Пустота поселилась внутри гулкой черной дырой,
поглощая пространство и время. И солнечный свет.
И никак мне её не заполнить ничем. Нечем. Нет.
Нечем, некем. Никем и ничем! Только... болью порой,
тоже черной, как дикий лесной неприрученный зверь,
что приходит нежданно, голодный, клинками когтей
рассекая остывшее сердце на сотни частей,
умножает одну бесконечность на сотни потерь.
День за днём, ночь за ночью, и, кажется, тысячу лет
черный зверь заполняет собой пустоту, что в груди.
Но терзать ему нечего: сердца давно уже нет,
а я больше шептать не хочу ему в ночь:"Уходи..."
И, прирученный мной (за него я в ответе теперь),
спрятав острые когти, привычно свернувшись во мне,
гасит блеск алых глаз и, безмолвно рыча в тишине,
все растет и растет, не давая дышать, черный зверь.