С берендеевых болот возили торф,
Но теперь сгрузили шпалы в виде дров.
И осталась только насыпь средь болот,
По которой в монастырь идет народ.
И повсюду – в мелких ивах, камышах,
Слышен плеск и бултыханье лягушат.
Но воды не разглядишь – ищи с огнем.
Там погибельное место – даже днем.
Травы длинные в тумане полегли.
Спят, душою отделяясь от земли.
Пару раз по ивам слышу громкий стук:
Кто срубает надо мной тяжелый сук?
Поднимаю резко голову наверх –
Исчезает словно цапля или стерх.
Наблюдает из-за ивовых кустов.
Но светло еще: напасть он не готов.
А на водах светлой Трубежи-реки
Возгораются заката огоньки:
То русалки держат свечи и гуськом
Поднимаются из вод за лозняком.
Я скорей иду назад, почти бегу…
Протодьякону об этом – ни гу-гу.