А если прислушаться, эта штука уже почти не дрожит.
Была бы пища, и день без потерь пережит. А все иное в узел свяжи - миражи, дележи. Уймись, закройся и в сонной тени полежи.
Тогда и прислушайся, эта штука так ровно стучит, как будто покой твой придуман и нарочит.
А эта вещица практически не сбоит, когда все мирно, когда в порядке «свои».
И эта мышца, раньше питающая стихи, мечтала, чтоб смолкли бури, чтоб стали ветры тихи. От невезений отмахивалась рукой, не зная: кому он в радость, такой покой?
И он ли вечен, буйный шальной движок, чтоб сам себя в заветный момент возжёг одной свободой - тайно парить во сне и с журавлями крылами меряться в вышине.