(начальная страница первого тома "Сестра-ангел, сестра-демон"
из романа "Миледи и все, все, все"...)
Скала с изящной аркой приглянулась Ветру:
искал пути вторжения с лица и тыла.
Не царственной, но яркой красотою светлой
она воображение его будила.
И сердце ретивое в нём не зря скакнуло.
Скала его заметила, но к гостю – холод.
Лишь лёгким дуновеньем овевал скалу он:
повсюду ни один фрагмент им не был сколот.
Скала внимала так, что ни игры, ни перла,
как будто не слыхала, не боясь разлуки.
Душевная струна в игривом Ветре пела
и нежным камертоном издавала звуки:
– С тобою самым слаженным споём дуэтом.
Тебе я посвящаю песни всей вселенной,
и будущее скажет нам: породу светом
и пылом воплощаем, чтоб была нетленной…
Величие Скалы, ой, как несносно стало
для Ветра шаловливого. Взять арку пылом!
Ухваткою шкодливой он почти все скалы
в себя влюбил: лавировал, летал кумиром.
Слабея год от года, Ветер неустанно
бодался со Скалой, ник и лобзал подошвы.
И даже обихода неприступной дамы
не мог он как поклонник не воспеть истошно.
Где гордая порода – красоты основа,
посмел бы кто взобраться на неё! Всё тщетно!
Скала прекрасна издавна – и враг густого
Тумана, как и братца – непоседы Ветра.
Усталый Ветер истово Скалу целует.
Она ему поддаться не спешит игриво:
– Ты лес до голых веток, как дурной цирюльник,
обрил, а лес до встречи жил, гордился гривой.
К чему тебе дар речи предо мною сонной!
Зачем тебе краса моя? Полёт и скачка
нужны тебе далече от меня – пой сольно!
Холодная я самая: от Ветра – спячка.
Тебе я не доверю даже мха под аркой!
Морскую ты Таверну облюбуй – из глины.
Будь с нею откровенным, ей носи подарки.
Ну, а во мне кровь – термин не для пилигрима.
Ответил остро Ветер: – Я в любви рад бою,
но вовсе не зловреден и прощу отказы.
Во всём я беззаветен лишь с одной тобою.
Казни меня за это и умру от казни…
То ветреник, то скромник в арии с надсадой,
дождинками увитый, увлечён полётом,
поёт одно поклонник: «Будь моей усладой»! –
и с горечью он видит: уговор бесплоден.
Она пред ним маячит гордою весталкой.
Окрестный мир огромен, но присох к ней Ветер.
Навеки очарован от и до весь аркой:
влюблённость, словно мальчик, на беду отведал…
. . .
…Спонтанно эта песня родилась,
гвардеец удалой пел вдохновенно.
На небе звёзды – что-то вроде глаз
сочувствующей юноше Вселенной.
И горестные тени на луне,
и скорбь ушедших туч – в такт песне зримей.
У путника печалью на уме –
любовь неразделённая к кузине.
Вышагивать он мог бы пару лье,
но город – лишь укол на Божьем шаре…
…Дозорные всплакнули в патруле,
что крался следом, пенью не мешая.
В ночь юноша настолько грустно пел,
что даже для собачьей дикой своры
неслыханно был жалостлив напев,
и уличные псы завыли хором.
Влюблённый Жан, в ударе от Моник,
исторг едва ли песню. Стон сердечный!
Он даже не запнулся ни на миг,
своим горд а капелла в лае встречном.
А прежде мямлил, запинаясь, он...
…Печаль определить бы на изгон!
О мире говорил, увы, не вечном,
заживший шрам, сроднившийся с виском…
…Будь шевалье на компромиссы скор,
он в полночь не взглянул на мир вдруг косо б:
«…Отзывчивость провинции – не вздор.
Потратить там все силы – верный способ!
Повсюду искушенья – как из нор!
А я и рад. Такая вот я особь.
Как только жизнь меня куда забросит,
чтоб брать меня страстями на измор,
со мной любая вдовушка добром спит.
Когда бы так и город был весь мой!
Увы! Меня Моник до срока гробит.
В мечтах я утонул давно весной,
реальность – не блеснула новизной.
Меня от неудач с Моник коробит!
Я ночи ждал с азартом, но… иной.
Провал в любви пойдёт мне в горький опыт.
Для нас, вояк, помеченных войной,
по славе – встреча, и по рожам – провод.
Мне норов спать не даст ревнивый мой», –
к депрессии своей нашёл Жан повод
и брёл, сам не обласкан и не понят,
но чувственной подхваченный волной…
(продолжение в главе "Коль дама недоступна и горда"
http://www.stihi.ru/2015/12/05/10078)