Гилберт. Часть I. Шарлотта Бронте

Ольга Гротенгельм
Глава I. САД

Взошла над городом луна
И в сад тихонько заглянула.
Там за оградой – тишина:
Цветы, деревья – все заснуло.
То сад был Гилберта, и он
Там в одиночестве гулял,
Дневным бездельем утомлен,
Луны сиянье созерцал.

Был в сердце города тот сад,
Но там царил безлюдья сон,
Хотя домов соседних ряд
Стоял надежно с двух сторон.
Однако жизнь едва текла
За толщей стен особняков -
Как взмах небесного крыла
Для них течение веков.

Лишь раздавались из окна
Аккорды нежные рояля –
Там дамы, сидя у огня,
Осенний вечер коротали.
Смешенье звуков городских
Как океана гул вставало...
Тревожный сердца стук затих,
И на душе покойно стало.

Так Гилберт час в саду провел
И от прогулки не устал.
Пусть был осенний ветер зол,
Но он его не замечал.
Он жизни полон и здоров
И кровь его не остудить,
И в мысли он свои готов
Весь пыл фантазии вложить.

Он вспомнил давнюю любовь,
Иль то, что он так называл -
С души его сорвав покров,
Никто б любви там не сыскал.
Такие мысли не по нем,
Привык он жизнью дорожить
И слишком счастлив этим днем,
Чтоб в сердце прошлое впустить.
               
Но ночи нынешней покой
Бальзамом в душу просочился
И лунным светом, как рекой,
На свиток памяти пролился.
Одно лишь имя там сияет
И мысли он к нему простер,
И улыбаясь, повторяет
Одно лишь имя – ЭЛИНОР.
               
В его улыбке нет печали,
A тон так холодно беспечен,
И эгоизмом прозвучали
Его ликующие речи:
Любовь прекрасной Элинор
Мне сладко помнить и поныне,
Она мне снится до сих пор
У ног простертою рабыней.
               
Блаженством было сознавать,
Как нежно ею я любим,
Душевный трепет созерцать -
И быть к любви  ее глухим.
Потешив гордость, иногда
Я ласки ей свои дарил,
И пальцев жар ее тогда
Вернуть обратно снисходил.               

Она пыталась скрыть напрасно
То, чем ее светился взор,
Но над собой была не властна -
Таков Судьбы был приговор.
Я для нее был - идеал
И божество, но без сомненья
Тот нимб, что надо мной сиял,
Ее любви был отраженьем.               

В ней жажда жизни,красота
И свежесть юности пленяла,
Как будто неба высота
Меня от скверны очищала.
Как божество я снисходил,
Я принимал ее любовь,
И словно бог, я уходил,
И неприступным был я вновь.
               
И смысла не было взывать
Ко мне ни плачем, ни мольбой -
Не мог тех жалоб я слыхать
За неприступною стеной.
Она ж в любви своей слепой,
Была готова все простить,
И со спокойною душой
Я продолжал беспечно жить.
               
Но как в былые времена,
Посеять вновь бы я желал
Любовной муки семена,
Чтоб в сердце жар ее пылал.
Я помню блеск горячий глаз –
Один мой взгляд их зажигал -
Ах, если б все вернуть сейчас,
Чтоб свет любви ее сиял!               

Но где и как она жила,
Давно не знаю я о том.
Слыхал, в тоске меня ждала,
Потом ушла, оставив дом.
Грустить мне было недосуг –
Богатства я решил искать.
И ради старых клятв так, вдруг,
Не стал от цели отступать.

Я имя доброе не мог
Такому риску подвергать,
Я дорожил им, видит Бог –
Боюсь и нынче потерять.
Забота взгляд  его тревожит,
Он что-то хочет разгадать,
И мозг одна лишь мысль гложет -
Как узел тайный развязать.               

Плечом о ствол облокотясь,
Он призадумавшись стоял.
И лунный свет, с листвой сплетясь,
Его от мира заслонял.
Внезапной дрожью он объят -
И ствол в ответ затрепетал,
И через мирно спящий сад
Он к дому спешно  побежал.               

Дрожа, щеколду он поднял,
Встал на пороге недвижим,
Но пальцев трепет не сдержал,
И дверь захлопнулась пред ним.
Так чем же Гилберт наш встревожен?
То был всего лишь страшный сон,
И словно камень в воду брошен,
На дне души исчезнет он.