Звенела тишины струна тугая –
ни окриков, ни топота погонь,
лишь на краю земли, не затухая,
пылал заката жертвенный огонь.
Тень на восток ползла сороконожкой,
темнело небо в белых валунах.
Переходила ночь дорогу чёрной кошкой –
блудницей хохотала вслед луна.
Спешил Иуда бесом подстрекаем,
и грех его с отчаяньем роднил –
в его душе раскаивался Каин.
Густою кроной нависал над ним
огромный сикомор, как птеродактиль.
До боли раздражали голоса,
рождённые безумием: – Пре-да-тель...
Тьма укрывала Гефсиманский сад.
Иуда брёл сквозь сумерки, не глядя,
дремучей безысходностью томим,
а под ногами путалось проклятье,
и ночь змеёй заглатывала мир.