                Часть 21
                Версия
                Император Иоанн У1.
             Василий  Яковлевич Мирович.

                «Счастлив, кто посетил сей мир               
                В его минуты роковые -
                Его призвали всеблагие
                Как собеседника на пир»       
                (Фёдор Иванович Тютчев, 1803-1873)

«Ад полон добрыми намерениями и желаниями».
      Джордж Герберт, 17 век.
          Русский вариант:
 «Благими намерениями  вымощена дорога в ад»...
                … «Если в какой-то момент вы почувствуете себя неудачником, советуем обратиться
к русской   истории и почитать о жизни поистине самого несчастного человека на Земле — императора Ивана Антоновича. История его жизни настолько беспросветна и трагична, что собственные невзгоды, в сравнении с ней, покажутся вам не такими уж большими»…


Иван VI Иоанн Антонович  (12.08.1740, Санкт-Петербург — 5.06.1764, Шлиссельбург) — российский император из Брауншвейгской ветви династии Романовых. Царствовал с октября 1740 по ноябрь 1741 года. Правнук Ивана V.
     Формально царствовал первый год своей жизни при регентстве: (в течение  34 дней)- Бирона, фаворита  почившей  императрицы Анны Иоанновны;  а затем с 9 ноября 1740 года – от его имени правила его  мать,  Анна Леопольдовна.  Но уже   в ночь на 25 ноября 1741 года император-младенец был свергнут с престола дочерью Петра1, Елизаветой Петровной, в результате очередного дворцового переворота.
     Изначально, после захвата власти, Елизавета Петровна планировала отпустить, теперь уже бывшую императорскую семью,          на родину. Их даже отправили в Ригу, планируя быстро довезти до Митавы под конвоем генерал-аншефа Василия Салтыкова, а после — отпустить.
     Разнились лишь варианты того, как их повезут: то ли под покровом ночи, проезжая все возможные города на максимально возможной скорости и останавливаясь в полях, то ли устроить  всё так, что отречение было "по собственной воле". В последнем случае семья должна была останавливаться чуть ли не в каждом селе и подолгу прощаться. А Елизавета тем временем могла успеть определиться с дальнейшей судьбой семейства.
     Но в 1742 году в Петербурге раскрыли заговор прапорщика Преображенского полка Петра Ивашкина. Он хотел убить Елизавету Петровну, а на трон  вернуть,  тогда уже годовалого мальчика. Ивашкин даже собрал 500 единомышленников и разработал детальный план: кто задержит охрану Зимнего, как снимут Елизавету, и кто её убьёт.
     "Настоящий император Иоанн Антонович, а Елизавету сделали наследницей за чарку вина", — говорил он. Дальнейшая судьба заговорщика печальна.
     Ещё один заговор зрел  со стороны  Лопухиных, которые были родственниками первой жены ПетраI.  Они  в переписке обсуждали, что Елизавета правит незаконно. Да и ведёт себя не как императрица: балы, ассамблеи, платья вместо политики. Дело получило огласку, когда нетрезвый Иван Лопухин стал говорить об этом на людях.
      Елизавета предположила, что такие заговоры будут возникать постоянно,  и есть риск, что однажды Иоанна Антоновича всё-таки возведут на престол. Да и  за границей семья Ульрихов вполне могла бы рассчитывать на поддержку сильных мира сего, поэтому было решено запретить им выезд в Митаву.
     В 1742 году Елизавета повелела вывезти Брауншвейгскую семью из Динамюнде в Ранненбург (ныне город Чаплыгин Липецкой области). Арестантов сначала по ошибке повезли в Оренбург — город, отстоящий на тысячи километров восточнее. По пути маршрут был уточнён,  и узников доставили в Ранненбург, где они прожили до конца августа 1744 года.
     В июне  1744 года Елизавета, которой не давали покоя мысли о свергнутом ею императоре, издала новый — жестокий и бесчеловечный — указ, требующий отнять у родителей четырёхлетнего экс-императора Ивана, переименовать его в Григория и отправить на север, в Соловецкий монастырь, где поселить его так, чтобы никто его не видел. 
     Более двух месяцев Брауншвейгское семейство везли к Белому морю по размытым дорогам. Когда добрались до Белого моря, навигация уже кончилась.  До Соловков Анне Леопольдовне и ее близким не удалось добраться из-за льдов, и их  оставили в городе  Холмогоры Архангельской губернии в бывшем архиерейском доме,  где маленького Ивана в августе этого же, 1744 года,  согласно указу Елизаветы, полностью изолировали от родителей. Его держали в том же архиерейском доме, что и родители, во  второй его половине, отделённой  глухой стеной помещений, где находилась  его семья.
     О том, что сын их находится практически рядом, никто из  членов семьи  не догадывался. Жалкое  убранство комнаты, состоящее из  стола, стула и кровати освещали слабо-мерцающие  свечи. Ему не разрешалось ни с кем общаться, он видел только угрюмого молчаливого слугу. 
     Содержание тайного узника было крайне скудным, его плохо кормили, а его одежда была ветхой. Во время болезни к нему было запрещено  вызывать врача.
     В 1748 году восьмилетний Иван Антонович очень серьёзно заболел — оспой и корью одновременно. Комендант тюрьмы спросил у императрицы, можно ли допустить к ребёнку врача. В этой просьбе Елизавета отказала. Однако, природа оказалась гуманнее царицы, и мальчик выжил.

     В начале 1756 года  сержанту лейб-кампании, Савину, предписано было тайно вывезти Иоанна из Холмогор и секретно доставить в крепость Шлиссельбург, а полковнику Вындомскому, главному приставу при брауншвейгской семье, дан был строгий указ:
"Оставшихся арестантов содержать по-прежнему, еще и строже и с прибавкой караула, чтобы не подать вида о вывозе арестанта; в кабинет наш,  и, по отправлении   арестанта,  рапортовать, что он под вашим караулом находится, как и прежде рапортовали».

     В январе 1756 года пятнадцатилетнего Ивана тайно вывезли  из Холмогор в Шлиссельбург, где юноша прожил в особо охраняемой казарме ещё восемь лет. За это время на троне  Елизавету Петровну (25.Х1.1741–25.ХП.1761) сменил  Пётр Ш (25.ХП.1761–06.07.1762), а затем Екатерина П(28.06.1762-06.11.1796). Однако, ни один  из правителей не знал, что делать с узником.  Иван не был ни идиотом, ни сумасшедшим, каким его пытались представить охранники,  и во что охотно хотели  верить те, кто был посвящён в тайну…
     Его стражники очень грубо обращались с ним, постоянно провоцировали его на срывы в поведении  и на совершение им экстраординарных поступков, а также часто морили его голодом и отказывали в медицинской помощи.  Потом потешались и сочиняли неграмотные и лживые рапорты о его неадекватном поведении. Особенно потешались они над истовой верой Православного Императора. Их забавляло именно то, что Иоанн, находящийся в нечеловеческих условиях, смирил себя, по-видимому, приняв подвиг юродства. Он мечтал о жизни в монастыре.
     Это был Маугли, с крайне деформированным и дефектным жизненным опытом из-за ужасных условий, в которых он находился все свои годы: живя в тесном помещении - камере с постоянно закрытыми окнами, без дневного света, при свечах, не имея часов, он не различая ни дня, ни ночи. «Он не умел ни читать, ни писать, одиночество сделало его задумчивым, мысли его не всегда были в порядке».
    Однако есть другая версия о том, что читать он умел,  у него была библия, которая скрашивала его жизнь, сделав его глубоко верующим человеком.  Кто научил его чтению, точно  не известно. Возможно, мать,  ведь до 4-х лет он жил  с семьёй. Однако из-за отсутствия живого человеческого общения в течение многих лет, Иоанн невнятно разговаривал, понять его  речь было очень сложно.

     В Шлиссельбурге тайна должна была охраняться не менее строго: сам комендант крепости, Иван Бередников, не должен был знать, кто содержится в ней под именем "неизвестного арестанта».  В официальных рапортах он именовался "безымянным колодником". Видеть Иоанна могли, и знали его имя, только три офицера охранявшей  его команды; им запрещено было говорить Иоанну, где он находится; в крепость без указа Тайной Канцелярии нельзя было впустить даже фельдмаршала.
     Охрана Иоанна Антоновича подчинялась непосредственно Канцелярии тайных розыскных дел, а после её упразднения в 1762 году - лично графу Никите  Ивановичу  Панину.
     С воцарением Петра Ш положение Иоанна не улучшилось, а скорее  изменилось к худшему, хотя и были толки о, якобы, намерении Петра освободить узника. Инструкция, данная начальником Канцелярии тайных розыскных дел, графом  Александром  Ивановичем  Шуваловым, главному приставу Иоанна, (князю Чурмантееву), предписывала, строжайше:
"Если арестант станет чинить какие непорядки или вам противности или же что станет говорить непристойное, то сажать тогда на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить по вашему рассмотрению палкой и плетью".
     В указе Петра Ш Чурмантееву от 1 января 1762 года повелевалось:
"Буде, сверх нашего чаяния, кто б отважился арестанта у вас отнять, в таком случае противиться сколь можно и арестанта живого в руки не давать".
     По восшествии на престол Петра Ш, в инструкции Екатерины П графу  Н.И. Панину, этот последний пункт был выражен еще яснее:
"Ежели, паче чаяния, случится, чтоб кто пришел с командой или один, хотя б то был и комендант или иной какой офицер, без именного,  за собственноручным его   Императорского  Величества  подписанием повеления,  или без письменного от меня приказа,  и захотел арестанта у вас взять, то оного никому не отдавать и почитать все то за подлог или неприятельскую руку. Буде же так оная сильна будет рука, что спастись не можно, то арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать".
     По некоторым сведениям, вслед за воцарением Екатерины, Бестужевым-Рюминым  составлен был план брака её с Иоанном. Действительно,  Екатерина в это время виделась с Иоанном, и, как сама признала позже в манифесте, нашла его поврежденным в уме. Сумасшедшим или, по крайней мере, легко теряющим душевное равновесие,  изображали Иоанна и рапорты приставленных к нему офицеров. Однако, Иоанн знал свое происхождение, несмотря на окружавшую его таинственность, и называл себя государем.
    
     Именно этой его осведомлённостью о своём происхождении, думается,  и объясняется желание стражников пенять на «неадекватное» поведение Иоанна VI, сочетавшее эпатажные поступки юродивого с глубиной и мудростью аскета. Впрочем, дать верную оценку такому поведению тюремщики не могли по причине своего дремучего невежества.

     Возникает естественный вопрос: «Если Иоанн Антонович был безумен, то зачем же было его так бдительно охранять? Если он был невменяем, то зачем было его убивать»? Дошедшие до нашего времени  исторические факты свидетельствуют о том, что Иоанн не был сумасшедшим в классическом понимании этого слова..

     Видимо, Петр Ш, а затем Екатерина П,  сильно удивились, когда во время своих  визитов в Шлиссельбург, вместо ожидаемого ими человека-«овоща», сломленного многолетним заточением, увидели, хоть и больного, но вполне разумного человека, хорошо понимавшего, кто он. Именно это, по-видимому,  и приблизило гибель экс-императора.
     Нет ничего тайного, что, со временем не становится явным. Так и тайна пребывания Иоанна в Шлиссельбурге,  случайно раскрылась, и это окончательно погубило его, став достоянием подпоручика Мировича, который периодически нёс охрану в крепости.   
     В ночь на 5 июля 1764 года, состоявший в гарнизоне этой крепости,  подпоручик Смоленского пехотного полка  Василий Яковлевич  Мирович (1739-1764) с небольшим отрядом предпринял попытку  вызволить Иоанна, и провозгласить его императором, но это ему  не удалась. Согласно имевшимся у охраны указаниям Екатерины П, во время этой попытки,  служащие охраны капитан Власьев и лейтенант Чекин убили несостоявшегося императора.

     (Есть предположение, что попытка Мировича была инсценирована  повелением  самой Екатерины П, с целью избавиться от  царственного узника). Похоронен он был там же, в крепости, однако,  конкретное место погребения,  его  до сих пор не известно.
                ===========================
          
     После смерти Анны Леопольдовны, Антон Ульрих  писал письма с просьбой  разрешить  обучить детей грамоте. Все письма оставались без ответа. Первое письмо от высочайших особ прислала в 1762 году Екатерина. Позже она даже предложила Антону Ульриху покинуть Холмогоры и отправиться домой. Но предложение распространялось только на него, а не на всех детей. Последние угрожали екатерининской власти: по завещанию Анны Иоанновны, любой из мальчиков  Брауншвейгской четы мог претендовать на престол в порядке старшинства. Как и любой нормальный отец, Антон Ульрих отказался оставить детей одних. К концу жизни  Антон ослеп, и скончался Холмогорах в 1774 году.
     А освободить детей Анны Леопольдовны и Антона Ульриха и разрешить им выезд  на родину, Екатерина П решилась только в 1780-м году, отправив их в Данию, по ходатайству двоюродной сестры Антона Ульриха, Юлии.
     Их переправляли на фрегате "Полярная звезда". Остались сведения, что  узники не выглядели счастливыми: они рыдали в голос, спрашивая, можно ли им всё же остаться в России, и целовали охранников на прощание.
     Тетка, которая ходатайствовала об их освобождении, даже ни разу не навестила родственников. На их содержание она присылала очень скромные дотации, а из русской казны  им выделялось по 8 тысяч рублей на каждого в год, до смерти  последнего из детей (принцессы Екатерины,той, которую в спешке уронили при совершении  дворцового переворота  в пользу Елизаветы Петровны, вследствие чего  девочка осталась полу-глухой и плохо говорящей до конца своей жизни). Умерла принцесса Екатерина в 1807 году.
     Оказавшись на свободе, узники,  которым  к тому моменту было  около  40 лет, умирли с разницей в несколько лет. Так, до XIX века дожила только младшая сестра Ивана VI, Екатерина. В 1803 году она прислала российскому императору Александру I письмо, в котором слёзно умоляла дать ей возможность вернуться в Россию и доживать свой век в монастыре. Была согласна даже на Холмогоры. Объясняла она это тем, что язык, на котором говорят в Дании, не вполне понимает, не говоря уже о порядках. Да и не привыкла она жить по-другому. Но письмо так и осталось без ответа.
      В правление Елизаветы Петровны и её ближайших преемников самое имя Иоанна подвергалось гонению: печати его царствования переделывались, монеты с его изображением изымались, все деловые бумаги с именем императора  Иоанна  предписано было собрать и выслать в сенат; манифесты, присяжные листы, церковные книги, формы поминовения особ Императорского  дома в церквах, проповеди и паспорта велено было сжечь, остальные дела хранить строго и, при справках с ними, не употреблять титула и имени Иоанна. Указом от 31.12.1741 года за хранение или  попытки использовать монеты с его именем, виновные подвергались аресту и суровому наказанию. Лишь высочайше утвержденный 19 августа 1762 года доклад Сената остановил дальнейшее истребление дел времени Иоанна. Доступ к документам об Иоанне Антоновиче был открыт в 60-е годы XIX века.
     Император Иоанн Антонович в некоторых исторических документах упоминается как Иоанн Ш, если отсчитывать от первого русского царя Ивана Грозного.  А если вести счёт от Ивана Калиты, что более распространено, то императора именуют Иваном VI.
                ========================

     Существует ещё одна версия причины, по которой Мирович решился на  столь дерзкий шаг, погубивший окончательно несостоявшегося императора, несчастного Иоанна. Она выглядит вполне реальной:
     Подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович, был обедневшим дворянином малороссийского происхождения, родители которого потеряли свои поместья из-за приверженности его деда, Фёдора Ивановича, и отца Якова Фёдоровича, гетману Украины Ивану Степановичу Мазепе, который во время северной войны в 1709 году перешёл на сторону Карла ХП.
     Дед Василия, переяславский полковник Фёдор Иванович Мирович, будучи  сторонником гетмана Ивана Степановича Мазепы, по его поручению вёл переговоры в Запорожской Сечи для склонения запорожцев к переходу на сторону шведов, в результате состоялся переход 8-тысячного отряда запорожцев кошевого атамана К. Гордиенко на сторону Карла ХП. После поражения Карла XП, Ф.И.Мирович бежал в Польшу. Отец Василия, Яков Мирович, ездил тайно в Польшу, за что был сослан в Сибирь, а фамильные имения конфискованы. Там, в Томске, Василий Мирович и родился в 1739 году.
     Обедневший потомок некогда богатых малороссийских дворян, Василий Яковлевич, находясь на русской службе, долго обивал пороги знатных петербургских земляков, умоляя помочь ему вернуть конфискованное  имущество, хлопоча не столько о себе, сколько о трёх своих сёстрах 20, 19 и 16 лет, которые влачили  жалкое существование, о чём неоднократно подавал прошение на имя императрицы Екатерины П, но тщетно. Однажды попал он на приём и к гетману Кириллу Разумовскому. Как показывал потом на допросе Мирович, гетман сказал ему: «Ты, молодой человек, сам себе прокладывай дорогу. Старайся подражать другим, старайся схватить Фортуну за чуб, и будешь таким же паном, как другие».
     Отчаявшись добиться желаемого законным путем, Мирович стал  искать  иные способы поправить дела: то он мечтал о выгодной женитьбе, то пытался выиграть состояние в карты, но Фортуна ловко увертывалась от неудачливого бедного подпоручика.
     Осенью 1763 года Мирович случайно узнал тщательно хранимую тайну о том,  что в Шлиссельбурге, где он нёс службу со своими солдатами, томится несчастный  законный, насильственно отстранённый от власти император Иван Антонович – сын Антона-Ульриха Брауншвейгского и регентши Анны Леопольдовны.
     Этого было довольно, чтобы толкнуть его мысли в новом направлении: освободить Иоанна и помочь ему занять российский трон; тем самым стать нужным  ему человеком, обретя реальный шанс возвратить утраченное состояние родителей.  Всю зиму он обдумывал, каким образом можно было бы осуществить эту «затейку», и решил, что как только наступит его очередь нести караульную службу в Шлиссельбургской крепости, – а Смоленский полк периодически  выполнял и такую задачу, – он и осуществит немедленно свой замысел.
      План был плохо подготовлен, не продуман, - не учёл  подпоручик того  факта, что отстранение от власти   регентши Анны Леопольдовны и малютки-императора – это одно, а свержение Екатерины Второй, которая правила Россией уже два года,  (после насильственного отторжения  от власти её законного супруга Петра Ш), - это совсем другое.
     Кроме того он не знал, что даже если бы его намерения и осуществились, на престол возводить было бы некого: так как Иван Антонович, от строгого многолетнего заключения в одиночных казематах, превратился в человека, который был «не совсем в себе», плохо и невнятно говорил и не знал большинства реалий обыкновенной жизни. К тому же, Иоанн вовсе не стремился занимать трон, а хотел одного – доживать свой век в монастыре…
     Итак, роковой час приближался. 05 июля 1764 года подошёл черёд  В.Я. Мировича с командой из 45 человек (солдат и унтер-офицеров) для несения караульной службы в крепости и охраны узника.
     В крепости постоянно находилось три десятка солдат при коменданте Иване Бередникове и двух офицерах – Власьеве и Чекине. Мирович лишь в самые последние дни перед осуществлением задуманного им дела стал склонять солдат и капралов отряда на свою сторону, зачитывая им подложный манифест и суля богатства и почести наподобие тех, какие получили гвардейцы, приведшие к власти  Елизавету Петровну. Кроме того, он предложил принять участие в заговоре и капитану Власьеву, не зная, что именно Власьев, согласно секретной инструкции, должен был при попытке освобождения Ивана Антоновича, убить царственного арестанта.
     Власьев мнимо согласился,  и тут же сообщил о сделанном ему предложении Никите Ивановичу Панину. Мирович не знал и этого, но, почувствовав опасность, решился на немедленные действия. Ночью он собрал свою команду и отдал приказ ворваться в каземат к Ивану Антоновичу.
     Солдаты повиновались. Они арестовали коменданта и двинулись к каземату. Однако Власьев и Чекин, услышав выстрелы, немедленно исполнили инструкцию Екатерины П, и, когда Мирович проник в каземат, Иван Антонович был уже мертв. О подробностях того, каким образом был он убит, свидетельств не сохранилось.
     Так закончилась трагическая история царственного отпрыска из Брауншвейгской фамилии.
     Мировича арестовали, долго допрашивали – сначала в Шлиссельбурге, потом в Петропавловской крепости, – причем следствием и допросами руководил Григорий Орлов, проявивший и здесь известную снисходительность и не позволивший применить пытку.
     Во время следствия Мирович вёл себя мужественно, полностью признал свою вину, утверждая, что он действовал один без сообщников, и что  солдаты, его подчинённые, были им введены в заблуждение, следовательно  их вины нет.
     Мирович  был приговорен к четвертованию по приговору Сената, но Екатерина П четвертование отменила, но всё же он был казнен 15 сентября 1764 года на Сытнинской площади.
     Его подчинённые понесли наказание ссылками рядовых и разжалованием в солдаты офицеров.
     В числе обстоятельств, побудивших Мировича к «бунту», считают и его озлобление против Екатерины П за неоднократный отказ в просьбе о возвращении потомственных имений. Дабы перебить негативное впечатление в обществе от свершившейся казни, Екатерина объявила народные гуляния…

* * *
…Сквозь  почву твёрдую мал-стебель               
Навстречу солнышку спешит;
И не удержат его цепи,
Господень свет всему целебен,-
И ветер не страшит свирепый,
И в тонком стебле жизнь бурлит…

Дитя приходит в мир подлунный-               
В душе сияет Божий свет.
А наш герой – и вовсе юный,
Младенец годовалый чудный;
Едва родившись,он уж узник,
Через века к нам вопиет.

…У них отняли Иоанна,-               
Где он? - не ведает семья.
К нему приставлена охрана,-
Дамоклов меч над мальчуганом:
Он узник тайный безымянный,
А над ребёнком кто судья?

Двенадцать лет жил в Холмогорах,               
Живых не слыша голоса.
Охранники - мерзавцев свора-
Лишь провоцируют на ссоры;
Так ежедневно, год который,
Живёт с надеждой на Творца.

Он заживо жил погребённым               
В огромном каменном мешке.
И в несчастливый час рождённый,
Теплом, любовью обделённый,
На голове с венцом терновым,-
Он чах там, в мрачном уголке.

Прикован цепью в каземате,               
Железной, к каменной трубе.
Не знает о рожденье братьев.
Истлело в клочья его платье.
Он не мечтал о бренной власти,-
Хотел бы жить в монастыре.

Злодейство строго охранялось,               
Но тайна вылетела в мир,               
Хоть императоры менялись,-
Судьба тяжёлой оставалась;
Запреты новые внедрялись -
Как прежде, узником он был.               

Чем страшен юноша печальный,               
Что двадцать лет сидит в тюрьме?
Указом грозным специальным
Предписан был исход летальный,
Когда бы кто, вполне реально,
Освободить его хотел.               

Себе твердят, что он безумен,-               
Диктует так официоз.
А он живёт в плену раздумий,
Немногословен и угрюм он               
Содержится в тюрьме без шума,-
За что? За что? Вот в чём вопрос… -               

Спрошу и я, совсем нескромно:               
«Зачем безумного стеречь»?
В мешке из камня, вечно тёмном,
Ему не ведом мир огромный.
Ещё, читатель, вам напомню:
Была невнятной его речь…

Хоть он и знал, что – император,-               
Но не претендовал на трон.
Он прожил жизнь в объятьях ада,-
Они в свет Божий есть преграда.
Ему бы монастырь – наградой,-
Ведь он достаточно умён.

Но кто судьбой повелевает               
Здесь, на земле, иль в небесах?
И кто надеждой нас питает?
И души наши очищает?
Кто на поступки нас толкает,
Когда  вершим их впопыхах?               

…Мирович, бедный подпоручик,               
Уже вошёл мечтами в раж,-
Ему блеснул надежды лучик:
Решил,- «нашёл он к счастью ключик»…
И он шагнул в песок зыбучий,
Судьбу чтоб взять на абордаж.

…Отец – сторонник был Мазепы,               
Петра тот в наглую предал;
Законы времени свирепы:
Семье не лёгкий выпал жребий –
Огня взамен – холодный пепел,
Имущество всё потерял…

Друзья ничем помочь не в силах.
Своих поместий не видать,-
Живёт он бедно и уныло,-
Судьбы и знаки, и посылы
В себе намеренья таили:
Их надо верно толковать…

Мечтал о выгодной  женитьбе;               
Иль в карты счастье попытать,-               
Но не удачны все попытки,
Надежды на удачу - зыбки,               
Но он не посторонний зритель,
Со стороны чтоб наблюдать.

…Им овладела мысль шальная:               
Он может высоко взлететь;
И, на запреты не взирая,
Считал, что цель его благая;
Нюансы многие, не зная,
Приблизил к Иоанну смерть.

Бездарен план и не продуман;               
Осуществиться не успев,               
Наделал только много шума,-
Шаг безнадёжен и безумен…
…А бедный узник тихо умер,
На небо Ангелом  взлетев…               

Продолжение следует: