Часть III. ДОЛГОЖДАННЫЙ ДОМ
И снова бледный лик луны,
И дождь на небе собирался.
В тот день из дальней стороны
Домой наш Гилберт возвращался.
Минуло вот уж десять лет,
Богатства много он нажил.
И уважал его весь свет,
И он о прошлом позабыл.
Полночный час уже пробил,
Удар последний отзвучал,
Когда у цели Гилберт был
И в двери дома постучал.
Везде пустынно, тишина...
Он в нетерпенье вновь стучит.
За тучу спряталась луна,
А дом по-прежнему молчит.
На башне замер бой часов,
В соседних окнах мрак застыл,
Тяжелых туч навис покров -
Он в небе звезды погасил.
А дождь безжалостно хлестал,
И ветер плакал, словно зверь,
И тонкий плащ не защищал…
Он ждал, когда откроют дверь.
Вот в третий раз он постучал,
И, наконец, услышан был,
Он поступь чью-то угадал -
К дверям там кто-то поспешил.
Запор открыт, цепочки звон
Разбился об пол, точно лед…
Жену, детей ужели он
Сейчас к груди своей прижмет?
Рука, открыв дверной замок,
Свечой дорогу освещала.
Он видел, там, через порог,
Вся в белом, женщина стояла.
Вода с одежд ее текла,
Ручьями по полу струилась,
С волос вороньего крыла
Тихонько каплями сочилась.
Похоже, лишь она одна,
Держа свечу, его встречала,
Когда, безмолвно холодна,
Из темноты пред ним предстала.
Морской травой был оплетен,
Песок струил ее наряд,
И жизни был земной лишен
Ее глазниц ослепший взгляд.
Как полотно наш Гилберт стал,
Но крик сумел он удержать.
Всю силу воли он собрал -
Как можно дальше убежать.
Но призрак снова возникал
И ни на шаг не отходил,
И ужас Гилберта объял,
Про твердость духа он забыл.
И на колени Гилберт пал,
О снисхожденье он молил,
А призрак все не исчезал,
Никто на помощь не спешил.
Лишь сверху голос прозвучал,
И приговор небес гласил:
«Какую меру ей воздал,
Той меры ты и заслужил».
И мук его настал предел:
Он снова на ноги вскочил,
И словно дьявол им владел,
Наверх свой бег он устремил.
Он в спальню бывшую вбежал,
Где над кроватью меч висел
И со стены его сорвал –
В нем страшный замысел созрел.
Клинком по горлу он провел
Своей уверенной рукой -
И счеты с грешной жизнью свел,
Пролившись алою рекой.
Вот так бесславно кончил он,
Хоть умудренным мужем слыл.
Он эгоистом был рожден,
И блага жизни лишь ценил.